Такие наступили «трали-вали»
В республике свободного труда.
Когда-то очень сильно воровали,
А как сейчас, наверно, никогда.
Утрачена уверенность и сила,
Едва горит унылая свеча.
Из-за «бугра» на нас шипя косились,
А нынче тычут пальцем хохоча.
Куда ни глянь — машины-иностранцы
(Вот такие шаньги-пироги),
Может за рулем сидят «афганцы»?
Те, что без руки или ноги?..
Продаются фабрики, квартиры,
В переулках выстрелы: «Бабах!»
Широки в плечищах рэкетиры
(Золото желтеет на зубах).
Вот такая вызрела сатирка,
Колкая, что твой еловый лес.
У меня есть блеклая квартирка,
Но, а есть такие, что и без...
Кулаки сжимаются до хруста
(Стыдненько за собственный уют).
Не обидно, что в кармане пусто —
Родину на вынос продают.
Многое порой необъяснимо
(Дух войны — он не угар печной):
Были Куропаткины Цусимы,
Нынче — Куликовы под Чечней.
Нет, конечно, равенства на свете,
Этих гладят, этих бьют «под дых»:
У вокзала брошенные дети
В курточках засаленных худых.
А из ресторана смех и хохот
(Что там миллион-другой спихнуть)
Этим смехачам пока не плохо.
Будет плохо — за «бугор» махнут.
Спасибо, Соликамск, мой город,
Что сохранил святыни ты;
Известно: время рушит горы,
Свергает звезды с высоты,
Цивилизации пропали,
Народов затворя уста,
А дорогой товарищ Сталин
Взорвал тротилом Храм Христа;
Иконами топили печи,
Сметая тех, кто супротив,
А сколько душ перекалечил
Хваленый в кожанках актив.
Ты верен был иконостасу,
Не дал разрушить купола;
За то, что уберег нам Спаса
Тебе почтение и хвала.
* * *
Веселей труда держись,
Упирайся рогом.
Дал тебе Всевышний жизнь,
Это очень много.
* * *
Ночь пришла на водопой
По тропе своей крутой.
Постояла, помолчала,
Звёзды в небе покачала,
Вымыла ладони в речке,
Почесалась о крылечко.
Петуху чтоб не вопилось –
Выговор большой вкатила.
Наступила тишина.
Спи родная сторона.
* * *
Ушло сцепление колеса,
Дождем расквашенная местность.
И не вперед, и не назад,
Рычит машина и ни с места.
Углей потухших не раздуть
Ни долгой грустью,
и ни словом.
Так и сцепления наших душ,
По-видимому, никакого.
* * *
А время стариться не может,
Промчатся миллионы лет…
А дни свой оставляют след,
И далее маршрут проложат.
С орбиты вырвется земля,
Развалится, погаснет солнце,
Но время лишь не разобьется
Отсчитывать часам веля.
* * *
Напоило холодным ветром,
Набросало хвоинок в глаза,
И деревьев ноябрьская ветхость
Что хорошего может сказать?
Только дождик короткий поплачет,
Только ворон свое протрубит.
Да, мне грустно, но это не значит,
Что я землю успел разлюбить.
* * *
Прилизывал, причесывал
Дождь ночь всю напролет,
И у него запросы есть,
Когда он с неба льет.
Во-первых — пыль претит ему,
Кричит ей: « Вмиг сотру!»
И зноем день пропитанный
Ему не по нутру.
Гром не стучал сапожником,
Был на грозу запрет.
Итак, к ночному дождику
У нас претензий нет.
* * *
А кто-то уверяет нас:
Из слизи мы и в слизь вернемся.
Создать иное сможет солнце
Из нашей кожи, наших глаз.
Понятен этот примитив.
Кто в это верит, пусть и верит,
И рот свой от всезнайства щерит.
Я этого не супротив.
* * *
Нам дано тосковать и смеяться,
И по серому снегу брести,
А потом — внезапно сорваться,
Все, что сами сплели, расплести.
Нам дано провести под часами
Тридцать лет, а быть может полста.
Сложность мы создаем сами,
А по правде, жизнь наша проста.
