светало за окном… а я в трусах
сидел за монитором пятый часик...
нас случай свел в инетных плоскостях,
под флагами цветков зеленых "асек"
не отвлекал часов настенных бой,
и храп за стенкой пьяного соседа....
вы симпатишны, я хорош собой-
ну чем не повод для ночной беседы.
полковник настоящий и герой,
вдохнувший дым сражений и баталий,
я был конкретен, как ни кто другой,
и смаковал в подробностях детали:
про дальний затянувшийся поход
по жизни, что так труден и печален -
я говорил, а вы открывши рот,
внимали и застенчиво молчали..
счастливым ли случится наш финал?
еще прикрыты в будущее двери…
ах, как я врал...самозабвенно врал
и в ложь свою по -детски свято верил)))
С высоты огромной кручи, черной молнии подобно, в море рухнула ворона,
оглошая местность криком.
Горе слышно в крике птицы - не снесла потери сыра и решила утопиться, сгинув с ловкостью баклана.
Потемнело море. Тучи грозно молнии метают, норовя попасть в лисицу, ту, что сыр жует поспешно.
Неизбежно наказанье.
Выпьем же за правосудье! Пусть оно восторжествует!
«…Она мощной волной набегала,
Я тонул, но об этом не знал
И дождался девятого вала
Айвазовского - бешеный вал!
С ней боролся как с водной стихией,,
Как подбитый корабль тонул:
Хоть дарил и цветы, и стихи ей,
Муза тихо тянула ко дну…
…Разноцветной волною подмяла:
Лучше сразу бы – на абордаж…
Я как парус поднял одеяло
И хотел в руки взять карандаш –
Написать о морских передрягах,
Как был взят Волк Морской на крючок,
Но Марина кричала у флага:
- «Пришвартуйся ко мне, морячок!..»
…Сон… Таран! И форштевень – на доски!
А корабль как птица летит -
Снился мне Ованес* Айвазовский:
Бой морской – ужасающий вид!
Три пробоины! Тут не до шторма!..
Чтоб спасти из пучины фрегат, -
А на мне капитанская форма, -
«Прыгать зА борт, - кричал, - всем подряд!
Я корабль последним покину!
Тех, кто выплывет – не обвинят…»
Вновь корабль подорвался на мине –
Павшей мачтой пришибло меня!..
Я в твоих очутился объятьях -
За бортом был тобою спасён…
На полу – как? - пытался понять я,
Очутился,… Окончился сон!?..
………………..
Она любит морские картины,
Айвазовского воду и стиль…
Музе - милой Марине - марины:
Я пишу - корабли, шторм и штиль…
Вместе с Музой у берега моря
Словно в сне мы встречаем прибой,
Айвазовскому мысленно втОря…
…Я же думаю: как быть с женой?!..»
* - Ованес – настоящее имя знаменитого живописца
** - картина - своя
*** - нич/лич
А от любовника в шкафу остались кости.
Зачем он, бедненький, припёрся к даме в гости?
И тела нет, одна парИт душа,
Старушка кости собирает неспеша,
И думает, куда бы их прибрать?
Лишь неудобно перед внуком под кровать
Свалить бы кости, только призрак не даёт,
Хотела скинуть в мусоропровод,
Так он вопил под ухом целый день,
Теперь сама бабулечка, как тень
Ни есть, ни пить - собралась помирать,
И вместе с призраком умчались под кровать....
Археологи до сих пор не пришли к единому мнению в датировке этого городища,
но по остаткам стен и кострищ несомненно можно отнести его к прошлому тысячелетию.
В посёлке городского типа с самоназванием Борщ Украинский
обитало племя аборигенов.
Вождь племени Шмат Сала -семантически произносится как пишется-
здоровенный детина был во всей красе с усами.
Однажды он изобрёл Горилку з Перцем.
Очень полезная и удобная, между прочим, штука. Её можно было менять, употреблять, разбавлять и взбалтывать.
