Давай, заберёмся в этот маленький дом.
Скажу по секрету, я раньше в нём не был.
Но для того, кто сыт по горло дождём,
Едва ли есть лучшее место,
Чтобы скрыться от неба.
Давай, проберёмся на старый корабль.
Скажу по секрету, он держит курс в море.
Но для того, кто сыт по горло тюрьмой,
Едва ли есть лучшее место,
Чем дырка в заборе.
Давай, заберёмся в этот старый окоп,
Скажу по секрету, сегодня затишье.
Но для того, кто сыт по горло войной,
Едва ли есть лучшее место,
Чтоб сидеть тише мыши.
Давай, поклянёмся не тратить слова.
Скажу по секрету, я клятвам не верю.
Но для того, кто с утра и до ночи "гав-гав",
Едва ли есть лучшее место,
Чем коврик у двери.
Давай, поклянёмся пробраться туда,
Где нет дождя и где не стреляют.
Там хорошо и полный простор кораблям.
И там стоит тишина,
Пока пёс не залает.
Остатка ночи вытертая шкурка
сползёт по стёклам окон и витрин,
присыпав пеплом фонарей окурки –
их в Амстердаме тысячи, поди...
За улицей струится рябь канала,
а в венах – то ли кровь, то ли абсент...
голландской королеве маргиналов
принёс его двенадцатый клиент.
И, де жа вю шагрень души разгладив
(фонарь, аптека, улица... аминь),
уснёт к рассвету ленинградка Надя
с простым понятным именем Nadine.
Среди ночи прерван сон.
Ни кошмар, ни драка.
Возле дома моего
Плакала собака.
Что причиною тому?
Кто обидел, пёсик?
Громко лаешь почему?
Что повесил носик?
Может лапку подломил,
Вот и воет лайка.
Иль с работы не спешит
Занята хозяйка,
Иль дорогу потерял,
Где тот дом у луга?
Завела в такую даль
Новая подруга.
Иль хозяин загулял,
Парни мы лихие!
Только псина не предаст.
Времена такие.
Душу рвёт собачий крик.
Может он приснился?
Пять минут, и всё, затих.
Будто растворился.
Ещё не черёмуха, даже
И даже уже не сирень…
Ещё не пора абордажа…
Мужайся! (бужу на заре)
Я буду по левому борту
(сандали, пилотка «Варяг»)…
…и боцмана пьяная морда
лоснится под «Ссслнчннеффф бряг».
И ты удивлённо ресницы
воздымешь- не снится ли, де?!
Ветрила из алого ситца..
-А кто капитан на ладье?
А я отпираться не буду:
- Да это же я – Одиссей!
По нашему сельскому прУду
Гребу, отгоняя гусей.
И ты, будто ты – Пенелопа
(а, будто бы, ты – не Ассоль)
и боцман. И трезвые оба.
блестим под Абрау Дюрсо
На шее венки из кувшинок,
сандали, пилотки «Варяг»
и все ещё, кажется, живы
и всё на своих якорях.
Ну, блин, здрафствуй, страна! Адурефшых маральных уродов...
Жутью старости нищей на прошлое бросившых тень...
Как купилис на лжывое слаткое слово "свабода"!
Не подумав, а хде взять на ето зелёную хрень?
Ах, мурло, ***... Ат Гуччи шматьё на сибя нацепило!
И ф пинтхаузе гордо взираеть на зафтрашний день...
А мазги-то с брачьком... И ярлык не атклеиш дебила,
Хоть какое фуфло ат кутюр, обалдевшы, надень...
Угараю и ржу я с причуды фсемирной исторьи...
Иш вить, сучька! Крута... Виш какой заложыла вираж!
Лишь старушек согбенных нещасных мне жалко до боли...
На панель не пойдёш, коченея... Сибя не продаш!