* * *
Говорят, что не найти,
И искать не надо бы,
Край, где с неба конфетти
И конфеты падают;
Где тепло, и где уют,
Мотыльки летают,
Где прохожим раздают
Все, что те желают;
Где всегда готов обед,
Теплое жилище.
Да, такого края нет,
Люди все же ищут.
* * *
Посижу чуть-чуть на стенке,
От восторга — дуралей,
Окажусь вдруг на коленке,
На коленке на твоей.
Посижу и не наскучу,
Рядом с краешком белья.
Ты посмотришь, скажешь:
«Лучик!»
Ошибешься — это я.
* * *
Влажным носом теленка
Коснусь, ты воскликнешь:
«Ай!».
Не прогоняй меня только,
Только не прогоняй.
Не наступлю, не стукну
Неловким своим «каблуком».
Можно лизнуть твою руку?
Шершавым лизнуть языком?
Как Саша Пушкин завещал,
Я жгу сердца людей глаголом.
Я это Сашке обещал
Всерьез - совсем не по приколу!
И он, надеясь на меня,
Сошел немедленно в могилу.
А я, не пропустив ни дня,
Стихи пишу. И пусть не в жилу
Стихи порой, но я упорный -
Я продолжаю зажигать!
Звучат стихи, порой, топорно,
Но Саша мне велел писать!
(Пародия)
Раз обещал пиит – исполни,
Испепеляй со страшной силой
Сердца и души рифмой молний
Да хрен бы с ними – пусть не в жилу!
А кто сказал, что где – то лучше,
Что изощрённее краше?..
Кому - то, соль - «бе саме мучо»,
Другие тащатся от «раши».
Крепчай, мой друг, оценит Сашка,
И пусть каменья в огороде,
Сегодня, ясен пень – промашка,
Лови в презент букет пародий…
Повернула природа считай
На последний весенний этап,
Беззастенчиво ласковый май
Раздевает и девок, и баб.
Возбуждать, завлекать, покорять –
Цель и смысл сексуальных реформ.
Перестала одежда играть
Роль в прикрытии прелестей, форм.
Что природой дано – на показ!
Скромность – чушь, целомудрие – вздор!
Переход живота плавный в таз
На всеобщий представлен обзор.
Заострит обязательно взгляд
Проходящий навстречу самец
На открытый практически зад
И на аппендицитный рубец.
С золотою серёжкой пупок
Не уйдёт от вниманья повес,
Под улитку побритый лобок
Жгучий вызовет в их интерес.
Где хранить теперь деньги, ключи?
Проездной куда сунуть билет?
Караул хоть с досады кричи,
Ни карманов, ни лифчиков нет!
В легких сумочках мелкая кладь
И у старых, и у молодых.
До чего же удобно срезать
В переполненном транспорте их!
Теребя минимальный прикид,
Не стесняясь прохожих зевак,
Плачет девушка горько, навзрыд.
Её дело, похоже – табак.
Что стряслось? Может в аэропорт
Опоздала на лайнер в Нью-Йорк?
Провели неудачно аборт?
Или бабки зажал сутенёр?
Вовсе нет! С сумки спёрли в такси
(На секунду задумалась лишь)
Тушь, айфон, документы, часы,
Карты банков и семьдесят тыщ!
Щипачьё без понятий пошло,
Коль карманник, так лазай в карман!
Неужель тебе не в западло
Обижать беззащитных путан?
Ну не плачь! Мода требует жертв!
Скоро лето – пойдёшь по рукам,
Ещё с боссом поднимешь фужер,
Не казни себя по пустякам!
Скоро, хвастаясь мясом своим
Будешь в ниточку пляж рассекать,
Вступишь с миллиардером в интим
И богатою станешь опять!
Кто-то счастлив, а кто-то без сна.
Где-то казус, а где-то успех.
Не желает плохого весна,
Пробужденье земли – радость всех!
2007 г.
Однажды я умру, наверно,
Отброшу лишних мыслей рать;
Тем самым успокою нервы,
Не буду на жену орать:
Что снова щи пересолила
(где соль — там жди большой беды),
Что в брагу уронила мыло,
В ботинки налила воды.
