Легкий ветерок приносил неповторимые запахи океана. Небольшие волны слегка покачивали эскадренный миноносец «Неспокойный», ошвартованный к пирсу порта Камранг. В унисон ему, покачивались, ошвартованные к другой стороне пирса, вьетнамские сторожевые корабли.
На ходовом мостике принимали солнечные ванны оба командира «Неспокойного» - два Бориса. Не удивляйтесь этому. Один командир был штатный, а другой – дублер, проходивший стажировку перед поступлением в Академию Советской Армии.
Припекало.
В тени борта «Неспокойного», свесив ноги с пирса, ловили рыбу вьетнамские моряки. Это мероприятие проходило у них весьма шумно, их галдеж допекал Бориса – штатного, и, абсолютно, не волновал Бориса – дублера, все мысли которого были уже в кабинете Начальника академии на собеседовании.
- Слушай, Боря. Спустись на пирс и прикажи патрульным убрать вьетнамцев от нашего борта. Они хоть и друзья, но, черт его знает – что они могут учудить… обстановка-то – боевая! – просит «штатный» «дублера».
Боря – «дудл хоум», как он сам себя называет, кряхтя, спускается с мостика на палубу эсминца, подпрыгивая (палуба-то горячая от солнца) несется по ней к трапу.
- Хоть бы палубу поливали водой, - кричит он на вахтенных, - совсем от жары обленились, так и поджаритесь! С кем домой пойдем?!
Борис – «дудл хоум» подзывает к себе начальника патруля и, с чувством, приобретенным на горячей палубе, начинает «разнос»:
- Лейтенант! Вы где несете свою службу?
Патрульные матросы отбежали на дальний конец причала, дабы уберечь себя от «разноса», учиненного «командиром в кавычках», как они его за глаза называли.
Лейтенант стоял вытянувшись в струнку. По его лицу и спине лил пот, который стекал по молодому телу как водопад.
- Страна, в которой Вы, лейтенант, в настоящее время имеете счастье нести службу, длительное время пребывала в состоянии войны с Североамериканскими Соединенными Штатами и, черт его знает, с кем еще. Вы, едрр-рр-енна, вошь, понимаете – что это значит?
Лейтенант начинает впадать в прострацию – то ли от жары и все разъедающего, хуже ржавчины, пота, то ли от получаемого урока истории и все сокрушающей дисциплины.
- Это значит, товарищ лейтенант, что сопредельные матросы хоть и друзья, но береженого - Бог бережет. Мало ли, что у них в голове. Мало ли, что они могут подсунуть под борт нашего с Вами корабля…
Он лезет в карман своих шортов и… достает оттуда кусок мела. Затем наклоняется и рисует на пирсе меловую линию:
- За эту линию соседей не допускать! Считайте, что это граница!
«Дудл хоум» поворачивается и, напевая – «…часовым ты поставлен у во-рот…», направляется к согретому солнцем ходовому мостику, он щурится от падающих на его озаренное счастьем, от выполненного задания, лицо лучей белого светила.
Лейтенант – начальник патруля присаживается на швартовную тумбу в тени борта эсминца – ему плохо, ему хочется домой в Сибирь, где снег белее, чем вьетнамское и африканское солнце вместе взятые, где текут Енисей и Ангара, а не эта вонючая желто-водная речка со странным названием Меконг...
Следующим утром у трапа корабля останавливается автомашина советского консула. Он взбегает на борт, на лице тигриное выражение – он готов всю команду этого железного «ящика с пушками» сожрать вместе с костями:
- Вы что себе позволяете! – кричит он на обоих командиров, - Нате! Читайте! – и протягивает им какую-то бумагу.
Это была нота Вьетнама Советскому Союзу – зачем, мол, кусок территории отрезали от суверенного государства.
- Как отрезали? – хором возмутились с удивлением оба Бориса.
- А Вы поглядите на пирс, потомки Ушакова. Это Вам не остров Корфу, а дружественная нам страна! – далее шла не совсем дипломатическая речь нашего консула.
Картина, представшая перед взорами командиров и остальным корабельным «генералитетом», поразила их параличом с немотой – вдоль пирса, там, где Борис - «дудл хоум» мелом обозначил так называемую «границу», яркой красной краской была обозначена натуральная граница. С одной стороны линии сияла надпись «СССР», а с другой стороны сверкало «СРВ»...
- Что делать будем? Они требуют сатисфакции, – продолжил консул, уже сидя в командирской каюте и держа в руке стакан с коньяком. Ой, оговорился... стакан с "адмиральским чаем"...
- Что делать? Что делать? Я рисовал, мне и отвечать, – выдавил из себя «дудл хоум», чокаясь "заваркой" с консулом...
Его отправили в Союз на танкере. Двери Академии Советской Армии для Бориса-"дудл хоум" окрылись только через год, когда вся эта история позабылась, и превратилась в анекдот. Красная линия, нарисованная каким-то матросом вдоль пирса, мы потом смотрели на карте, делила порт Камранг ровно на две части и отрезала от страны неплохой и довольно-таки удобный, с точки зрения стратегии и тактики, кусок земли.
