В деревне русской снесена я
И высижена. Аллилуйя!
Ну что с того, что вся рябая?
По-женски вас и мир люблю - и
Свой уголок в просторном хлеве,
Родной насест – нежней перины –
Дщерь, выношенная во чреве
Не материнском, а курином!
А в день седьмой оно снесется –
Чудней диковин заграничных,
Дороже денег, ярче солнца –
Но станут бить его привычно!
И воскудахчу я во гневе,
И крылья в горести раскину –
Я, выношенная во чреве
Не материнском, а курином!
Но все пройдет. И знать не буду,
Что к варвару и ведьме старой,
Не верящим в земное чудо,
Мышь явится небесной карой.
Я успокоюсь, присмирев, и
Вселенский жребий не отрину –
Я, выношенная во чреве
Не материнском, а курином.
Судьбе покорна Божья птичка.
Забуду все, обиду скрою,
Снесу хозяевам яичко
Не золотое, а простое!
И луч сверкнет в землянском древе,
И воспоет меня Марина –
Дщерь, выношенную во чреве
Не материнском, а курином!
Небо – цвета линялой рубашки,
Променявшей коло’р голубой
На унылую грязь промокашки…
Но к полуночи над головой,
Проявляя покой и бесстрастность,
Неплохая сама по себе,
Наступила предельная ясность
В атмосфере и нашей судьбе.
И яснее бывает едва ли –
Без палатки, еды и костра,
Как бы мы бы с тобой ни старались,
Нам, увы, не дожить до утра.
Вот такая случилась досада!
Я подобных засад не встречал…
А термометр все падал и падал,
А морозец крепчал и крепчал.
Смысла нету в наличии денег -
Всюду горы – кричи не кричи.
Улетел мой рюкзак, как изменник,
Ну, а в нем и бивак, и харчи.
Ночь сосет опустевший желудок
И дрожит до поджилок душа…
А спускаться не менее суток
До ближайшего, стал-быть, коша.
Ты сказала: «Ап стенку убицца!
Есть идея, послушай-ка, Петь,
Надо нам хоть немного взбодриться!
А давай на прощание петь!».
И, цепляясь за самостраховку,
Растирая бесчувствие щек,
Мы тогда заскрипели «Каховку»,
«Варшавянку» и что-то еще,
Посвященное милым березкам,
Исторгая редеющий пар…
И я понял хладеющим мозгом,
Ну, не греет тот репертуар!
И сказал, погрязая в тумане:
«С-стоп машина! П-послушай-ка, Н-надь,
Этак мы до утра не дотянем.
Остается одно – танцевать!».
Были сборы в дорогу недолги
(эх, плеснуть бы под это в стакан!) -
Мы плясали на узенькой полке
Гопака, и жестокий канкан.
Ночь повесила в небе лампаду
Над ущельями призрачных рек,
Ну, а мы зарядили ламбаду,
Перешедшую в яростный брейк.
От чего мы, простите, спасались
И чего убоялись на миг?
До того мы там распоясались,
Что растаял ближайший ледник!
Ощущая энергию взрыва
И уже никуда не спеша,
Я любил тебя без перерыва,
В ритме танго, что пела душа!
Альпинист! Пожелаю как другу:
Отправляясь подальше куда,
Захвати на дорогу подругу,
И пропасть не сумеешь тогда!
подумал я недавно потому
что произвел не одного уродца
словесного а что сказать тому
кто человека повторить берется
единственного на правах Творца
при помощи пробирки и пипетки
как будто он серийная овца
делением воссозданный из клетки
Жми сюда
Олег Чухонцев
Черновики актируя и дни...
стихов овечкодольние стада
когда года к нелепой позе клонят
и строчки точно мухи о стекло нет
как мотыльки на свет летят туда
где самозарождается строка
не препинаясь ни единым знаком
за клоном клон судьбу поставив на кон
но не родится ничего пока
поэт и муза полчаса без света
сольются вместе двери затворив
в единый общий творческий порыв
казнить нельзя помиловать поэта
Не солнце встает – занимаем мы кресла чиновные,
Свои пьедесталы, которые выше побед.
