*** антиалкогольно-актуальные комментарии в стихах
к картине «Морские бродяги» (МОРСКИЕ БРОДЯГИ-2)
«Эй, моряк, ты слишком долго плавал…»
(из известной песни к к/ф)
1. В море
Пускай бушуют волны океана,
Пусть солнца луч меж туч - обман –
Бродяги приготовились к тарану -
И рулевой, и старый капитан.
Им не страшны любые передряги:
Они меняют произвольно курс –
Пропитанные дерзостью бродяги,
Которым нужен только ценный груз.
Морским узлом к штурвалу привязались,
Тоску стаканом рома подавив,
Они САМИХ СЕБЯ к СЕБЕ в плен взяли -
Не выкуп ждут, а ласки и любви!..
Запасы тают, рома нет в канистрах,
Молчит гитара – порвана струна,
Ход по прямой, пускай - не самый быстрый:
Полгода в море – ветер и волна!...
Зачем плывут – они не знают сами,
Таранить некого, спирт выпит, сдох компАс…
Истерзанные встречными ветрами,
Они вернулись, так как думали о нас!..
………………
2. На берегу
…Бродяг морских встречает порт гудками:
Из плена - в плен: к подругам на причал…
…Подруга ласковая нежными губами
Шепнула дома: - «Кэп, ты одичал!..
Мой кот, твои притуплены желанья:
Коснулся как медузы ты меня!
Морским, что ль, кошкам уделял вниманье?
Не просыхал на мостике ни дня?
Усы обвисли в океанской тряске?
Я теплоты не чувствую былой:
Не говоришь про ласковые глазки…
БРОСАЙ-КА ПИТЬ!!! Ведь ты от рома злой!
Что делал ты в притонах иностранных?!
Пил с одноглазым рулевым котом?
На! Пей Жень-шень, виагру с валерьяной!
И приставай с мурлыканьем потОм!...»
- «С секунды этой ПИТЬ БРОСАЮ!!! –
Вот подпись, корабельная печать,
Скупая капитанская слеза… Я –
Надеюсь, что смогу… не подкачать!..»
- «ЛЕКАРСТВО ПЕЙ – чтоб чувства не обвисли!
Дай помассирую когтями… по хребту!..»…
…Но капитан сказал подруге: - «Киса!
НЕ ВЫПЬЮ - ведь ЛЕКАРСТВО НА СПИРТУ!!!..»
* картина «Морские бродяги» - своя (холст, масло)
** - нич/лич
Континенты с океаном вразнобой
Образуют облака как отраженья.
Мы глядим на них до головокруженья,
А они до тошноты – на нас с тобой.
Их кудрявые, ажурные мозги
Неизвестно, что себе воображают,
Но предельно аккуратно отражают
Нас с тобою среди прочей мелюзги.
И до них не долетает воронье.
Их объять - так только глазом да умищем!
Это облако – дыхание мое,
А вон то – твое дыхание, дружище.
И бегут они всё мимо, мимо, мимо,
Но не мимо поэтической строки!
С их высокого маршрута - мы мелки,
В смысле, мелочны и малоразличимы.
И прогнозов синоптических опричь,
Продвигаются они высокомерно.
Их движение вполне закономерно,
Только мне законов этих не постичь.
Не понять их, как холодного огня,
Поглощенного прозрачным минералом.
И каким же оконтУрить интегралом
То, что раньше было толикой меня?
А когда в иссиня-пепельных тонах
Разверзаются заоблачные хляби,
Как сказал один поэтище неслабый,
Я и сам похож на облако в штанах.
Этот образ сообразен не вполне!
Но стою я, переполнен синевою,
Что составлена водою дождевою,
Возвратившейся от облака ко мне…
"Какой был повод?" - ты спросила строго,
Окинув снизу вверх мою фигуру.
А я подумал, стоя у порога:
"За что я полюбил такую дуру?"
Какой был повод! Первый - матч, конечно,
Аршавин гол забил. И это - круто!
Второй - соседка посмотрела нежно,
И... к щечке приложилась в это утро.
Был третий повод - солнце встало, все же!
А чем не повод? Радость! Жизнь в разгаре!
Я ж говорю: был повод! (Рраз - по роже!
И ррраз! Добавила... По пьяной харе...)
Два раза...Перебор - я знаю точно!
Чего-то я слажал, родная, видно?..
Не ночевал уже четыре ночи?!
И только из-за этого - обидно?
Теперь развод? И чемоданы к маме
Успела увезти? (И ведь не лень ей!)
