Вор - герой нашего времени.
Воровать надо по-божески - а то Боженька накажет.
Воровать - воруйте, но делитесь по-честному.
Всё в наших руках, когда они в чужих карманах.
Все великие проекты согласованы с жульём.
Всё наворованное надо переворовать.
Друзья! Возьмёмся за руки, чтобы не залезть в чужие карманы.
Вы для меня так неожиданно случились,
как насморк или детская ветрянка.
Я заболела Вами, в чувствах заблудившись,
я вывернута Вами наизнанку.
Найти бы мне противоядие такое,
(Вы - яд, уж за сравнение простите)!
чтобы избавиться от Вас, как от запоя,
как от долгов или китайского засилья.
Вы душу дамы оккупировали нагло,
бесцеремонно пошатнули мнение.
Сказать по правде - очень я от Вас устала,
нахлынувшие на меня, сомнения…
Переехала в столицу,
Не переживала,
Все салаты переела,
Все пережевала;
Все тарелки перемыла,
Перепротирала,
Пересуды, перемены,
Перезвон бокала;
Колокольный, новогодний
Перепев с припевом,
Переломный, перепойный
Перед чем-то: белым!..
• Едут в купе поезда три полковника. Танкист, летчик и подводник.
Выпили, и как положено, разговор зашел о женщинах.
Танкист:- Да я только десять раз женат.
Как переводят часть на новое место дислокации, я развожусь и снова женюсь.
Летчик:- Да это что. Вот,- достает толстую пачку фотографий различных женщин,- все мои.
Как в новый город прилетаю, там и женщину нахожу…
Подводник скромно так говорит: - А у меня каждый день - новая, особенно как в поход уходим.
- Да как, же так? Ты же под водой, где же ты их находишь.
-А у меня, очень развито воображение…
У вождя все пальцы указательные.
Дурак опаснее врага, фанатик страшнее обоих.
Выдавливал из себя раба, мечтая стать рабовладельцем.
Баранам обещали шашлыки.
1
- Ну, что за жизнь?! Не с кем словом перебросится,- посетовал после обеда Людоед.
2
Тоже мне - невеста! Одни кости. (Людоед)
3
Нет денег? Это не смертельно. Ушла жена? Счастливого пути!
Отбрось ненужные сомненья,налей и больше не грусти.
4
Больной не отрицает факта :
Понос напал во-время полового акта.
5
Не выдержав критики, Поэт громко испортил воздух.
6
Когда в душе восторг, глаза сверкают лихо,
Готов я трахаться всю ночь, пусть это будет хоть слониха.
Такое со всеми порою случается.
Включаете свет - ничего не включается.
Меняете лампочку - не загорается!
В квартире всегда что-нибудь, да ломается!
Весь дом обесточен,гремя табуреточно,
Взлетаю к плафонам,как птичка на веточку,
Роняя винты,выражаюсь затейливо:
"Напрасно,мол, Люстра, светить не хотели Вы!
Держитесь теперь!Мне терять больше нечего,
Не выйдет - на свалку отправитесь вечером!"
И вот проводочки заправлены в штучку,
Уже до тошнотки,уже до трясучки!
Осталось ввинтить,подключить и издохнуть!
(И чтобы стекляшки при этом не грохнуть!)
Дерзайте!Уменье придет и отточится!
Работайте, если на свалку не хочется!
«У Соломона Фляра вас обучат танцевать!»,
«Художник Бендер. Мастер-класс плаката» -
любым искусством выбор есть овладевать…
А в наше время - только «пить-курить», ребята.
***
После рокового 2912-го
Когда планета вся в Чернобыль превратится
и люди перестанут быть г…ном,
меньшое братство этим восхитится,
А их Перов создаст такое полотно…
Я вошел в автобус. Все места заняты, кроме одного. Закомпостировал абонемент и с удовольствием опустился на мягкое сидение «Икаруса», на передней площадке, развернутое в сторону салона. С боку, на стене увидел черную пластинку с нарисованным абстрактным креслом и красным силуэтом медицинского креста.
-Место для инвалидов,- подумал я, - ну и ладненько, посидим. – И стал смотреть в окно.
