Обнимала парня я под дубом,-
оказался, вправду, полным дубом.
Обнимала парня под сосною, -
он теперь гуляет не со мною.
Обнимала парня под осиной,-
как могла с такою образиной?
Обнимала парня под берёзой,-
проливала позже долго слёзы.
Обнимала парня под ракитой,-
оказался страшным волокитой.
Надо бы мне на курорт податься,
чтоб под пальмами пообниматься!
ходы и выходы прописаны…
корзинка, сладкий пирожок…
на тропке, как всегда, извилистой,
зевая, ждет все тот же волк…
жизнь днем сурка уныло тянется:
закат.. восход… и все одно…
ну как не стать с расстройства пьяницей,
не отыскать в бутылке дно?…
сто первый раз попросит маменька
к бабуле сбегать до темна…
и, попой подперев завалинок,
девчушка отхлебнет вина…..
(сей суррогат весьма не марочный,
не Херес «Крымский», ясен пень…)
она ж хихикнет и загадочно
шляпец наденет набекрень,
почувствует себя красавицей,
ведь в шляпке красной что-то есть…
походкой шаткой в лес отправится,
фальшивя, выдаст миру песнь…
вспорхнут испуганно воробышки,
рванут ежи семьей в поля…
и, будто оглушенный обухом,
волк, обалдевши, скажет: "бляя"
Не знаю, как в других городах, а в нашем - в ГИБДД очередь. Причём, не змейкой вдоль стены, а плотной толпой из мужиков, подпоясанных широким "народным" словцом, и время от время выясняющих свою позицию: кто из них впереди, а кто сзади. Что-то здесь не так.
Еще лет двадцать назад, в этом, регистрирующем лошадиные силы, подразделении, такая исключительно мужская компания являлась устоявшейся нормой. Но сейчас, когда водительские курсы заполнены на семьдесят процентов прекрасной «большеполовиной», когда, подкатив на перекресток, понимаешь, что окружен не автомобилями, а гримерками – всплывает логический вопрос: «А почему они в ГАИ меня не окружают?»
Я же вам говорю: что-то здесь не так. Без машин я их, знаете, как люблю. Представляю, насколько приятней подставлять свои ноги не под охотничьи ботинки, а под модельные женские туфельки, пусть даже с каблучком:
- Ой! Я, по-моему, наступила вам на ногу. Простите ради Бога, - и расстояние до её губ равнялось бы расстоянию до губ толстого усача, который застрял возле меня, продираясь «только спросить». Ему намерено перекрыли дорогу такие же усачи - уговоры и доводы не показались им весомыми или хотя бы немного приближенными к весу их нервов, стекших на пол этого госучреждения. Но этот рассказ посвящен не банальным стычкам и перепалкам, а чуду, которое заметили еще на улице, когда оно только потянуло на себя ручку полупрозрачной двери. Оно вошло, как солнце, и внутри стало светлей и просторней. Для застрявшего возле меня толстяка чудодейственно отыскалась ниша, и я, воодушевлённый увеличенным пространством, выбрав из всех возможных позиций самую удобную, стал наблюдать за…
Это была молодая женщина лет тридцати с распущенными волосами, цвет которых застрял где-то посередине между фиолетовым и красным. Едва касаясь зеленого воротника, они создавали иллюзию пестрого дождика на новогодней елке. Лицо скрывалось за смело и щедро нанесенным макияжем, а всё, что было ниже, теряло значение, по сравнению с безумной яркостью интерфейса. Довольно громко разговаривая по телефону, она вошла так, что все толкающиеся и давящие, разящие перегарам и упертостью мужики одновременно повернули головы, будто принадлежали одному туловищу немыслимого зверя – очередеОзавра.
Не обращая на это внимания, а может специально, чтобы все слышали и не переспрашивали, дитя бурлеска добавило громкости:
- Мама, я ж тебе объясняю: открой большой шкаф, там стоит желтая коробка… А я говорю – стоит! - еще уверенней вступила в дискуссию дочка со своей маман.