Не надо мне сто грамм, скажу я Вам
Для храбрости, а без прилюдий долгих
Налейте лучше спирта килограмм*
И буду я готов уже на подвиг
* в бытность мою начальником отдела снабжения Владивостокского гос. мед. института, (1980-81 г.) спирт получали (и отпускали на кафедры) в килограммах. С 1995г. мерой стал декалитр.
Хотела смешное написать, но вот поди ж ты...))))))
21 января, 21-й год, 21-й век, 21.00 час.
Проспишь – беда невелика,
Забудешь – тоже не проблема,
Но День Глобального Очка –
Совсем особенная тема!
Январь с сугробом набекрень
Сюрпризов нам сулил немало,
Но нынче двадцать первый день,
И год, и век – ну, всё совпало!
Знак к чести, или же к стыду,
Нам игнорировать негоже.
Двенадцать дней таких в году,
А повод всё один и тот же.
Да! Ежемесячно «очко»
Вновь испытает твердолоба,
И смысл понять вполне легко:
Борцам – успех, холопам – жопа.
Плутать во тьме, пытать судьбу,
И сомневаться в дне и часе…
У вас, чтоб выйти на тропу,
Двенадцать месяцев в запасе.
Двенадцать раз коснётся нас
Вселенский знак, подобный шифру.
Не упустите этот шанс,
Не прозевайте эту цифру!
Ведь где-то очень высоко,
Пока стишок я вам… струячу,
Вершит Глобальное Очко
Свою сакральную задачу.
День двадцать первый – воли стяг.
Год двадцать первый – судьбы схожи.
Век двадцать первый… друг и враг…
Дай выбраться из передряг,
Дай людям разума о, Боже!
P.S.
Лишь только знак велел впотьмах
Расслабить ум, расслабить тело,
«Очко» возникло… на часах!
Ну, значит, вовремя успела!
Вот так поэт обременён,
В награду, или в наказанье,
Остаться в памяти времён,
Или исчезнуть. Без признанья.
Что томит, одолевает,
Пробирает до костей?
Человек заболевает
Без хороших новостей.
Год расшаркался ретиво
И стоит, как истукан.
Дай, мерзавец, позитива
Пару капель на стакан!
Мадам, угомонис! С утрей уже не можу...
И слышать ни хачю назойливый припев!
Во клинит лопотать ф слезах адно и то же,
Нарватца норовя на наш сьвященый гнев!
Каторый рас падряд Вы ф папильётках гриву
Внесли в мой кабинет, лепечя фсяку муть?
Так вынесьти наш моск аж до Тананариву!
Ну как иво типерь, заблутшево, вернуть?
К чему ж апять базар? К чему пробили склянки?
Возжаждалос душе скандалов бес границ?
Пашли б Вы... В будуар! Фсосали б валерьянки...
Коль нерьвы Вашы мруть ат скрипа половиц...
Пад кажный Новый Год несёть Вас здуру, Катя,
Адну и ту же тень разьвесить на плетень!
Абои, блин, не в масть... Павыцьвели... Не катять!
Дак аньтиквариат... Висять на чорный день...
Сам маслом крыл газет... Ручьная росьпись, ёптыть!
Русалки... Лебедя... Ну чем не Ерьмитаж?
Дак ф плоскосьти ж сьтены! Проходу ж Вам не портять...
Апять жы ш, фсе ф трусах... Какой тут епатаж?
На кухне нехде, виш, верьтеть роскошным задом!
А я, штоль, винават? Тут чьих, Мадам, грешкоф?
Адной лиш Вам суметь так выстроить парадом
Нищётный сонм кастрюль, да фсячецкых горшков!
А еньти сундуки - мир праху бабок Вашых?
Прилеч низя ф сенях! А хрен папробуй тронь...
Вздохнуть ей мочи нет... Пайди, вздохни у Дашы!
Там Васька фсё пропил... Асталас тока вонь...
Хоть сэру не к лицу метнуть в фэйс леди тапок,
Дак чем ишо, ма шэр, ф серцах аблехчить груть?
Ить выкинуть к сьвиньям адних лиш Вашых тряпок,
И молью жратых шуб - дак будить хде вздохнуть...
Дождётися, ага! Достанете урода...
Прастору Вам, мой друк? Ну чо ж, вапросов нет...
На доски разьберу три Вашынскых комода!
Ничо ж, блин, матерьял на дачьный туалет...
Ващё фсё паснесу! Штоп было, как в Епони!
Дак умный ж там жывёть, хоть жолт и ускоглаз...
Лиш икибан в дому, аднех татамей кроме...
И щясливы фпалне... Без ноючих зараз!
***
Вот и сиди с такой, решай прамблему фарта...
В атьветьстьвеный мамент присьпичило зудить!
Када не вьеду я, какова хера карта
Надысь нам ф префераньс изьволила не йтить...