На следующей остановке впорхнула девушка в синей курточке, стукнув компостером, прошла к кабине водителя мимо меня.
- Ничего, молодая, студентка, наверное, пусть постоит,- удержал я себя от глупого желания уступить ее место.
Автобус покатил дальше.
-Гастроном,- прохрипел динамик голосом водителя,- следующая, больница.
В средние двери зашло несколько человек. Последней поднялась женщина с двумя сумками.
-Тяжелые, - мелькнуло у меня в голове, ишь еле прет.
Женщина достала проездной и, показав окружающим, посмотрела на меня. Вся тяжесть ее сумок отразилась в этом взгляде.
- А может я инвалид, - ответил мой взгляд, - чего уставилась.
Автобус мягко тронулся дальше.
- Больница. Следующая остановка, Комсомольская.
В салон с трудом взобралась по ступенькам старушка с клюкой.
- Ну и ну. В чем только душа держится, и не сидится ей дома, прямо баба Яга,- подумал я и сделал вид, что задремал.
- Молодой человек,- прервал мои мысли голос женщины, уступил бы место, бабушке.
- Я инвалид,- неожиданно для себя, буркнул в ответ не своим голосом.
- Инвалид,- усмехнулась она, - совесть то есть у тебя, а? Инвалид.
Я демонстративно отвернулся к окну:
- Чего пристала,- подумал со злостью, может я инвалид у меня нога болит.- Рифма так и завертелась на языке,- Может я инвалид, у меня нога болит.- Еду и твержу эту фразу.
Бабусю посадил на свое место какой-то седой мужчина. Она благодарила его, вспоминая бога.
- Ну и пусть. Он не инвалид. А я инвалид, у меня нога болит.
Жгучий взгляд женщины становился нестерпимым.
- Я ей докажу, что я инвалид, и нечего на меня так смотреть, подумаешь,- не дожидаясь, своей остановки, встал и сильно хромая, направился к выходу. Шел нарочно медленно, пусть все видят, что я правду говорил.
- Комсомольская, следующая, Пионерская.- гремели динамики в салоне автобуса.
Неуклюже спустился по лестнице на тротуар, с радостью заметив сочувствующие взгляды пассажиров, даже та тетка, мне показалось, смутилась, а старушка хитро улыбалась.
Автобус отъехал, пыхнув на меня выхлопными газами, скрылся за поворотом. Ждать следующий автобус мне не хотелось. Решив прогуляться, за одним и успокоить нервы, сделал первый шаг и с ужасом отметил, что продолжаю хромать.
- Брось придуриваться,- сказал я себе,- хватит, ты же не в автобусе. Иди нормально.
Однако, как я себе не приказывал идти нормально, я продолжал хромать. Еле добрался до своего дома.
- Сынок, что у тебя с ногой,- встревожилась мать.
- Да, подвернул,- соврал я.
- Где ж ты так?
- Выходил с автобуса, подскользнулся, упал.
- Сильно болит?
-Не много,- продолжал я врать, не волнуйся, к утру, все пройдет.
Однако, утром ничего не изменилось. Ужас охватил меня, когда я понял. Что хромота не прошла.
На заводе сразу заинтересовались моим состоянием.
- Силин, что с ногой?- спросил мастер.
- Да вот , выходил из автобуса, поскользнулся, наверно подвернул.
- С работы шел?
- Да.
-Этого еще не хватало. Значит производственная травма. Я не могу допустить тебя к работе, иди в медпункт, пусть там решают, что с тобой делать.
Пришлось подчиниться.
- Ничего не пойму,- развел руками наш врач,- у вас все в порядке, а вы хромаете. Болит Нога?
- Нет,- первый раз я сказал правду за пошедшие сутки.
- вот направление в больницу, сейчас же поезжайте туда, вас примут, я позвоню.
Но и в больнице та же история, у вас, мол, все в порядке, ничего не болит, может это у вас на нервной почве, высказали предположение. А я откуда знаю. Но, все же, больничный дали, на три дня.
Прошел месяц, я по-прежнему хромаю. Только стоит зайти в автобус, как мне освобождают место, и сострадание вижу в глазах людей.