На перекрестке стоял дурак. То что это именно дурак, а не умный было видно сразу. Он растерянно метался из стороны в сторону, беспорядочно размахивал руками и дико вращал глазами. И настолько сильно производил он впечатление полного придурка, что просто нельзя было пройти мимо, чтобы не подойти к нему и не постучать по голове: «Ну какой же ты идиот!» И прохожие стучали ему по голове, а потом еще долго обсуждали вслух: «Вот дебил! Ну это же надо быть таким дураком!» Так они рассуждали до следующего перекрестка.
На следующем перекрестке валялся опустившийся человек. Его бордовая физиономия начинала приобретать фиолетовый оттенок от алкоголя, а может быть и от наркотиков. Вонь от него простиралась в радиусе нескольких метров. Былая одежда превратилась в некую бесформенную массу грязных, рваных тряпок. Проходившие мимо не могли скрыть своего омерзения и плевали в его сторону, а некоторые наподдавали ногой по равнодушному ко всему телу. Дальнейший путь прохожих проходил в громких возмущениях - до чего может скатиться то, что когда-то было человеком. В таких возмущениях и восклицаниях они шли до следующего перекрестка.
На следующем перекрестке стоял отъявленный мерзавец. Его сразу выдавали злые, вороватые глаза. А еще он постоянно что-то прятал в карманах или за пазухой. Если просто пройти мимо него, то наверняка можно было получить удар сзади. Но никто не давал ему этого шанса. Проходившие мимо люди заранее сжимали кулаки и напрягали мускулы, а поравнявшись с этой сволочью со всей силой вмазывали ему. Мерзавец падал. Но потом он поднимался снова. Догнать ударившего он уже не мог, но в то же время следующему прохожему надо было быть снова начеку. Мерзавец был уже изрядно побит и устал, поэтому следующему прохожему не составляло особого труда снова врезать ему хорошенько. Продолжая свой путь после встречи с этим негодяем, прохожие долго негодовали – как это таких людей держат на свободе?! Так они рассуждали до следующего перекрестка.
На следующем перекрестке стояла легкомысленная девушка. Она была очень красива и чертовски привлекательна!
Не выкурить её из головы,
Не выплюнуть и не извлечь рукою.
Она одна там. Раньше жили двое.
Один из них составом схож кровИ
с моим, да и повадки те же.
И тот же беспокойный ночью сон,
Который похоти сродни приходит реже,
Поднадоел порядком Мендельсон.
Рвёт душу. Не до Мендельсона!
Старик в утиле. Палец у виска.
Соски небритые таращатся спросонья
на облик той, которая близка
душой - всегда, во стократ чаще телом
И в тыщу раз дрожанием груди,
С распределённым весом по бретелям
И парой глаз в надежде визави.
Гормонами заведует Enigma,
На топчана влияя резонанс...
Предательски растёт оплошек сигма
Лямура завершая ренессанс.
Была Родина. Не стало родинки.
Раны. Ссадины. Мысли-ходики.
Девушка-Станция. Выйдет-Останется.
Раньше касалось. Теперь не касается.
Смех кладёт меж зубов расщелины.
Поезд на жизнь отстаёт от Карениной.
Яды всякие льются скатертью.
Мат в три позы. Чужая партия.
Счастье шавкою мимо гавкает.
Язык в аллегро молотит всякое.
Нету рук, чтоб махнуть решительно...
ЧЁРТ! Не крыша, а общежитие!
СССС ППП
С С П
С С. ППП. Сегодня. В 13:30 по... времени не без помощи хирургического
вмешательства я действительно лишилсясвоей любимой
левощёчной родинки.
:о)
Так больше никто на меня не посмотрит,
Так больше никто обо мне не заплачет...
Что было меж нами останется в строках,
А то, что мы врозь, разве что-нибудь значит?
К Твоим я зачем привыкала объятьям,
И мне их зачем же теперь не хватает?
Твои седина, запах кожи мне снятся,
Зачем, коли рядом другого дыханье?
Меж ним и Тобою я в вечном раздрае,
Но нет Твоего на моем сердце стука,
И я по Тебе больше дочек скучаю...
Я просто, наверное, вздорная сука.