Что где-то шлялась до обеда
(да, хам я, но не простота),
Уж больно рожа у соседа
Довольная, как у кота.
Что не взяла бутылку пива.
«Не догадалась! Не хитри.
Ну что стоишь так сиротливо?
Следы в прихожей подотри»...
Спокоен буду. Все на месте.
Все либе дих. Покой и мир.
Начальник не облает в тресте,
Не скорчит рожу бригадир;
Слов матерных у ног не сложит,
Он сам меня не меньше дрянь.
Вот так, друзья, у смерти тоже
Есть положительная грань.
Вот Дарвин утверждал как будто труд
Из обезьяны сделал человека
Но дворники всю жизнь листву гребут,
Полы в подъездах моют, пол метут
Но не эво-люци-ониру-ют
А значит, что в теории прореха!
А всё совсем как раз наоборот,
Скажу ребята честно, без обмана,
Что праведно трудиться должен тот,
Кто хочет стать в итоге обезьяной.
Европа стынет от морозов,
По воле VIPо-отморозков,
По воле или по указу,
Ее оставили без газу
Две VIP-персоны - Витя, Юля
Европе показали, дулю.
Так надоели игры эти,
Ну словно маленькие дети,
Нельзя играть детишкам с газом.
Игра накрылась медным тазом,
И вот летит в Россию птичка,
Что любит заплетать косичку.
Уже грозит Европа пальцем.
За мудростью идем к китайцам.
Те хоть погрязли в коммунизме,
Зато какие афоризмы:
"Вдвойне дает, кто дает сразу".
Вот где решение по газу!
И вроде бы видна подвижка,
Глядишь, откроется задвижка.
Европа мерзнет, поскорее!
Иль снова Виктор, сын Андрея,
Затеет новую игру?
Тогда от смеха я помру.
* * *
Как много слов и звуков умирает
Не прикасаясь к душам и сердцам;
Да так бывает, часто так бывает,
И не спеши с вопросом к мудрецам.
Не выручат служители науки,
У них не тем забита голова…
Зачем бесследно исчезают звуки,
И яркие, красивые слова?
* * *
Не по словам, а по делам
Учил распознавать Спаситель…
За облака бы не проситель,
Кто на земле развел бедлам.
Кто признавал стандарт двойной:
Себе пирог, кому-то — речи;
Он так надежно обеспечил
Себе жилище под землей.
* * *
Наполеоны, Тамерланы
И прочая там чешуя
Уже давно забыли страны
Отбитые мечом в боях.
Наполеоны и другие
Ушли, как битый бред собак.
Не будет больше здесь ноги их.
Их дело кончено, табак!
* * *
Какой поставят памятник — не важно,
Их ставят, как мне кажется, всегда;
Они исчезнут, как лоскут бумажный,
Они уйдут, возможно, в никуда.
Не важно — бугорок иль мавзолеи,
Им появляться, им и исчезать...
Что надо бы жалеть — мы не жалеем,
Что не достойно жалости... да, да.
* * *
Погост страшит на склоне лет?
Ты смотришь вдаль устало?
Полсотни лет встречал рассветы,
Разве это мало?
Искристый, серый дождик лил,
И радуга играла.
Тебя любили, ты любил.
А разве это мало?
Уйдешь, не вспомнят, не шурши.
Зачем пню одеяло?
Ты сочинял стихи в тиши.
А разве это мало?
* * *
Осени не отменяли,
Будет листва кружить,
Черные воды в ямах,
Линялые травы межи.
Пока еще лета праздник,
Поляна цветов полна.
Не мы над природой властны,
Властна над нами она.
* * *
Мне снились цветы луговые,
Мне красные снились цветы,
Мне снились цветы голубые,
Мне снились цветы и ты;
И солнца в реке слитки,
И полная дань тишине.
Мне снилась твоя улыбка,
И ты приближалась ко мне.
* * *
Я бродил по росистым полянам,
Я купавки, ромашки срывал,
От вина и от женщин был пьяным,
Улетал, уезжал, уплывал.
Промокал аж до ребер под ливнем,
Спал в холодном вокзальном углу,
И ко мне равнодушие липло,
И беда окликала беду.