Но вот вчера… Я вошел в автобус. Все места были заняты, кроме одного. Закомпостировал абонемент и с удовольствием опустился на мягкое сидение «Икаруса». С боку, на стене увидел черную пластинку с нарисованным абстрактным креслом и красным силуэтом медицинского креста.
- Ага, - подумал я,- место для инвалидов. Моё, а то понапишут на стенках, а тут все ясно, понятно, красиво даже,- и стал смотреть в окно.
На следующей остановке впорхнула девушка в синей курточке, стукнув компостером, прошла мимо меня.
-Ничего, молодая, пусть постоит, удержал я себя от глупого желания
уступить ей место.
Автобус покатил дальше.
-Гастроном,- прохрипел динамик голосом водителя,- следующая, больница.
В средние двери зашло несколько человек. Последней поднялась женщина с двумя сумками.
-Тяжелые, - мелькнуло у меня в голове, ишь еле прет.
Женщина достала проездной и, показав окружающим, посмотрела на меня. Вся тяжесть ее сумок отразилась в этом взгляде.
- А я инвалид, - ответил мой взгляд, - чего уставилась.
Автобус мягко тронулся дальше.
- Больница. Следующая остановка, Комсомольская.
В салон с трудом взобралась по ступенькам старушка с клюкой.
- Ну и ну. В чем только душа держится, и не сидится ей дома, прямо баба Яга,- подумал я и сделал вид, что задремал.
- Молодой человек,- прервал мои мысли голос женщины, уступил бы место, бабушке.
- Ну что вы ,- возразил ей седой мужчина, он инвалид. Иди бабуля сюда.
- Нет, - неожиданно для себя буркнул в ответ не своим голосом,- бабушка, садитесь на мое место. Я, не инвалид, - решительно встал.
Она заблогадарила меня, залепетала в ответ, типа, «Дай бог тебе здоровья и силы».
Я не слушал ее, стараясь не упасть, крепко держась за поручни.
- А еще не инвалид, еле стоишь, - посочувствовала женщина.
Мне пришлось отвернуться к окну.
- Чего пристала,- со злостью думал я, - может у меня здоровая нога.
-Я не баба Яга, я здоровая нога,- вдруг завертелась идиотская фраза у меня в голове. Еду и твержу про себя эту фразу.
-Я не баба Яга, я здоровая нога. Я не баба Яга, я здоровая нога.
Взгляд женщины становился нестерпимым.
-Я ей докажу, что я не инвалид, и нечего на меня так жалостливо смотреть и, не дожидаясь своей остановки, шагнул к выходу. Шагнул свободно, широко. Шагнул и опешил. Шагнул еще, раз, еще. Я иду! Иду, как прежде.
- Комсомольская, следующая, Пионерская.- гремели динамики в салоне автобуса.
Двери распахнулись, и я легко спрыгнул на тротуар.
- Симулянт, - услышал я в след голос седого мужчины.
- Пройдоха, - вторила ему женщина.
А старушка хитро улыбалась.
Автобус отъехал, пыхнув на меня выхлопными газами, скрылся за поворотом. Ждать следующий автобус мне не хотелось.
Я с наслаждением шагал по асфальту улицы имени Ленинского Комсомола. Как хорошо, какое счастье быть здоровым. Больше я никогда не сяду на свободные места в автобусе, а вдруг там, чуть пониже окна, будет приклеена маленькая пластинка, на которой будет нарисована женщина с большим животиком.
Труп лохматого кота лежал в кружевной тени старого дерева. Кот – условно, поскольку под хвост ему никто заглянуть не удосужился, пусть будет котом. Заметьте, если присутствует тень от дерева, то обязательно ажурная или кружевная. Это красиво. Соответственно этим деревом должна быть липа. Не рябина и не ива. Только липа даёт такие умопомрачительные хитросплетения из веточек, листьев и соцветий, кои в конце июня обрывают чистенькие старушечки. Смысл этого сбора для меня до сих пор остаётся непостижимой тайной. Говорят – его нужно заваривать и пить. Говорят – хорошо после бани с чаем. Очень может быть кто-то так и делает, но чаще «липовый цвет» бережно хранится в наволочках годами, служит инкубатором для разведения жучка и моли, а потом попадает в мусорный контейнер вместе с наволочкой.