А если я вот так прижмусь губами?
А если упаду к твоим коленям?
А если я тебе пообещаю,
Что никогда, нигде, ни с кем не буду?
Что? Чемоданы в комнате? Прощаю?..
Глупышка...Взрослая...А верит в чудо!
Серегу Суховеева знаешь? Ну да, этот самый, из отдела снабжения. Так вот, всего три дня его не было дома. Ну, завис в одном месте, у одинокой и безотказной. На работе сказал, что заболел, дома заявил, что в командировку уехал. Да в такую дыру, что сигнал до его мобильника не будет доходить, так что лучше ему не звонить.
А завис, дурак, недалеко от своего дома. И дважды дурак, что на исходе третьего дня сам пошел в магазин – выпить там еще взять, закусить. Подружка отказалась идти, сказала, что она на дедовщину не подписывалась. А только на бабовщину.
Ну, Серега уже все взял, и когда расплачивался, надо же такому случиться – в магазин тот пришла его дочь, восьмиклассница Томка. Хлеб у них с мамкой дома кончился. Раньше всегда Суховеев, когда шел с работы, прикупал хлеб. А тут семейство его весь хлеб подъело, а Суховеева нет – он же в командировке. Вот жена Суховеева и снарядила дочь за хлебом.
А Серега сей момент из виду упустил – ведь никто же в этот магазин из его семейства за хлебом никогда не ходил, кроме него самого. И потому был он одет в тапки на босу ногу и в одной рубашке навыпуск. Не, штаны-то на нем, слава Богу, тоже были. Но плаща не было. И шляпы. И галстука. И туфлей. А тапки. И рубашка поверх штанов.
В общем, совсем до неприличия по-домашнему был одет Серега Суховеев. Как будто только на пять минут выскочил из дома. Да так оно и было. Вот только не из своего дома выскочил Суховеев, а из дома своей симпатичной знакомой, всего за два дома от своего дома.
Ну, дочурка Томка его, конечно, увидела. И обрадовалась, и удивилась – все вместе.
- Папка! – кричит. – Ты уже приехал? И сам решил хлеба купить? Молодец! Вот только почему ты раздетый? Вернее, одетый, но не совсем? А, папка?
Серега видит – влип. И хоть дурак дураком, а все же попытался выкрутиться.
- Ты, - говорит, - кто, девочка? И я кто? И чего я тут делаю?
В общем, амнезию стал изображать. А Томка – она девочка умная, даром, что ли, от телевизора не отлипает все свое свободное время. Всяких передач там насмотрелась, в том числе про этих бедных мужиков, которых находят без памяти в разных удаленных от собственного местожительства адресах. Обрадовалась:
- Папка, так у тебя амнезия? Отпад! В школе расскажу - никто же не поверит! Ничего, я на телевидение позвоню, тебя по ящику покажут, и все сразу догонят, какой ты у меня знаменитый, поскольку ни фига не помнишь. Ты и правда ни фига не помнишь?
- Девочка, я тебя не знаю, - уныло подтвердил Суховеев, подтягивая сползающие штаны – так похудел за три напряженных дня. – И кто я сам, тоже не знаю. Ты иди, девочка. И я пойду, куда глаза глядят. Может, вспомню чего.
- Куда это ты пойдешь? – вцепилась Томка в рукав отцовской рубашки. – Пошли домой. Мы тут недалеко живем. Мамку увидишь – все вспомнишь. Она у нас такая. Хотя нет, сразу не вспоминай. Я сначала телевизионщиков вызову, пусть у тебя интервью возьмут. Только обязательно скажешь, что это я тебя нашла, чтобы они и меня сняли. Пусть Ксюха Барбариго лопнет от зависти!
И как ни упирался Серега, Томка все-таки притащила его домой. Ну не калечить же ему было собственную дочь, хотя он отчаянно делал вид, что не узнает ее. Да и народ на них с интересом оборачивался, в том числе один милиционер. Так вот Серега после трех дней зависания у симпатичной знакомой совсем неожиданно для себя оказался перед ясными и грозными очами своей супружницы. Которую он тут же признал за незнакомую и снова, как давеча в магазине, завел свою шарманку: «Кто вы, женщина? А кто я? И что я тут делаю?» В общем, решил стоять на своем до конца – авось пронесет.
Да куда там! Серегина жена Лизавета, как только глянула на его «прикид», на пакет в руке с шампанским и коньяком с закусью, все сходу поняла.
- Ты – козел блудливый! – закричала она. – А я твоя вдова!
