Подвозил на днях мальчишку,
ехал тот искать работу,
я позволил себе лишку,
проявив о нём заботу.
Говорю - Иди на стройку,
улыбаясь сквозь усы, -
ты пацан похоже бойкий,
добавляю - и не ссы!
Он зарделся словно вишня,
как-то сник маленечко
и ответил еле слышно -
Я вообще-то девочка!
Старик Зигмунд Фрейд явно что-то напутал,
Про зонтик какой-то, и вазу про чью-то,
Умом видно тронулся дедушка малость:
Мол, ваза - влагалище? Зонтик, как фаллос?
Сравненья такие - вот повод для смеха,
Не всё ж в мире сводится к плотским утехам,
В подходе поверхностном есть упущенья:
Примером, духовное будет общенье,
Простая забота и братские чувства,
Общение музыкой или искусством,
Поэзия в каждом событии жизни,
Стремленье к свободе, служенье отчизне,
Людские деянья так многообразны,
Что Фрейда сравненья глупы и напрасны!
И хоть аргументы понятны мне сразу, -
Пойду-ка поставлю я зонтик свой в вазу...
Стоят на платформе и поезда ждут
Обычные, скромные люди…
Но поезда не было… 40 минут –
Давайте посмотрим, что будет:
- Румяный мужик, мастер спорта на вид,
В больнице не бывший ни разу,
С истошными криками «Я инвалид!
А ну, расступитесь, заразы!!!»
Рванулся вперед, по дороге свалив
Каких-то дедов бесполезных.
И вот он уселся и сладко храпит –
Умаялся, видно, болезный!
- А эта гранд-дама бальзаковских лет,
Что щедро духами облИлась,
Случайно узрев на сиденьи просвет,
Всем сердцем к нему устремилась!
И всё бы удачно сложиться могло,
Когда бы не фактор обидный –
Корма у гранд-дамы была ого-го,
Просвет же, увы, еле видный.
Но дама в советское время росла,
И трудность ее не пугала –
Подумавши лихо: «Была, не была!»,
Прицельно на граждан упала!
- А это - известный весьма персонаж,
Таких вы встречали немало,
Мне кажется, всё, не жалея, отдашь,
Чтоб рядом его не стояло!
Сказать, что он пьян – не сказать ничего,
И тётеньки с редким участием
Сажают под белые ручки его,
Жалея беднягу несчастного.
«Бедняга», не в силах забот оценить,
На тётенек страшно ругается…
И песню про «Мурку» проголосить
Фальшиво, но честно пытается.
- А это старушечка, божий цветок,
С усердием семечки щёлкая,
Под рёбра соседу ввинтив локоток,
Орудует шустро кошёлкою -
Старушка проснулась, внезапно поняв,
Что больно уж долго катается,
Вскочила, кошёлкою всех ободрав,
А двери уже закрываются…
Сказав на прощание всем напрямик
Слова, что оставлю за скобками,
Старушка рванула - и толстый мужик
В тандеме с ней вылетел пробкою!
- А вот затаился в углу элемент
С лицом близоруко-начитанным,
По виду - типичнейший интеллигент,
Приличный и очень воспитанный.
Он вас не толкнет "дипломатом" своим,
Он вежлив и предупредителен.
Местечко в углу с джентльменом таким
Покажется тихой обителью.
Но дамам, которым, согласно судьбе,
Вдруг выпадет эта оказия,
Придется с лихвой испытать на себе
Весь пыл пожилого проказника!
- Но явно не полон наш скромный отчёт -
И как апогей вакханалии,
На сцену выходит под занавес тот,
Кого мы ещё не представили:
Обычно, в углу затаившись, он спит,
Но лучше врача-ларинголога
От насморка быстро тебя исцелит,
А главное – очень недорого:
Действительно, разве цена велика
За столь эффективное средство -
Ну, может, сознанье отъедет слегка,
Не выдержав с бОмжем соседства…
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наверное, всё-таки я не права
И краски изрядно сгущаю,
Похоже, я к людям не очень добра
И слишком на них наезжаю…
Возможно. Но чтобы мой долгий рассказ
Своё получил подтверждение,
Сесть в поезд метро, опоздавший на час,
Попробуйте… Как ощущения?
Жену свою в роддом рожать отправил!
На радостях, что стану вскорь отцом,
Решил обмыть – достал, на стол поставил
Литрушку и селёдку с огурцом.