Колись пока дееспособный,
Иначе сделаем мы вжик,
Под пытками сломаем рёбра
И пустим в тазик на шашлык.
Шутить с тобой никто не будет,
Тащи - ка ослик острый нож
Тазы и чистую посуду
И пару стареньких галош.
На холодец отрежем ноги
И будет бомба, не кабан,
Молись пятак свиному богу
И храбрым быть уж перестань.
Нам завещал великий фюрер,
Без сожаления в расход
Пускать любую клиентуру,
Кто спрячет от медведя мёд.
По мотивам стихотворения "Женщины". Алексей Мандельштам
Любить Вас, женщины, невыносимо стало –
Свободны, своенравны, но глупы.
Ведь у одних застряло жало,
А у других торчат везде шипы...
О, женщины - глупейшие созданья,
Которых смастерил от скуки бог! -
Сказал поэт, и лучше оправданья
Своей непрухе выдумать не мог.
У женщин нет души - сплошные нервы,
В стихах не разбираются они,
Порочны и полны ужасной скверны
С любой их эпатажной стороны.
Они, как кошки, очень своенравны,
Для них мужчина - лакомый кусок!
Капканы расставляют они славно,
Прельщает их набитый кошелек.
Одни проклятья расточают с жала,
Другие свои колкие шипы,
В постели лучше б тихо возлежали
И слушали бы гения стихи.
А у поэта ценности другие,
Кривлянье женщин не приемлет он.
Характеры, манеры их шальные
Терпеть пииту дома - не резон!..
Мне довелось тут прочитать,
Насколько правда, я не знаю,
Что люди могут так бухать,
Что с их профессией связать
Их вид труда не составляет.
Я с детства сплетен не любил,
И голословных обвинений.
Проверить слухи я решил,
Взял отпуск, водки прикупил,
Чтоб больше не было сомнений.
С утра я начал по одной,
Достав на закусь карамельку,
И испытав вкус внеземной,
Я «в лоскуты» был, как портной,
А к ночи как сапожник – «в стельку».
Не смог друзья скажу я вам,
Нажраться как доярка – «в сиську»,
Но с пива с водкой пополам,
Я всё же, как старьёвщик – «в хлам»
Впал с этой смеси без изыску.
Позволил я себе каприз –
Мешал коктейли в понедельник.
И вот представь себе сюрприз -
Допил «до положенья риз»,
Как поп в Рождественский сочельник.
Так плохо не было давно
С «Портвейна» трёхлитровой банки,
Но если водку лить в вино…
Я как сантехник был – «в гавно»,
А утром, как шофёр – «в баранку».
Под вечер в среду с коньяку,
Который пил с вином на пробу,
Я как извозчик был – «в дугу»,
А ночью с водки по глотку
К утру был как проктолог – «в жопу»
Днём пил «в дымину», как печник,
Аж не держалась голова,
А в темноте включив ночник
Внезапно тайну я постиг,
Как дровосеки пьют – «в дрова».
Я сроду стёкол не вставлял,
Не знал как к ним и подступиться,
Но вот вискарь с вином смешал,
И как стекольщик я узнал,
Как это – «вдребезги» напиться.
Взяв к водке пива посвежей,
Смешал как опытный технолог,
И как, не помню хоть убей,
Я смог напиться «до соплей»,
Как доктор – отоларинголог.
Потом уже устав глотать,
Я натянул на виски соску,
И через час я смог узнать,
А если вспомню рассказать,
Как пьёт знакомый плотник – « в доску».
Ну что скажу я вам друзья,
Пришёл я к выводу такому
С утра до крана доползя,
Работать мне вообще нельзя,
Никем из них мне по-любому.
В.В.П. 13.01.2021
ты вышел из дому красивый,
но прилетел в лицо снежок
теперь висит под глазом сизый
мешок
***
не по сезону одежонка
замерзли руки и лицо
в штанах постукивает звонко
яйцо
***
варфоломей гульванил лихо
палёнкой затуманил мозг
а печень умирала тихо
цирроз
***
валерий был вчера в ударе
пил водку, дрался, бил понты
пока его не повязали
менты
*****
димону пяткой дали в ухо
свернули торс в бараний рог
такой случился в групповухе
итог
Свиданье – маленькая жизнь,
Не состоялось снова!
- На башне старые часы,
Пробили полшестого… (с)Бодрописец
******
Односторонней полосы
Достиг наш скорбный путь,
Жизнь не песочные часы,
Чтоб взять, да повернуть...
Со двора пришёл домой
Сын в грязи по уши.
Где нашёл он грязь зимой,
Чтобы стать как Хрюша?
Мама смотрит на сынка:
-Как такое сталось?
-Я лепил снеговика.
Снега было мало…
На лето к бабушке в деревню
До школы внука привезли,
Чтоб молоко пил ежедневно,
И сил набрался от земли.
Казалось, радоваться надо,
А бабушка весь день грустит.
Приехал толстым её чадо,
И у него здоровый вид.