Мужики оживились - видно опять сработало единство организма – заулыбались, начали обмениваться остротами. Кто-то позади меня, резанул полушепотом: «Это на неё стоит, а на маманьку – только думает.»
-Нашла? Бежевая? Какая разница, мама! Хорошо! Пусть будет – бежевая! Открой её и поройся. Где-то, на самом дне, найдешь старые колготки…
Представляете… Разогретой предыдущим перлом толпе хватило бы что-нибудь и полегче для полного высвобождения в виде хохота.
- Чё вы ржете? Дураки! Моей маме пока объяснишь, - она и не думала смущаться. Напротив. От такого количества внимания, эта раскрепощенная особа сверкала, позабыв про маму и телефон, про коробку и дранные колготки, а убедившись, что «монстр» повержен, она облегченно вздохнула, и на выдохе из нее вышел очередной шедевр:
-Как всегда, крайнего среди вас не найдёшь. Пропустите девушку без очереди, - и с томной улыбкой, но уверенно она стала пробираться к регистрационному окошку.
-Да, разве таким красавицам отказывают…
-Проходи, солнышко…
-Ну, рассмешила,- расступаясь, по-очереди заводили разговор обитатели тесного коридора.
Во время прокладывания фарватера меня оттеснили во второй ряд, но это не помешало разглядеть её полностью: зеленый воротник принадлежал «ну очень» короткой шубке того же цвета, слегка прикрывающей… - да ничего не прикрывающей! – если бы она подняла обе руки вверх, то эта шубка подскочила бы ей под грудь. Завершали композицию стройные ножки в черных, блестящих лосинах и сапоги-ботфорты.
Лично поприветствовать «великую актрису» мне не удалось, зато толстяк, проявив наигранную галантность, оказался вместе с ней у заветной цели. Его уши и щеки горели, и, подбирая сбитое дыхание, словно ногу в строю, выпалил:
- С Новым Годом тебя, крошка!»
- Это что, вы меня в ресторан пригашаете? Я люблю вкусно покушать.
Залп хохота разразился ещё сильней, остроты летели со всех сторон. Толстяк неуверенно, как-то по-диагонали мотнул головой, но был спасен от неожиданного вопроса строгим голосом из окна:
- Прекратите базар, мешаете работать!..
Оформляя документы, наша общая подруга стала более сдержанной и адекватной, спокойно отвечала на вопросы, хотя желание офицера ГИБДД получить свою порцию удовольствия от общения с ней проскальзывало в его попытках заговорить на отвлеченные темы.
«Мы своих не предаем и по ту сторону баррикад не бегаем», - слышалось в её сдержанности. А какие могут быть шутки, когда претерпеваешь такое унижение концентрационной регистрации. Конечно, если развести философию, то выйдет: «причем тут офицер?», но философов в народе не любят и посему часто бьют им морду.
Закончив с оформлением, она быстро сложила документы в тонкую, прозрачную папку, повернулась к нам лицом и с жалобным кокетством пропела:
- Бе-едненькие, голо-одненькие! Как мне вас жа-алко. Вы мне так помогли, а я ничего не смогу для вас сделать.
- Да если б не ты, половину из нас увезли бы психиатры…
- Тебя надо зачислить в штат ГИБДД – ободрительницей, - сквозь толпу опять образовался довольно широкий проход и она, махая рукой и раздавая воздушные поцелуи, направилась к выходу.
- Как тебя, хоть, зовут, добрая фея? – уже в спину выкрикнул восстановивший дыхание толстяк.
- Я – любовь твоя, пупсик, - с улыбкой, не останавливаясь, ответила «фея». - До встречи на перекрестках, мальчики!
- Тогда уж лучше в ресторане…
- Ты ещё и машину водишь? – продолжали лететь сквозь смех острые стрелы иронии.
Подойдя к выходу, она подняла вверх руку, как бы останавливая парадное шествие:
- Вау! Какие люди - конкурирующая фирма!..
Только теперь все увидели, что за дверью стояла еще одна женщина: молода, недурна собой, но из другого...Нет, скорее "звезда" была из другого мира, а эта - из нашего, но никого не интересующего в данный момент.. Она крепко прижимала к груди папку с документами, а в широко открытых глазах легко читались одновременно возникшие чувства – ужас и растерянность, а главное - недоумение:
- Неужели я должна туда зайти?!...