Позвал Коляна – это же друг детсва!
С ним отмечаем что-то через день.
Тем более, живёт он по соседству,
И он принёс на закусь нам пельмень.
Когда уже закончилась литрушка,
Достали восемь литров первача,
И так у нас продолжилась пирушка,
Что вышли покурить – аж, не мыча.
На улице свежо, а я в рубашке -
Естественно, я малость протрезвел,
И вспомнил – обещал жене Наташке
До выписки доделать пару дел.
Ну, мусор выкинуть – тут дело посложнее,
К тому ж идти с ним надо далеко,
А вот сменить на кухне батареи-
Я это запросто, я, так сказать – легко!
Откладывать не стал, хоть был я пьяным
Работу по замене батарей,
И, с верным дружбаном моим, Коляном
Мы начали ремонт наш поскорей.
Возник вопрос – А где взять газосварку?
Но всё решил Колян, мой лучший друг –
Принёс карбида, сунул ком в стиралку,
(В стиральную машинку от SAMSUNG.)
Горелкой приспособили конфорку,
На скотч конфорку к шлангу примотав.
(В азарте Колька высморкался в шторку,
Потом, пошел отлил в посудный шкаф.)
Ну, вроде всё, но есть еще проблема –
Горелка есть, но нужен кислород!
Икнул Колян с улыбкой Гуимплена,
И шланг второй, (их два), засунул в рот.
Тогда задумка Кольки мне открылась,
Где взять нам кислород я понял вмиг -
Внутри Коляна силища таилась,
Он, дунув в парус, может сдвинуть бриг!
Всё вроде бы О.К. Я чиркнул спичкой.
Тут пи@дануло так – я о@уел!
Летела батарея, словно птичка,
И я летел, и Колька-друг летел.
Причем, Колян летел как на ракете,
Точнее – он ракетою и был.
(Я ж говорил – он всех сильней на свете,
Но с пьяну - поменял он вектор сил!)
Колян в ту ночь на факеле умчался...
От Натки не сносить мне головы…
......
А утром НачГенШтаба отчитался
В успешном новом пуске БулавЫ.
Легкий иней на оконной раме.
Вновь пришла осенняя пора.
Тротуары выстланы коврами
И оттенков разных до хера.
Я простой поэт и пролетарий.
Я осенних отношений спец.
Снова приношу домой гербарий
Из разбитых девичьих сердец.
Я не поминаю осень всуе,
Из рябины пряча амулет.
И флиртую я напропалую,
Получая тот же флирт в ответ.
Но не все мне из душевных ларей,
Отольют желаний тех вина.
И тогда я приношу гербарий
Из отказов и "пошелтына".
Скоро снег укроет кокаином
Почву и шагающих по ней.
И под горьким и тоскливым сплином
Своей страсти распряжем коней...
А пока еще аллюр их резок.
Тяга к сексу, тверже чем корунд.
Из спонтанных, ярких эсэмэсок
Свой гербарий я переберу...
И по зову не замерзшей плоти,
С ветром мерзким наперегонки,
Я целую на автопилоте
Вишенок набухшие соски...
Маникюра жалят меня осы...
Я вдыхаю стоны на лету...
Снова из царапин и засосов
Я гербарий прячу под тахту...
Думаю пора все эти гонки,
В корне мне пресечь и отдохнуть.
Слава Богу, всюду плоскодонки...
Только, чу!!! Опять мелькнула грудь...
Не могу с собою я бороться...
Муж ревнивый??? Ладно, не робей!!!
Вот несу от мужа-рогоносца
Я гербарий в виде ****юлей....
Ужас пробирает до костей, -
И в ночИ такое не приснится:
От людей я слышал, что детей
Надо бы в ежовых рукавицах
Всем держать, чтоб в море бытия
Взрослым плыть они бы не мешали.
И, как наяву, представил я,
Что меня, пардон, освежевали.
Как теперь покой мне обрести?
Будущее мрачно и туманно…
Чтобы шкурку как-нибудь спасти,
Выйду я из дому утром рано.
Соберу в дорогу узелок
И в тумане утреннем исчезну…
Жизнь мою подмял жестокий рок,
Путь лежит в неведомую бездну…
…Ночью, в безопасности уже,
Буду петь медведю под гитару:
«…Сколько полегло, мой друг, ежей,
Чтобы рукавиц состряпать пару…»
Собрались как-то звери ввечеру,
Одни самцы, ну мужики, короче,
Чтоб, скажем, посмотреть в футбол игру,
И пива вместе выпить, между прочим.
