Сегодня день объятий,
Когда все люди – братья,
Забыты все проклятья,
Да здравствует экстаз!..
И всех хочу понять я,
И всех хочу обнять я,
Штаны на вас иль платья,
Мне все равно сейчас!
Сегодня я галантен,
И очень толерантен,
И чуть экстравагантен
В желаниях своих.
А завтра день объятий
Закончится и драть я
Всех буду, и заклятья
Нашлю на на всех на них!
Чтобы в зиму от болезней не загнуться,
Все купаются: Москва и Петербург.
На Крещение задумал окунуться
Дядя Вася – знаменитый металлург.
«Хоть у нас нырянья в прорубь слабый навык,
Но зато мы все металл стране даём!»
Он разделся, как положено, до плавок,
Вмазал литр и пошёл на водоём.
А на льду уже желающих, как в бане,
От простых российских граждан до господ:
На Крещение, купаясь в иордани,
Православный причащается народ.
Любопытные кругом сидят на лавках,
В дядю Васю снег кидают, как в броню.
«Наша сила, – он к воде подходит, – в плавках!
Мы привычны и к морозу, и к огню!»
В прорубь прыгнул он отважно, но без мата
И поднялся на поверхность, как бревно.
«Это что же получается, ребята:
Кто в воде у нас не тонет, тот говно?»
На снегу в раздетом виде водку квася,
Обернулся вдруг мужик и говорит:
«Ты немного перепутал, дядя Вася:
Кто работает с огнём, тот не горит!»
Наш герой на волю выбрался из давки
И пошёл, как будто был при орденах…
Ну а в проруби, как чёрный лебедь, плавки
Дяди Васины качались на волнах.
Опять стоит мороз трескучий,
а мы выходим из домов,
себе купив на всякий случай
у продавщицы эскимо,
чтоб жар нам тело не замучил.
Да что крещенские морозы
нам- коренным сибирякам?
Полтинник в минус- это слёзы.
Не напугают мужика
такие здесь метаморфозы.
Примерно что слону дробина
нам этот лёгкий холодок.
В трусах усядемся на льдину
и за один большой глоток
бутылку водки половину
приговорим с горла и спляшем
на этой льдине босяком.
Пусть даже эти танцы наши
у вас подкатят к горлу ком.
Но кто не с нами- мелко пашет.
Ведь где-то даже в минус десять
людишки, кутаясь в пальто,
готовы сопли поразвесить.
Ну ущипнёт мороз...И что,
теперь не слушать звонких песен
сибиряков и северян?
Тех, что румяные красотки
среди заснеженных полян,
приняв не раз на грудь по сотке
нам исполняют под баян.
Уж коли нос тебе так дорог,
так дома сядь и не вылазь.
У нас народ, катаясь с горок,
вступает в половую связь
порой при минус даже сорок.
Петров заказал Деда Мороза на работе. Под конец года у администрации как всегда остались деньги, и она, расщедрившись, выделила часть на посещение детишек и подарки, даже предоставила фургон для развоза. Снегурочку должен был сыграть кто-то из своих, а вот на роль Деда Мороза нашли на сей раз настоящего артиста из театра.
Раньше артисты отчего-то чурались такой, с их точки зрения, «халтуры».
Звонок прозвучал неожиданно рано, на кухне и в комнатах ничего еще приготовлено не было, ведь договаривались часов на 8- 9 вечера.
- Так и знал, - чертыхнулся Петров, - что с меня первого начнут.
К начальству, небось, и к двенадцати подгадают. Но, изобразив на лице улыбку и радостно воскликнув, впустил гостя, который был один, правда, с мешком.
«Шуба, конечно, неплоха, а бороду мог бы и подлиннее приклеить», - с ехидцей подумал Петров.
Тут на звонок прибежали, побросав игрушки, младшие, - Маша и Саша. Сашок, успевший по дороге споткнуться о край отошедшего
линолеума, тер в дверях ушибленную коленку. Жена косо глянула на «хозяина», который уже месяц не мог собраться и прибить злосчастный кусок.
Дед Мороз, как был в валенках, прошел в комнату и снял с плеча мешок.
«Все, теперь ковер не отпылесосишь», - мелькнуло у жены Петрова.
- Так, ты, значит, Маша, а ты Саша? - наклонился дед к детям.
- Да! - закричали они дружно.