От беременной груши,
Сок попал даже в уши,
И похмельную душу
Окатило теплом...
Многодетная клуша,
После пляжного душа,
Улыбается томно,
Как деваха с веслом.
Пряный суп из моллюсков-
Как бурда по-тунгусски,
(Кислых щей бы по-русски
И "Столичной" со льда)...
Солнце зад обжигает,
Хмель вчерашний кидает,
И мерси по-бурятски
Напевает вода.
Перезревшая кляча
Зенки пялит на мачо.
(Где же силы берутся
На последний бросок?)..
..В славной бухте Аяччо
Бормотеллу херачу,
А горючей слезою
Поливаю песок.
(Химия в хоз-взводе вам не какая-то там научная ересь или предмет, а некая манипуляция с предметами, в результате чего они исчезают из сферы учёта и контроля, и приобретают свойства эквивалентного обмена на другие равноценные предметы либо денежные знаки, или же приобретают другие магические свойства)
Народное армейское наблюдение
Тыловая химия начинается осенью, когда трудолюбивые кураты (курат - чёрт по-эстонски) приглашают армейцев собирать урожай овощей. Это им выгодно (они так думают), ведь оплату за собранные овощи они производят теми же овощами. Всё по-честному - десять процентов от собранного, вояки выбирают с поля, да ещё своим транспортом...Но тут на арену выходит маг и чародей тыловых манипуляций - майор Рябинин, командир хоз-взвода - толстенький, как и положено тыловику, с розовыми, круглыми, свиными щёчками, хищными глазёнками, грушевидной фигуркой, и короткими, но как оказалось, хваткими ручонками. На гражданке таких барыг как он называют жуликами и прохиндеями, а в армии командир хоз-взвода. Парадокс!
Даааа! Не легко обеспечивать дивизион в пятьсот с лишним здоровых мужиков продовольствием. Башка должна варить, что полевая кухня - в два котла одновременно. И она у него варила, правда как-то очень своеобразно...
(Воровства в армии нет, но есть мелкое жульничество в особо крупных размерах!)
Народная армейская констатация факта
Всё начиналось со странной процедуры: к боковой стене вещевого склада, подъезжал бортовой ЗиЛок, открывал борта и ему в кузов человек пятнадцать бойцов закидывали толстый, полутора-тонный дюралюминевый лист, который накрывали брезентовой накидкой.
Именно эта машина ехала забирать с полей заработанные служивыми овощи. Но для начала её загоняли на полевые весы, чтобы знать вес пустой машины, после загрузки в поле её завешивали ещё раз... Таким образом селяне вели взаиморасчёты с армейцами. Но после первой же загрузки машина приходила в часть и с неё сгружались овощи и эта полутора-тонная хрень и машина уже налегке шла в поле за новой партией овощей, но пустую её больше не завешивали - зачем, если вес машины с таким номером уже известен. А по-сему каждую ездку в часть поступало полторы тонны халявных, неучтённых ни кем овощей: капусты, картошки, морковки, свёклы...Вобщем, за сорок с лишним ездок в неделю набиралось вполне приличное количество неучтённки, которая являлась личной собственностью майора Рябинина. Вся эта неожиданно упавшая радость поступала в овощехранилище, а капуста прямиком шла в засолку.
Солили её просто: хранилище, в полу которого вмурованы две дубовые бочки диаметром три метра и высотой три с половиной, оборудовано шинковальной машиной и ленточным транспортёром. Два геройски настроенных война рубили кочаны на четыре части и кидали в шинковальную машину, иногда закидывая туда же морковь. Нашинкованая капуста попадала на транспортёр, который скидывал её в бочку, на дне которой гулял ещё один герой в резиновых сапогах и равномерно распределял пинками падающую капусту. После слоя в двадцать сантиметров, капусту пересыпали крупной солью и так до полного заполнения бочки. Сверху всё это накрывали дубовым щитом на который клали несколько булыжников как гнёт. Позже этот стратегический запас шёл на стол солдатикам, а под него списывались различные крупы и макаронные изделия которые шли в обмен на строительные материалы и прочие, нужные в личном хозяйстве вещицы. Но на этом капустная сага не заканчивлась.