Поступки свершить нам дано грандиозные, новые,
И здесь не до кур - ведь на это есть баба и дед.
Холопы и мыши прекрасное бьют, не жалеючи,
Такое, что может, не снилось во сне Фаберже.
Оно – наше всё (как забыть Александра Сергеича?)
Но даже в музеях, поди, не отыщешь уже.
А наша стезя – осудить, обсудить, разобраться и
Начать и углубить, пресечь клевету и обман.
Ах, денежки нам выделяют на дератизацию,
Но мы по старинке кладем их усердно в карман.
Да, мы ваше всё, ваши боги, суды и законщики.
И все ж иногда наплывает о чуде печаль:
Яиц миллион, всё простых – золотые закончились.
Хотя бы одно! Но не будет отныне, а жаль…
Что шеф – дерьмо, увы, не тайна.
К нему заходишь, как в клозет.
Но вечно ему нужен крайний…
Так и таскает в кабинет.
Что шеф – свинья, я знал и раньше,
Но тайну бережно храня,
Молчал, а он, говнюк, однажды,
Чихать вдруг вздумал на меня.
Я бюллетень не брал ни разу,
А тут соплями полон дом…
Со мной покончил шеф-зараза
Воздушно-капельным путем.
Кручу Фортуны колесо,
Тянусь с опаской к стопу.
Взглянуть хотелось бы в лицо,
Но почему-то попу
Она показывает мне.
Бесстыдница, блудница.
Однако я не в стороне,
Не прочь совокупиться.
Всажу, как следует, без злобы.
Крутись колёсиком, крутись.
Для удовольствия и что бы
Была в дальнейшем легче жизнь.
В продолжение темы, поднятой Сергеем Беседой в произведении "Всё дело в поясах" :
Снова огнями расцвечено небо,
В календари новый праздник введён:
Праздник тяжёлой, но славной победы -
Новой победы над гнётом времён.
Люди поют, улыбаются, пляшут.
Разом все стали жить вровень с Москвой.
Ведь на страну на бескрайнюю нашу
Пояс остался один часовой.
Грустно коровы Камчатки мычали
На языке на коровьем своём
То, что пастись им придётся ночами,
Спать же теперь исключительно днём.
Снова расцвечено небо салютом,
Снова ликует в хлам пьяный народ,
Снова шагаем мы новым маршрутом,
Где ж ты квакаешь счастье мое?
Дорогое зеленое чудо.
Я мечтаю с тобой быть вдвоем
И тебя обыскался повсюду.
Я три дюжины выпустил стрел
В дали дальние, коих не ведал.
Проложить путь к любимой хотел,
А итог – подстрелил трех медведей.
Обскакал на ретивом коне
Все болота я в царстве дремучем.
Но нигде ты не встретилась мне,
Только видел лишь гадов ползучих.
О заветном мечтаю я дне -
Жить с тобою в сердечном союзе.
Чтоб ты квакала ласково мне
И прыгучей была моей музой.
Ты мне голос свой звонкий подай,
Я услышу его в чаще леса.
И тебя отыщу так и знай,
Ты ж моя лягушачья принцесса.
Будем счастливы вместе с тобой,
Помешать нам никто не посмеет.
Коли надо, сдружусь и с Ягой
И яйцо отобью я Кощею!
*** Заглянул вчера к стихотворцу-стихотерпцу Толе Н.,
а он сидит дома и думает…
Прихожу… - «Здравствуй, Толя! Чего загрустил?
Что-то личность твоя похудела –
Не узнать сразу...».
Толя замялся: - «Прости,
Я всё думаю – ЧТО же мне ДЕЛАТЬ?
У меня – глюк в мозгах, вовсе памяти нет,
Должен долг отдавать, но …заело:
ЧТО – не помню – КОМУ, СКОЛЬКО должен монет?