Все равно я хочу улыбаться,
Отказавшись от мрачных теней.
Жизнь — хорошая штука, братцы,
Если помнить хорошее в ней.
* * *
В низине таволга цветет,
Своим исходит ароматом, —
Над сердцем радости полет
И каждый камешек обкатан.
Стихов чудесный аромат,
Он так на таволгу похожий.
Постой немного здесь, прохожий,
Не будь одной похлебке рад.
* * *
Я тоже был рабом желания,
Услады требовал в упор.
А, собственно, зачем жеманиться?
Я им остался до сих пор.
Любви безумной мне не хочется,
И слава тоже не прельстит,
Но быть сухой болотной кочкою...
Нет, право, — сердце загрустит.
Да, от меня зависит мало что,
Да, неизбежность — выше туч.
И коль мой труд достоин жалости,
Тогда со мной исчезнет пусть.
* * *
О! — чудные звуки!
Сердце напевней стучи!
Даже под низкими тучами,
Кажется, греют лучи,
Кажется, ласковей ветер,
И голубее окрест.
Как хорошо что на свете
Звуки чудесные есть.
* * *
Исчезнут мои звуки,
Исчезнут мои слова,
Я выпью вино разлуки,
Завянет плакун-трава.
Меня не прельщали тучи,
Не нажимал на курок.
А свечку мою потушит
Пусть слабенький ветерок.
* * *
Дается человеку право
Так или этак поступить:
Хлебнуть не мешкая отраву,
Иль тело в море утопить,
Пойти не тем путем, а этим,
Взять это и совсем не то,
Не так, а иначе ответить,
Купить не шубу, а пальто,
Пить не вино — простую воду,
Деревне предпочесть село...
Какая глупая свобода -
Измученное помело.
* * *
Надо только тихонько выйти,
Притворить за собою дверь, —
Если сладость из чаши вылита,
Если страсти погиб зверь,
Если книга восторгов закрыта —
Не осталось уже ничего...
В мир пришел ты внезапно,
с криком,
Так без крика уйди из него.
* * *
Не надо бояться мрака,
Мрака — небесного свода;
Я думаю там, однако,
И торжествует свобода.
Там жив избыток света,
Там чистой правды звенья,
Там черной зависти нету,
Там не живет сомнение.
* * *
Жизнь тянется и тянется
Шурша, скрипя, звеня;
Едва ли что останется
На свете от меня.
Поделят вещи бренные,
Бумаги бросят в печь
Потомки быстросменные,
Потом и сами прочь.
Исчезну я, как многие,
Неведомо куда,
Как лужа на дороге —
Ушедших туч вода.
* * *
Нет ничтожного века:
Выбью я на броне.
Все придумано верно
Там, в зазвездной стране.
Мы немного калеки,
Мы заметно странны.
Люди мы человеки,
Так задуманы мы.
* * *
Что-то пришло откуда-то,
Стало светлей и теплей,
И в облаках скученных
Стихло засилье теней.
Вздохи холода скрылись,
Колкость ушла на слом
Это играла скрипка,
Скрипка восторженных слов.
В стакане буря, словно в море,
Две рыбки в банке жутко спорят,
И гонят волны плавниками,
И о стекло стучат хвостами.
И говорит одна с улыбкой,
Допустим в свете мы лишь рыбки,
И мы живём лишь в банке хлипкой,
И Бога нет, весь мир ошибка.
Но кто же корм на дно бросает
И кто же воду нам меняет,
Кто шумный ящик здесь включает,
Кто на ночь солнце выключает.
Бьют рыбки гневно плавниками,
И шевелят в пылу губами.
И не окончатся их споры,
Пока шумит на свете море.
-Как же рыбки разговаривали, они же не умеют говорить?
-Молча! Один взгляд такое, может сказать, слов не надо.
Глухонемые же общаются, да еще как. Да и кто знает,
может это мы глухие, и их просто не слышим?
Информацию от смысла слов мы получаем только на 7%.
Представляешь? 38% информации получаем от интонации
произношения этих слов. А теперь догадайся, чем мы поставляем
остальные 55% информации?
-От шевеления плавниками!
-Совершенно правильно! Жестикуляцией и мимикой.