Если вы думаете, что окислитель это то, чем заправляют ракеты, то вы будете правы, но только наполовину. Окислителем также называют сверх секретное солдатское блюдо, которым почти ежедневно заправляют самих ракетчиков, от чего они встают из-за стола с чувством неполного насыщения, и от чего имеют стройность, лёгкость в теле, и бравый, поджарый вид. А готовят сие яство следующим макаром:
- В паровой котёл ёмкостью пятьсот литров наваливают кислую (не квашенную, а именно кислую) капусту, добавляют десять-двадцать (зависит от повара) кило комбижира, десять кэ гэ томат-пасты, сорок кило резанной на четверти картошки - и воды до полной. Все это парится в котле часа три-четыре, причём картофель в кислоте не разваривается, а только дубеет, но это мало кого волнует, а съедобно это или нет, не волнует вовсе. В результате сей капустный деликатес, почти в полном количестве, оказывался на подсобном хозяйстве, где рядовой Афоня по-братски делит его между своими хрюкающими питомцами.
Не менее удивительные метаморфозы происходили с мясом и рыбой: поварам выдавали вместо тушёнки или рыбных консервов половину нормы мороженого мяса или рыбы, которое повара специально разваривали до волокон, а тушёнку или рыбные консервы командиры хоз-взвода ежедневно успешно списывали и самоотверженно пускали на собственные нужды.
Наконец-то до Шурки допёрло, почему его добросовестный учёт на складе, вызывал зубовный скрежет у начальства - за определённый период времени с этого склада было украдено и растрачено столько, что если эта его ведомость попадёт в шальные руки, то всему хоз-взводу будет расстрельная статья после смертной казни. А потому майор Рябинин ждал удобного момента, чтоб устроить на складе пожар и под эту оказию списать всё. На всякий пожарный случай на складе хранились две бутыли керосина и в случае внезапной ревизии, короткое замыкание электропроводки было гарантировано.
В чём можно было быть уверенным на сто процентов, это в том, что Шурка ушёл в армию наивным, целомудренным, морально чистым юношей, без криминальных знаний и наклонностей, но с аналитическим складом ума и неплохой соображалкой. И тут на тебе - изнанка тыловой службы, налицо вся подноготная, и наивысшее криминальное образование в области мошенничества и воровства - кто бы мог подумать, что это возможно в святая святых...
В душе он негодовал, видя всю эту гнилую систему, но бунт на помойке не имел смысла, так как этой системой была пронизана почти вся армия - все тащили то, что было в зоне досягаемости руки - от гвоздя до бензина, от бушлата до сапог. А по сему он стал ко всему этому относиться философски, а тем более использовать ту степень свободы, которая ему представилась.
И правда - чего тебе ещё нужно, скотина?
Сыт, одет, обут, сам себе хозяин, почти бесконтролен. На построения не ходишь - отмазки всё время есть: то учёт на складе (какой?), то в бане что-то прорвало (иди проверяй!). И некая успокоенность от этого разлилась по всей башке.
По субботам, после полудня, когда все офицеры уезжали из части домой, он убегал за колючку, в лесу переодевался в спрятанную там гражданку и шёл куда глядят глаза. Просёлочные дороги радовали и удивляли его. Частенько он сталкивался нос к носу с лесным зверьём (бывало, ему попадались лоси, олени, косули, а однажды даже встретил рысь). Свобода шибала в голову и вызывала чувство эйфории.
Ещё бы - здоровый, молодой, полный сил и уверенности мужик, а вокруг неописуемая красота и воля...