Футбол случился нудный, по-нулям,
И чтобы скучно не было друзьям,
Они под пиво, и орешков кучу,
Решили выяснить, чья баба круче.
Медведь сказал – Моя, коль верить слухам,
Любому может дать, положим, в ухо.
Волк перебил:–Моя порвёт на части,
Стараюсь сильно не давать ей власти.
Лось прошептал: - Ребята, между нами,
Благодаря своей, хожу с рогами.
А Крот вздохнул: - Моя, ах, боже мой,
Всё пользуется тем, что я слепой.
Из-за неё, такая вот беда,
Зарплаты я не вижу никогда.
Бобёр сказал: -Да что тут говорить,
С любою самкой вместе трудно жить,
Жена тебе всегда отъест печёнку,
Ну а соседка-кошка, посмотри,
Имеет уже взрослого котёнка,
А весела, игрива, как девчонка,
И хороша снаружи и внутри.
Уверен, согласятся все вокруг,
Что кошка много лет нам верный друг.
Хотя она слегка другой породы,
Зато приветлива, всегда следит за модой,
И встретит радостно, и угостит прилично,
И песенки мурлычет преотлично.
МОРАЛЬ:
Вот так сварливую жену нередко,
Способна заменить приятная соседка.
У меня сегодня праздник,
Я оделся, как барон!
И жена на кухне разных
Блюд готовит миллион.
Убирает, чистит, гладит,-
Гости к нам прийти должны,
У меня сегодня праздник:
День рождения жены!
Такой суеты и столько наигранно скорбных лиц, город ещё не знал!
Хоронили одесского ростовщика. Это был как раз тот самый случай, когда
при жизни он - богатейший байстрюк был круглый сирота, и вдруг, не успев
отдать концы, обзавёлся многочисленной роднёй, которая хищным прайдом,
вопрошая, куда же ты от нас так рано?, и не получив ответа, куда он именно,
бойко семенила за катафалком.
Чуть позади от внезапно близких покойному шилобреев, шла несметная армия должников, не жалевшая мутных слёз от обуявшей их радостной утраты. Они заполняли собой не только Преображенскую, но и все примыкающие к ней улочки. Каждому нужно было лично убедиться в безвременности внезапного избавления от всех долговых обязательств. Они печально и понимающе переглядывались друг с другом.
- Ах, какое горе, какое горе. Ещё второго дня мы с ним... И вот, на тебе!
- А сколько ему было? Всего семьдесят три!
- Надо же! Совсем ещё молодой...
- Ему бы жить и жить...
- А от чего, не знаете?
Причину смерти не знал никто!
Даже врач, который делал вскрытие, долго что-то бормотал себе под крючковатый нос, с каплей на кончике, пожимал вопросительно плечами, недоумённо разводил в стороны руки, опять бубнил что-то невнятное, в конце концов, грязно выругался, громко выкрикнул "Сволочь!" и с яростью написал в заключении - Здоров!
Видимо, покойный почил из вредности, из презрения, так сказать, к окружающим. Что ж, при его то состоянии, он мог себе позволить подобный фортель.
Непродолжительное время процессия двигалась молча, но вот шедшие поодаль свиньёй музыканты, сменили боевой порядок и взяли катафалк в плотное каре.
Сёма Кацман бросил раскосый взгляд в толпу, приметил в первых рядах почти всё городское и даже слегка губернское начальство, с видом столичного маэстро поднял руки (в одной скрипка, в другой смычок), набрал в легкие воздуха и ...
Пока заносчивая группа щипковых, с примкнувшей к ней, со своим льстивым пиццикато, оравой смычковиков, втихаря пощипывала печальную тему, за всех приходилось отдуваться медной группе. Струнные же всех мастей, наряду с духовиками, презрительно посматривали на ударные, не без основания считая их бездарями, бездельниками и дармоедами. Те же, в ответ, понимая свою неполноценность, пристыжено постукивали и побрякивали тем, что было им роздано для проведения мероприятия. Однако, при всём антагонизме, разъедающем, не без труда сводный коллектив, музыкантам удавалось сохранять мелодию и размер произведения, чего нельзя было сказать о тембре звучания.