Аборигены, разбив Горилку об голову, шли ею на таран и брали довольно-таки укреплённые сооружения. Крепость Горилки зависела от выдержки,
а выдержрать местные могли много.
Соседи слева, залезши на высокие горы, окружавшие столицу, говорили:
Хох! Ландия! Что, как всем известно, означает высокая (нем.) земля!
Хохландцы не обижались, а в свою очередь называли соседей Швабами* или Швабрами. Но это название прижилось только отчасти в южной части страны.
По центру Борщ граничил со Щами Великими.
Их прозывали Мозгали за любовь к соображаловке. Но, как обычно, звонкие звуки «з»и «г» со временем перешел в глухие. Другая версия, что их называли
Мошкали, так как на болотистых землях водилось много насекомых типа комар.
.
Соседом справа был Дурацкий Шайтан, подданные которого, соответственно, были при Дурке. Сестру Шайтана, кареглазую Персидскую княжну, Шмат умыкнул во время одного из набегов. Потом он, с проживавшими За Порогами подельниками, писал родственнику Письмо, хотел извиниться, но за недостатком берестяной, по-видимому, грамоты, бросил. Кстати, как обычно,
согласные сделали вид, что они глухие. Тот, кто справа, стал прозываться Султан. Гимном страны у них и посейчас остаётся Марш Турецкого.
Мошкали тянули объединяться , а Дурки напротив. Это была борьба в основном за главный торговый КоШёлковый путь из «ворюг на юг», как тогда говорили викинги, а это их передовые по тому времени орды, прямо через фиорды двигались из холодных своих морей к теплым рекам. Портрет одного из варягов, Олега, которого звали Рюрик, был прибит ко дверям турецкого Цареграда, потом его оттуда сняли на реставрацию.
Но самый опасный сосед находился в тылу. У него всего было больше. А, как известно, у кого больше, тот и Пан. Их так и называли: Пше проше Пана, сокращенно: Польша. Хотя бытует и другое мнение, что прозывались они ПолЩей, по территориальному признаку.
Границы, впрочем, были размыты. Время было неспокойное. То тут, то там возникали большие и малые междоусобицы и междусобойчики. Так, небезизвестный Остап, польский полковник, был одновременно запорожским казаком и турецкоподданным.
Все это описано и объехано было не раз на попутной тачанке известнейшим историографом Нестором М. из Гуляй Поля, летопись которого, а также позднейшие раскопки Трепловской** Культуры и позволили нам изложить дела давно минувших дней в хронологическом порядке.
*в начале XIX в. швабские переселенцы поселились на черноморском побережье Украины
**правильнее Трипольской (6 тыс. до н. э.).
Стоят на платформе и поезда ждут
Обычные, скромные люди…
Но поезда не было… 40 минут –
Давайте посмотрим, что будет:
- Румяный мужик, мастер спорта на вид,
В больнице не бывший ни разу,
С истошными криками «Я инвалид!
А ну, расступитесь, заразы!!!»
Рванулся вперед, по дороге свалив
Каких-то дедов бесполезных.
И вот он уселся и сладко храпит –
Умаялся, видно, болезный!
- А эта гранд-дама бальзаковских лет,
Что щедро духами облИлась,
Случайно узрев на сиденьи просвет,
Всем сердцем к нему устремилась!
И всё бы удачно сложиться могло,
Когда бы не фактор обидный –
Корма у гранд-дамы была ого-го,
Просвет же, увы, еле видный.
Но дама в советское время росла,
И трудность ее не пугала –
Подумавши лихо: «Была, не была!»,
Прицельно на граждан упала!
- А это - известный весьма персонаж,
Таких вы встречали немало,
Мне кажется, всё, не жалея, отдашь,
Чтоб рядом его не стояло!
Сказать, что он пьян – не сказать ничего,
И тётеньки с редким участием
Сажают под белые ручки его,
Жалея беднягу несчастного.
«Бедняга», не в силах забот оценить,
На тётенек страшно ругается…
И песню про «Мурку» проголосить
Фальшиво, но честно пытается.