Под ногами пружинила жёлтая, песчаная, просёлочная дорога, по обе стороны которой росли мачтовые сосны и массивные ели, что так красиво смотрелись на синем, до боли в глазах, джинсовом небе. Подстилка из мха и, торчащие из неё яркие шляпки подосиновиков, придавали лесу опрятно-театральный, ухоженный вид - за ним и правда ухаживали: частенько встречались аккуратные дровяные складки в самых неожиданных местах. Заваленные, сорные и больные деревья своевременно распиливались какими-то эльфами на дрова, на вырубках были удалены пни и посажен молодняк,чувствовалось какое-то любовное, не виданное ему доселе, отношение к природе, что вызывало удивление и неподдельное уважение. И всё это на фоне подмосковного, да что там, РСФСРовского, беспризорного варварства выглядело уж слишком...
Как-то раз, в азарте, гулянье завело его всё дальше и дальше от части, лесная дорога вывела его на трассу недалеко от моста через довольно чистую речку с поэтическим названием, которое под силу только пьяному - Вяйке Эмайыги, а ноги его уже несли вперёд по направлению к маленькому городишке Тырва, в который он не один раз заезжал с прапорщиком Володченко по поручению майора Рябинина с обменной на тушёнку миссией. Попутно Шурка заходил в различные селения, так просто из любопытства, чтоб отметиться и потом сказать, мол, я там был.
Не остался в стороне и Йыгевесте - посёлок по дороге в Тырву, местная достопримечательность с населением полтораста человек, где находится мавзолей великого русского полководца Барклая-де-Толли, к которому вела аллея с двухсотлетними липами. В оккупацию фашисты даже не тронули захоронение и, как говорят, отнеслись к этому месту с уважением.
Уютное кафе в Тырве на время раскрепостило Шурку и напомнило о до-армейских временах, которые прошли преимущественно на ВДНХ, некоей Мекке столичного отдыха. И через часок, в этом расслабленном состоянии он двинулся к выходу...
Она появилась перед ним так внезапно, что он опешил и встал, как истукан у неё на пути. Шурка стоял как парализованный, она же вовсе не торопилась обойти его. Хрупкая, со светлыми волосами, серо-голубыми глазами, в лёгком, летнем платице с яркими пионами на бело-голубом фоне, она какзалась внеземным, божественным созданием. Они стояли и просто смотрели друг на друга - Шурка был не в состоянии оторвать от неё взгляд и она смотрела на него, словно под гипнозом.
Это, дорогие друзья, была тоже химия, но другого, наивысшего порядка, такая красивая и пъянящая, изучать и чувствовать которую люди готовы всю жизнь, которая весенним паводком сносит всё - преграды, временные рамки, запреты, идиотскую мораль и прочие дурные надуманные условности. Еще не произнесено ни одного слова, а два сердца как по команде колотятся в лихорадке, тела становятся невесомыми и кажется ещё мгновенье и оторвутся от земли...
Из зала доносилось что-то в исполнении "Bee Gees", а они всё стояли и киношно смотрели и смотрели в глаза друг другу, и пауза грозила затянуться.
- Я Саня, - представился он как-то смущённо.
- А я Аста, - бойко ответила она с милой улыбкой и приятным акцентом.
- Идём отсюда, тут накурено - смело предложил он. Она охотно согласилась.
Первое время шли молча, только улыбались, поглядывая друг на друга и удивляясь внезапности этого знакомства и таким волнительным первым чувствам, которые они только что испытали.
Сладок грех любой сначала,
А потом - сжигает нас!
(Вову мама наставляла,
Отправляя в первый класс).
- Не кури, сыночек, вовсе,
Водку пьют другие пусть!
- Эти шалости я бросил!
Не курю!
Не пью!
...Колюсь.
Приятных деньков, мой натруженный друг.
Пусть ярко сияет вам солнечный круг
Над раем морским и песочным,
«Алейкум салям» на восточном
Пусть радостно вас повстречает
Под звуки прибоя и чаек.
Пусть будет свободным удобный лежак,
Пусть будет холодным бесплатный коньяк,
Обилье закусок и новых друзей,
И пусть этот рай пролетит поскорей!
Ведь я так скучаю, мой праздный малыш,
Минутки считаю, когда возвратишь,
Свою загорелую попку
В аврал, непогоду и пробку)