Стало быть, как мы только что выяснили, труп лохматого кота лежал у старой липы. Порядка ради нужно было написать, «лохматая стерва валялась в тени», но как-то это всё с кружевами не гармонирует. А в ветвях благородного дерева сидела ворона. Не супруга чёрного ворона, нет - самая обыкновенная городская синявка. В клюве ворона держала… опять - нет!
Не сыр!
Она держала колбасную верёвочку. Саму же колбасу, пол-круга Краковской, ворона прижимала лапкой к рогатке. Предположить, что ворона купила эту колбасу (собственно, почему бы и нет?) может только Николай Николаевич Дроздов (род. 20 июня 1937, Москва) — советский и российский учёный-зоолог, доктор биологических наук, профессор, бессменный ведущий телепередачи «В мире животных» с 1977 года.
Наша ворона колбасу украла. Место преступления – летняя пивная «Колосок», в пятидесяти метрах от липы, где, как мы помним, в ажурной тени лежал труп лохматого кота, координаты 55 градусов 45 минут северной широты и 37 градусов 37 минут восточной долготы от Гринвичского меридиана.
Здесь – интрига. Сожрать колбасу немедленно ворона не могла по ряду причин.
Причина первая – синявка только что под завязку наклевалась блевотины около пивной и потому была не только сытая, но ещё и пьяная.
Причина вторая – явный перегруз на борту пилотируемого аппарата и воздушные корсары в небе.
Причина третья – для принятия Краковской вовнутрь нужно было отпустить верёвочку, что угрожало падением колбасы в лапы под кружевной тенью. А там, поди, разбери, надеется это «лохматое стерво» на траурный марш Шопена и уютный гробик из посылочного ящика или воробьиных желторотиков караулит. В одиночку с таким мародёром не справиться, нужно товарок на помощь звать. Конечно, впятером они лохматого отделают и разрисуют под хохлому. Но Краковскую, свежайшую нежнейшую Краковскую, придётся или разделить или потерять навсегда.
Пока ворона размышляла над стратегией и тактикой из летнего павильона «Колосок» вышли два недовольных субъекта мужского полу и направились прямиком к благородному дереву. Это были хозяева колбасы. Одного звали Николай Петрович, другого – Юрик. Соответственно Николай Петрович - постарше, Юрик – представитель юного племени пролетариев, за хулиганку ещё не сидел, но передний зуб ему уже снесли.
Да, совсем забыл сказать. Это очень простая история без изысков и оксюморонов. И ситуация вполне обычная. Двое мужчин, после трудовой вахты на производстве (не важно чего), попивали себе пивко на излёте дня, щурились на уже не жаркое солнышко и мечтали повторить ещё по одной. В общем, они никому не мешали жить, и им не никто не мешал, даже голодные негры в Анголе и те не мешали порханию бабочки крапивницы над кепкой Николая Петровича.
На круглой стойке расстелена газетка «Гудок» (всё должно быть гигиенично). На газетке вскрытый бумажный пакет с заботливо приготовленной ещё с обеда закуской; четыре куска чёрного хлеба, зелёный лучок, плюс Краковская из заводского буфета. Ну, живописно! Натюрморт.
Если бы синявка не наклевалась ещё тёплой блевотины, она бы не стала воровать колбасу у Юрика и Николая Петровича. Мы сейчас не будем выяснять пикантные подробности, кто там натошнил за пивной портвейном «Кавказ», нам это не интересно. Для этого есть директор пивной Сурен, пусть он выясняет, если ему нужно. В данный момент нас больше занимает ажурная тень и дохлый кот в этих кружевах.