- А это старушечка, божий цветок,
С усердием семечки щёлкая,
Под рёбра соседу ввинтив локоток,
Орудует шустро кошёлкою -
Старушка проснулась, внезапно поняв,
Что больно уж долго катается,
Вскочила, кошёлкою всех ободрав,
А двери уже закрываются…
Сказав на прощание всем напрямик
Слова, что оставлю за скобками,
Старушка рванула - и толстый мужик
В тандеме с ней вылетел пробкою!
- А вот затаился в углу элемент
С лицом близоруко-начитанным,
По виду - типичнейший интеллигент,
Приличный и очень воспитанный.
Он вас не толкнет "дипломатом" своим,
Он вежлив и предупредителен.
Местечко в углу с джентльменом таким
Покажется тихой обителью.
Но дамам, которым, согласно судьбе,
Вдруг выпадет эта оказия,
Придется с лихвой испытать на себе
Весь пыл пожилого проказника!
- Но явно не полон наш скромный отчёт -
И как апогей вакханалии,
На сцену выходит под занавес тот,
Кого мы ещё не представили:
Обычно, в углу затаившись, он спит,
Но лучше врача-ларинголога
От насморка быстро тебя исцелит,
А главное – очень недорого:
Действительно, разве цена велика
За столь эффективное средство -
Ну, может, сознанье отъедет слегка,
Не выдержав с бОмжем соседства…
- - - - - - - - - - - - - - - -
Наверное, всё-таки я не права
И краски изрядно сгущаю,
Похоже, я к людям не очень добра
И слишком на них наезжаю…
Возможно. Но чтобы мой долгий рассказ
Своё получил подтверждение,
Сесть в поезд метро, опоздавший на час,
Попробуйте… Как ощущения?
Было время, смотрел я телек,
Принимая от стресса пилюли,
С беспокойством в душе и теле,
Словно шило торчало в стуле.
***
Кто придумал, что мы дурачки,
Что, мол, варвары и невежды.
Я как зритель придумал очки,
Сквозь которые - все без одежды.
Исключительно ради прикола,
Посмотрел как при всём народе,
Королева встречала голая
Президента из Африки, вроде.
Рассмотреть чтобы суть в сериале,
Дал очки свои деду и внуку.
Оба так над трагедией ржали,
Что один из них даже пукнул.
А недавно иду по Манежной
И гаишника стал жалко.
У него из приличной одежды
Лишь свисток, алкометр и палка.
Без очков мы друг другу судьи,
А в очках очевидно для всякого:
Все мы грешного мира люди,
До смешного все одинаковы.
……………….Шумовой Валентине Григорьевне и всем тем,
……………….чье детство прошло в блокадном Ленинграде
Метроном чеканит время в доме мерзлом и пустом.
Чтобы ожила «буржуйка», поднимайся из постели.
А растопка занимает до двенадцати листов -
Есть у мебели манера разгораться еле-еле.
Скоро мама будет дома, только будет ли обед?
Но огонь – твоя забота, подогрей хотя бы чаю.
«Робинзон» - подарок папин в День рождения тебе -
С каждой новою растопкой все тончает и тончает.
Переварены «буржуйкой» до последнего листа
И Толстой, и Маяковский, и «Поваренная книга» -
Очень вредное изданье для пустого живота,
А особенно картинка, где со сливками клубника!
Образуется большое из деталей небольших.
Растепляется печурка, ты мороз одолеваешь!
Перед тем, как жечь страницы, перечитываешь их,
Словно чай из чашки в чашку навесу переливаешь.
И в тебя перетекают Робин Гуд и Робинзон,
И Ассоль – твоя подружка, и мечты ее о Грее.
А зима сорок второго – это только страшный сон,
И одна твоя надежда - пережить его скорее!
Только сон упорно длится. Убывает неба свет.
Снег на улице кружится, бьется в синее окошко.
Догорает детский стульчик. Что-то мамы долго нет…
А на месте «Робинзона» - лишь картонная обложка.