”Смотри-ка, имена не перепутал”, - удивился Петров.
- Я вам из лесу подарки принес, - таинственно произнес Дед Мороз и развязал узел. – Тебе, Маша, щенка, а тебе, Саша, машинку.
Ребятишки ахнули: каждый получил то, о чем мечтал и давно и бесполезно просил родителей.
”Кто-то из наших подсказал, - рассердился Петров. – И что теперь со щенком делать?”
Щенок, словно догадавшись, побежал, нюхая углы, в коридор, и, доказывая свою пригодность, стал скулить под нужной дверью.
Дед Мороз хлопнул в ладоши:
- Давайте-ка теперь вместе споем песенку!
Все взялись за руки и пошли вокруг стола, притоптывая и вразнобой приговаривая: «В лесу родилась елочка...»
Жена как-то расцвела, а Петров, вдруг ощутив, что все же подходит Новый год, расслабившись душою, пригласил гостя согреться чайком «покрепче».
- Спасибо, - сказал дед, - мне уже пора, - попрощался и ушел.
В квартире остался какой-то свежий, вроде лесной запах.
- Хвойный экстракт, что ли, - принюхался Петров и поднял Сашу, чтобы тот помахал в окошко, но ни Деда Мороза, ни фургончика они
почему-то не увидели.
В комнате затявкал щенок. Из кухни выглянула жена, обернулся и Петров. Щенок стоял у задвинутого во время хоровода и забытого под столом мешка.
- Что с ним делать? - стали рассуждать хозяева. – Кто еще заказывал и к кому дед теперь поехал? Машину перехватить - это ж в какую службу звонить надо?
Может, по подаркам определим, - смекнула дочка.
Заглянули в мешок.
- Ах! - воскликнула жена. – Сто лет искала такой электрокомбайн для кухни.
- Эх! - выдохнул Петров, извлекая импортный спиннинг.
Щенок засунул в мешок морду, достал оттуда косточку и срочно утащил ее под вешалку грызть.
- Ну, дела! - удивились супруги.
В дверь позвонила соседка, забежавшая за стаканом муки. Жена
Петрова ляпнула про мешок. Та полезла и вытащила духи «Не может быть». Пришлось отдать.
Приехавшая пораньше не столько помочь, сколько поболтать подруга долго не могла выбраться из мешка, затем, наконец, освободилась от него, села на пол и молча открыла, как рыба, рот. Впереди, на месте прокуренного насквозь зуба, переливался блестящий фарфоровый. Жена Петрова вызвала «скорую».
«Скорая», преодолев засыпанные снегом проулки между домами, прибыла буквально через пять минут. Пока врачиха колола подруге успокоительное, медбрат уже вынимал из мешка диплом об окончании курсов усовершенствования. Молоденькая врачиха, краснея и стесняясь, но не в силах устоять, потянулась к мешку и достала листок с номером телефона из какой-то службы знакомств: «7-77-77», зовут Коля. Скорая быстро уехала.
Пока Петров соображал, что к чему, в квартиру набились знакомые и незнакомые соседи изо всех подъездов и приблудные с улицы. Каждый притащил что-нибудь для складчины.
К ночи, когда линолеум был оторван, полы затоптаны, а дети, объевшись фруктов и сладостей, обессилев, заснули, толпа вывалилась во двор. Веселье гудело и завывало. Петров, с невесть откуда взявшейся бородой, подпоясанной красным кушаком дубленке, сидел, обняв жену, в сугробе, а вокруг пел и плясал весь дом.
Чтобы урок нелюбимый сорвать,
Не прозябать в словоблудной тоске,
Мелом - «Мария Ивановна б***ь»
Вова пыхтя написал на доске.
Быстро по школе разносятся вести.
Вова был схвачен училкой на месте.
Для разбирательного, для респекту,
Срочно был вызван Сан-Саныч — директор.
Марью Ивановну, чтоб успокоилась,
Нежно похлопал рукой ниже пояса:
- Знаете, неисправимого — нет!
На перемене — ко мне, в кабинет.
И, посочувствовав общей беде,
Он букву «Т» переправил на «Д».
...Школьный директор, училок начальник,
Брёл коридорами с думой печальной:
«Вот ведь — досталась мне школа порочная!
Надо молодку опробовать срочно!
«Буква не та...» - велика ли беда!
(Что там глаголят младенца уста?)»