Статья 158 УК кража - тайное хищение чужого имущества, вряд ли подходит к данному эпизоду. Скорее это было ограбление совершенное рецидивисткой по кличке Ворона Обыкновенная, она же Капа, она же Софья Блювштейн, урожденная Шейндля-Сура Соломониак, см. Е.Н.Анашкина - орнитолога, автора книги «300 вопросов и ответов о птицах». Ворона, изначально просто хотела послушать, о чём там мужики трут, поучаствовать в процессе, вставить своё: «Кар!» в диалог о жизни, политике и спорте. А тут – колбаса эта на газетке, прямо под клювом. Ну и кем бы она была, упустив такой шанец? Похищение произошло в тот самый момент, когда Николай Петрович собрался порезать колбасу изящными ровными кружочками. С этой целью он нежно надышал на перочинный ножичек, а надышав, незамедлительно протёр лезвие кепкой (мы помним - всё должно быть гигиенично). Не успел Юрик сделать очередной глоток пива, как у колбасы чудесным образом выросли крылья, а Николай Петрович так и остался стоять дурак-дураком, как хирург Мишкин со скальпелем наизготовку.
Ну и, конечно, два недовольных субъекта, (а кто бы был доволен?) проследили полёт колбасы, (далеко не улетела, падла) вышли из павильона «Колосок» и направились прямиком к благородному дереву с твёрдым намерением вернуть с таким трудом нажитое, а при случае отрихтовать кое-кому плоскости.
Ворона, сказать по правде, гостей не ждала и уж тем более не собиралась отдавать грубым пролетариям так эстетично экспроприированную колбасу. Она находилась в относительной безопасности, а её единственный дееспособный враг лежал в кружевной тени без признаков жизни. Но будь он бодр и ему вряд ли понравилось бы карабкаться по тонким липовым веточкам, чтобы в итоге окриветь на один глаз.
Бывшие владельцы колбасы легко обнаружили наглую воровку и поняли, что Софья Блювштейн зависла в липе надолго.
- Надо её – палкой! – сходу выдал рационализаторское предложение молодой Юрик.
- Погоди, ты, палкой. Палка застрянет. Каменюкой бы её… видишь, она там крепко засела, - остудил его пыл более опытный Николай Петрович, мастер спорта по городкам. – Хотя, если не закручивать… мне бы биту сейчас, я б её с кона, как «Звезду» выбил.
Липа, особенно старая, это очень удобное для лазанья дерево. Так думают все мальчишки от пяти до десяти лет. Мальчишки старше десяти лет - обходят липы стороной, потому что они уже падали с этих лип в обнимку с толстыми, но ломкими ветками. «Липовый цвет» мальчишки не заваривают, а яблоки на липах не растут. Пользы от этого дерева – ажурная тень. В более зрелом возрасте под липами хорошо читать дамам стихи, кушать арбуз и пить «Агдам» по 2 рубля 42 копейки за бутылку, но лазать по липам за колбасой – нонсенс (красивое слово, раньше я думал, что оно похоже на «накусь-выкусь», а теперь - на нашлёпку из гуммоза). И Николай Петрович и Юрик когда-то были юными натуралистами от 5 до 10 лет. Поэтому заниматься промышленным альпинизмом на отдельно взятом дереве после пивной «Колосок» им даже на ум не пришло. Юрик только подобрал ком земли и зашвырнул его в небо, надеясь сбить орбитальную станцию «Мир», но ком рассыпался в хитросплетении липовых веток.
Синявка отреагировала на сей недружественный выпад молниеносно. Ворона задрала хвост и выдала по агрессорам пулемётную очередь из переработанного корма. Если бы (ах, это «если»!) дристоплётчица Софья Блювштейн не поспешила отстреляться таким коварным способом, в стиле Нестора Ивановича Махно, прямо на кепку Николая Петровича, возможно, зашвырнув под облака ещё пару-тройку земляных комков, мужчины отправились бы допивать свои «ещё по одной», в конце-концов, не в краковской счастье. Была бы ещё колбаса нормальная, а то о вкусном и полезном продукте практически одни воспоминания остались. Анализ рынка колбас и мясных деликатесов не позволяет долго швырять в ворон комьями земли, даже в такую подлую тварь.