Прощальная тема длилась не долго. Сема, ощутив на себе любопытствующие взгляды сильных мира сего, решил сразить их наповал широтой репертуара и смелостью импровизациии дерзко увёл исполнителей в глубины еврейских традиционных мелодий в коих, впрочем, долго задерживаться не собирался. Лёгкий опереточный пассаж сменил настроение в партере. Многие даже стали слегка пританцовывать, но поймав на себе осуждающие взгляды, моментально принимали скорбный вид.
Неожиданно, из подворотни вывалился залетный и хмельной аккордеонист с чем-то загульно развесёлым, беспардонно внося деструктив в, уже полновесную концертную программу.
Такого диссонанса оркестр стерпеть не смог: в одно мгновение тромбон и альт подскочили к хаму, и в три, максимум восемь ударов ногами от каждой персоны, восстановили статус-кво.
После чего был довольно милый экскурс в молдавско-украинский фольклор. Кабацкие печальные мотивы и лёгкий шансон также не осталась в стороне, и всё это венчала самая махровая классика - она и явилась логическим возвращением к исходной, прощальной теме.
Из нирваны всех вывел, изрядно подшофе, кладбищенский сторож, когда объявил, что кладбище им тута не бордель и, что усопшим, тоже нужен отдых и покой и, вообще, оно, лежбище, скоро закрывается...
Постная наспех речь о достоинствах виновника торжества, и торопливое закидывание его землёй, чуть снизили градус общего настроения, но не настолько, чтобы расстраиваться по пустякам.
Расходились уже затемно. На душе была какая-то лёгкость.
В весеннем воздухе пахло акацией, любовью и жареной рыбой.
Мои соседи - чудесная пара, к тому же юмористы.
Своего первенца они «сообразили» прямо на школьном выпускном
вечере, с тех пор они вместе уже 20 лет. Примечательно, что до сих пор
им нескучно вместе и жить, и работать.
Маринка – симпатичная невысокая, худенькая егоза;
Вовка - привлекательный, в меру упитанный, с виду спокойный
трудяга.
Встречаю как-то Маринку, и вижу, что её прямо-таки распирает
нечто, чем она не может не поделиться. На банальный вопрос –
Как дела? Её понесло…
-Ой, неудобно рассказывать, и не рассказать не могу, ибо помру
со смеху в одиночку.
Короче.
Вовка целый месяц был в отъезде, каждый день звонил жене
по нескольку раз, и теперь летел домой, как натруженный шмель.
Маринка тем временем, устроила генеральную уборку и
большую стирку, помыла с моющим средством ковёр и
повесила его на трубу сушиться.
В этот же вечер они были приглашены на крестины.
Отказаться было неудобно, даже по причине усталости,
и Вовка, наскоро приведя себя в порядок, сразу попал «с корабля на бал».
Бал был свойский и никто не стеснялся ни выпивать,
ни закусывать, да ещё усталость сделала своё подлое дело. В общем,
концу вечера Вовчик так «натанцевался», что без помощи жены
идти домой не мог, потому как выписываемые им пируэты всё время
стремились принять горизонтальное направление.
Дома Маринке удалось довести тело до кровати, где оно сразу
приняло позу звезды, занимая ВСЁ свободное пространство.
По причине большой разницы в весе, ей так и не довелось подвинуть
мужа так, чтобы прилечь рядом и пришлось коротать ночь на детском
одеяле, расстеленном прямо на полу, ведь ковёр ещё не высох…
Утром Вова открыл свои не очень ясные очи и
растянул свою физиономию в блаженной улыбке:
-За-ая, как я вчера к тебе спешил! Я так соскучился,
ты себе не представляешь!- И, немного сомневаясь, добавил:
-А у нас с тобой вчера что-нибудь было?
Маринка, измученная, столь жестокими условиями для сна
раздраженно выпалила, сочиняя на ходу:
- Было-было, только сначала тебе было хорошо,
потом очень-очень плохо! И я всю ночь стирала бельё и
мыла ковёр! Вон, пойди, посмотри, позади дома всё висит, сохнет.
Вовка растерянно почесал свой затылок и оправдался:
-Дык, это меня на тебе и укачало………
Маринка вылетела из дома, как пробка из бутылки,
чтобы не взорваться от смеха, а Вовка помчался за ней утешать,
думая, что она плачет. А потом несколько дней ходил за ней,
как побитая собака, вымаливая прощение и исполняя все её
капризы.