ГДЕ – не помню – КОГДА… Что же делать?
…Я год рифму никак подобрать не могу:
Не гламуром – амуром – задело!
За туманом и запахом ехать в тайгу? -
Нет припева - нет денег…Что делать?
Видишь: выпали зубы – выть хочется, петь,
Столько мыслей в душе накипело,
Но зубов-то осталась всего одна треть!
Не открыть рот! – Что делать? Что делать?
Волос выпал весь: глянь! Красный нос - посинел!
А меня Маня видеть хотела –
В Интернете я был в переписке с ней смел…
А теперь: что мне делать? Что делать?!
Посмотри, как красива на фото она!!!
Правда, смотрит слегка отупело…
Нос кривой? Но зато бородавка – одна!
Губы – пухлые! – Милое дело!»…
- «Ладно, Толя – прощаю: должок невелик:
Тыща – мелочь! Гуляй дальше смело!
Ну, чего ты поник? Твой Час Пик – впереди,
Кто виновен? - Кто знает, что делать…
Фотке Маньки в инете - лет сорок, видать:
Вот, смотри, как оно пожелтело…
С «одноклассницей» будет в тайге благодать!
И не хнычь постоянно «что делать»!
Веселее, Толян! Зубы вставишь, старик –
Тренируй облысевшее тело!
Там в оффшорной тайге и не нужен парик,
А инстинкты подскажут, ЧТО ДЕЛАТЬ!»
* - нич/лич
** - Толян всё-таки уехал в тайгу по переписке
*** - рисуночек - свой
Мы не виделись с ним лет пятнадцать, а может, и двадцать.
Где носило его, о какие стучало борта?
Но осталась легко узнаваема эта черта –
Записная привычка его невпопад ухмыляться.
Он нашел меня сам, позвонил, сговорились о встрече
В недалеком кафе, у метро, на Восточном валу.
«Сколько лет, сколько зим!» – обнялись и присели к столу.
Заказали вино, затянули пространные речи.
А потом он сказал: «Но среди скукоты и пылищи,
И когда ни на что не хватает ни страсти, ни сил,
Выручает меня то, чему ты меня научил.
И за это тебе и поклон, и спасибо, дружище!
Выхожу я на двор, на простор, налегке, без рисовки,
Наплевав на ветра и сосущие душу дожди.
Чтобы вновь испытать шевеление счастья в груди,
Мне и надо всего – два часа, анорак и кроссовки».
Я ему говорю: «А ты помнишь, однажды на сборах
Я тебя наказал за нарушенный крепко режим,
Ну, а ты психанул на вполне адекватный нажим,
А потом написал про меня **ету на заборах?»
«Ты был просто сатрап!» - отвечает он несколько хмуро, -
«Ты меня не любил! Ну, а я это переживал!»
Я ему говорю: «Ты бы больше еще флиртовал
С тою Иркою рыжей, ну, просто клинической дурой!»
«Между прочим» - он мне, - «эта Ирка мне стала женою.
Правда, мы развелись. Только это уже через год...»
«Ну, и кто ты тогда? Не моральный ли, типа, урод?
И тогда для чего было спорить на сборах со мною?»
Ну, а он ухмыляется – вот ведь какая повадка!
Слово за слово, мы оказались от драки на шаг:
Я плеснул в него сок, он порвал мой любимый пиджак.
И расстались мы плохо, и стало мне грустно и гадко.
Наступила зима, снег унылую землю засыпал.
Он опять позвонил, словно дернул забытую нить:
«Знаешь, просто, за то, что учил меня правильно жить,
Захотелось сказать от души тебе, тренер, спасибо …»
С приходом полукруглой даты
Всегда немножко грустновато.
Конечно, это так, но всё же
Грустить, мне кажется, негоже,
Поскольку по сравненью с нею
Есть юбилеи погрустнее.
Я поздравляю Вас, Евгений!
Живите радостно, без бед.
Справляйте дни своих рождений
Друзьям на радость много лет!