Бедный Юрик, (его рикошетом зацепило) получив моральную травму несовместимую с гордым званием «приблатнённый шкет», сначала пытался трясти липу, как грушу, в надежде… я даже не знаю, на что он наделся? Ворона произвела бомбометание из того же люка и контуженный Юрик побежал к пивной с целью вырвать из фундамента пару кирпичей. Он созрел для убийства.
В этом месте мы подходим к развязке нашей простой истории без изысков и оксюморонов. Развязал её всеми уважаемый Николай Петрович, мужчина сорока пяти лет, отец и муж, в быту скромен, с товарищами по работе вежлив. Никогда в жизни Николаю Петровичу не испражнялись на голову. В душу – было, но, чтобы вот так, осквернить любимую кепку?! Николай Петрович окинул взором пространство, в поисках орудия массового поражения и тут… да.
Правильно.
Он увидел труп кота в кружевной тени старого дерева. Через секунду «стерво» уже летело через время и пространство, засланное натренированным броском отца и мужа. Николай Петрович метнул лохматого, как биту.
О, сын благородной семьи, обладая таким телом, ты увидишь свой дом и семью, как будто встретишь их во сне, но ты не получишь ответа, хотя будешь говорить с ними; ты увидишь, как плачут твои близкие, и подумаешь: «Я умер, что мне делать?». Наверное, примерно так успел подумать «дохлый» кот. А может быть, так размышлял Николай Петрович, наблюдая траекторию, которую описывал «лохматый снаряд» при движении относительно заданной системы координат? Тут было бы уместно вставить некое сюрреалистическое отступление, де, пролетая над гнездом кукушки… но, не будем утомляться излишним психоанализом. У нас нет свидетельских показаний визжал ли котяра от такого сюрприза или же летел сквозь тернии с одухотворённой мордой.
Николай Петрович действительно выбил ворону, как «Звезду». Зря у него грамотами весь сортир обклеен? Воровка, получив урок хороших манер, унеслась зигзагами, удобряя на лету газоны и клумбы и газетные киоски, и аэропорт Шереметьево. А кот, не долго думая, тут же в ветвях липы принялся пожирать Краковскую колбасу. Что в общем-то и справедливо, не пропадать же добру?
И тут прибежал Юрик с кирпичами. А за Юриком бежал директор Сурен, а за Суреном…
На этой минорной ноте позвольте мне закончить свой рассказ, потому что далее начинается другая история, где Юрика пытались поместить в клинику имени П.Б. Ганнушкина ул. Потешная, дом 3, с очень некрасивым диагнозом.
Они не могут простить: Блоку его «Двенадцать»,
Маяковскому горлопанский вопрос,
Мандельштаму «гремучую доблесть» остаться,
Есенину кудри пшеничных волос.
Можно вспомнить «Февраль» и податься плакать,
Можно в Чистополь квасить капусту в запас,
Можно гимн написать и донос накапать,
Нобель вымутить – как аванс.
Уцелевшие, переболевши проказой,
Отсиделись, очистились, прощены.
И пылятся в музее ночною вазой,
Никому, кроме школьников, не нужны.
После просмотра хоккейного матча "АК БАРС" - "Витязь" на телеканале ТНВ.
У меня идея, даже две!
Первая:
Уважаемые инквизиторы из хоккейной федерации, не надо (как вы давно собирайтесь) никого наказывать! Я предлагаю другой вариант который, безусловно, устроит всех. Идея заключается в том, чтобы перед началом следующего сезона руководители всех клубов КХЛ (кроме "Витязя") внимательно изучили юридические тонкости трансферов, скинулись, и заключили контракты с несколькими хоккеистами из НХЛ. А точнее, с крутыми, пусть даже и немного постаревшими "тафгаями", причем принадлежать они должны не одному клубу, а сразу всем. Опять же, за исключением "Витизя". Ребята, повторюсь, должны приехать серьезные. Из тех, с которыми Бреннан и компания могли встретиться на аренах НХЛ только по одной причине - взять автограф. Дальше - совсем просто. Играют подмосковные боевики, например, дома с "Авангардом". А в составе омичей выходит на лед веселая канадская тройка, решающая еще в первом периоде все "не хоккейные" проблемы. Мирасти и прочие "звезды резерваций" аккуратно выкапываются из под льда и нежно доставляются в ближайший травмпункт. Матч продолжается. Едет "Витязь", например, в ту же Казань, а там все те же улыбающиеся лица, только форму сменили: "Здравствуйте, друзья - хоккеисты! А мы вас так ждем!" И так далее..."Срочный договор" - так, по моему, это называется.