Да как даст Сереге скалкой по башке. И откуда они у них только берутся, причем в самое нужное для них время? И все, Серега в отключке. Что с ним дальше, говоришь? А то – в «дурке» он сейчас, потому как ничего не помнит и никого не узнает. Амнезия у него. Как он и хотел…
он говорил ей – учи матчасть
а она читала аготу кристоф
и когда он начинал на нее кричать
то она надевала на голову решето
он не понимал в чем разница между ге
и юоном а она проводила грань
он жалел ее и гладил по голой ноге
присаживаясь к ней на скрипучий диван
прикладываясь к ней под костистый бок
приникая к ней шершавой щекой
и он пел ей песенку кайли миноуг
как дикую розу унесло рекой
но она любила милен фармер
и смотрела бергмана по ночам
ну а после бросив оливку в вермут
садилась нахрен учить матчасть
Я ищу точку Джи
Хоть она мне сто лет ни упала!
Это баба блажит:
Мужа рОдного в койке ей мало.
И теперь по ночам
Словно нанятый в поисках маюсь.
Сбросил семь килограмм
И хронически не высыпаюсь!
С фонарём залезал
Прям туда… Даже вспомнить, блин, стыдно!
Проглядел все глаза:
Ни-фига там в натуре не видно!
Меня штырит и прёт,
В рот не лезет ни пиво, ни пища!
Вот подам на развод.
Пусть другой точку Джи в ней поищет.
Кот мяукает раскатисто,
Если нужно, пасть порвет,
Возле моря каракатица
Собирает вервие,
Чтоб сплести для деток сеточку,
Не авоську, чудо-сеть,
Подходите, малолеточки,
Есть на что тут посмотреть:
Каракатица зеленая
Приглашает в мир иной,
Треплет кожу запыленную
Ктулху добрый и смешной.
В глазки тыкве вставив свечечки,
Гладь по черепу скелет,
Как тебе заманка вечная
Тьмы непуганной, мой свет?
Как-то поздно вечером, мама (с виду умная)
Отправляет к бабушке, дочку с пирогом.
Что же, делать нечего, знать судьба угрюмая
Криво улыбается, скаля зубы ртом.
Раздвигая ручками заросли дремучие,
Освещая свечкою свой тернистый путь;
Звуками могучими (видно её пучило)
Норовила, девочка нечисть отпугнуть.
Вдруг, глазами зыркая, как луна бесстыжая,
И питая, видимо, зверский аппетит,
Век уже не стрижена словно бестия рыжая,
Выбегает бабушка и волком рычит;
Одичала, бедная, в чаще без внимания,
Проглотила тут же внучку с пирогом.
Относитесь деточки к старшим с пониманием,
Что бы не кусали вас бабушки потом.
Диктует голос в ухо грозно
И шепчет прям амбициозно
-Вот так-то слушаешь ты музу,
Уйду я лучше к карапузу.
Он всё запишет по-порядку,
И даже занесёт в тетрадку.
С тобою мыслью поделилась,
Ты от нее взяла и спилась.
Нет хуже пьяной графоманки,
Пойду к мужьям менять портянки.
И средь портянок обнаружу
Поэта огненного в стужу,
Вот поделюсь я с ним новинкой,
А ты сиди надутой свинкой,
Уж коли изменила муза
Пойди и с горя съешь арбуза.
Не хочешь быть поэтом? Точка.
Ни продиктую я ни строчки.
Сиди и кушай свой арбуз,
Ко мне спешит на встречу муз.
Мы с ним раскрутим поэтессу,
И пусть напишет быстро пьесу,
Где в главной роли старичок
Поймал старушку на крючок,
А может золотую рыбку,
Ох не наделать бы ошибки,
И точно знать, к кому лететь.
-Всю пьесу пишет пусть медведь.-
:)
Все перемрем мы понемногу, когда-нибудь и как-нибудь,
Презреньем к смертушке убогой готовы многие блеснуть.
Кто по шоссе летит вполпьяна, себя и ближних не щадя,
Кто в вену торкает бояны под перекрестный стук дождя,
Иной, еще совсем мальчишка, без подготовки, кое-как
Идет в бандиты, раз умишком смог дорасти до плотских благ.
Один утонет в море Красном, другой в окно от горя - шасть.
А производство – безопасно? А власть? Кому на пользу власть…
И гаснут люди на работе от надоедливых бумаг…
Так что выходит, мы не против, считать что жизнь – первейший враг?
Что эта жизнь… Приводит к краю.
Ведь все от жизни умирают.