На мой взгляд, в выигрыше будут все!
Андрей Назаров, наконец, получит тот хоккей, который "нам так нужен". Довольны останутся и те болельщики "Витязя", чья солидарность с тренером не вызывает никаких сомнений. И которые считают, что "сливать" всем подряд совсем не стремно, лишь бы на площадке был Мирасти.
Зафрахтованные "полицейские" заработают и оценят красоту нашей страны.
Руководители и болельщики других клубов получат понятное моральное удовлетворение, плюс спокойствие за здоровье своих игроков. И слишком накладным такой вариант тоже не станет - контракты будут расчитаны только до "плей - офф", по вполне объективным причинам.
Федерации же не придется делать то, что она ТАК давно ХОЧЕТ сделать: дисквалифицировать " Витязь" пожизненно.
Остается надеяться, что и награждать его (посмертно), тоже не придется.
Ну, а подмосковно-заокеанские богатыри получат то, о чем они так долго и громко мечтают: достойных соперников для собственного варианта хоккея. А заодно расширят кругозор, усвоив, что русское выражение "писец пришел" совсем не обязательно говорит о появлении маленького пушистого зверька...
Идея номер два. Законодательно запретить ХК "Витязь" подписывать молодых, подающих надежды российских игроков. В североамериканских минорных лигах еще достаточно рыбаков и лесорубов, чтобы удовлетворить трансферный спрос подмосковной команды.
В сей мир пришел февральским утром,
Манило солнца высота.
Тропинки словно перламутром
Покрыты были. Красота!
Капель с крыш ринулась разбиться,
В сугробах понаделав дыр,
Ей тоже припекло родиться
И посетить подлунный мир.
Чудесный мир! И это точно!
Отец по детству инвалид,
Мать на себе везет, как тачка -
Все тело к вечеру болит.
Семь ртов и заработок тощий.
Спасибо партии родной,
Дала шесть соток, этак проще,
Что с огорода — все домой.
Дорога — швах, кругом заносы.
Барак. Скандалов-споров тол.
Куда ни глянь — везде вопросы:
Дрова. Безхлебье. Мерзлый пол.
Ну, ничего — рос понемногу,
Свои проделывал дела,
Свою протаптывал дорогу,
Она и в школу привела.
А школа лет пятидесятых
Была поистине строга:
Чернеющие доски, парты,
Учительница-кочерга.
Она для нас — Иосиф Сталин,
А может быть ещё грозней.
О! Как мы от нее устали,
Презрения сколько было в ней.
Попахивал наш класс казармой:
И дисциплина и приказ.
И очень часто папа с мамой
Здесь получали в лоб за нас.
Мы слышали в любую пору:
Вставай, садись, беги бегом.
Ну как любить такую школу,
Где тычут в рожу сапогом?
Недоучился, выбыл, бросил;
В шестнадцать принят на завод.
И вот опять они вопросы:
Ну что он мне, родной, дает?
Да я бы лучше — лесорубом,
Иль плотником — косяк к окну,
Фигурки бы долбил из дуба,
Иль кисточкой по полотну.
Не по нутру чугун-детали,
Мне бы по рекам, по лесам...
В военкомате так считали:
«Пока не ты решаешь сам.
Ты в армию сходи сначала,
Да по мишеням популяй,
Когда отслужишь да отчалишь,
Да хоть на Колыму валяй».
А кто в семнадцать не буранит? -
Девчонки, драки колесом,
На сердце нежность в связке с дрянью, –
Мустанг не знающий лассо.
Утихомирили немного —
Сломали челюсть в трех местах.
Так в армию вела дорога,
Не отсидишься же в кустах.
Писал я об армейских буднях:
« Преобладает здесь металл…»
Ну, всё, про армию не буду,
И так вон сколько накатал...