"Мы в ответе за тех кого приручили..."
( Маленький принц )
Антуан де Сент Экзюпери
Помню я нашёл в подвале
Мокрый серенький "комок",
Он царапался, кусался,
Был напуган и продрог
Я его укутал в шарфик
И засунул под пальто,
Описать его смогла бы,
Вряд ли, Агния Барто
Он совсем не мог мяукать,
Изъяснялся только "Мыр-р-р",
Полюбил меня он сразу,
Молочко, творог и сыр
Шерсть тигрового окраса
И "бездонные" глаза,
Бросить здесь такое "чудо"
Я не смог бы, и нельзя
Муську мы "удочерили"
На работе, всей гурьбой,
Она выросла большая,
Вся лоснится, хвост "трубой"
Через год открыл я шкафчик,
Глядь, а там свернувшись спят,
У неё под тёплым брюшком
Восемь крохотных котят
Нынче я уехал в отпуск,
Возвращаюсь, Муськи нет!
Первый раз она исчезла,
Почитай за восемь лет
Девять дней её искали,
На десятый день нашли,
Под кустом, едва живую,
Исхудавшую, в пыли
Я так думаю, что кошке,
Стал роднее я, чем "мать"
И она рванула в Питер
Меня "блудного" искать
Может прыгнула с балкона -
Поискать решила "папу",
Вообщем где-то моя Муська
Поломала себе лапу
Смотрит жалобно, тоскливо,
В них и боль и страх и шок,
Взял на руки - заурчала,
Успокаивал как мог
Про рентген, "мозоль", уколы
Я не буду говорить,
Одним словом врач сказала -
Ваша Муська будет жить!
Может станет "хромоножкой",
Ну а главное жива!
Оклемается надеюсь,
Почему не "пуркуа"?
Только тут, друзья, я понял
Фразу, "чёрт" меня дери! -
"Вот за то и "братьев" меньших...
Антуан Экзюпери!
Пуркуа - Le pourquoi pas - а почему и нет ( франц. )
Спустя 7 месяцев -
Муська по-прежнему живёт на складе, лапка
полностью зажила, не хромает, искуссно ловит
залетевших на склад воробьёв, мне и всем всегда
рада, шёрстка блестит, очень ласковая и чистоплотная
кошечка,она наша общая любимица
( её адрес: г .Санкт-Петербург, 7-й Предпортовый
проезд. дом 14, 2-ой этаж, ООО "Антей", тел. для
связи - (812)493-51-94 )
Но всему когда-то приходит конец. На этот раз
он был жутким. В конце июня 2010 г., Муська нашла
дорогу с третьего этажа склада на улицу, где её задра-
ли собаки. Она была домашней кошкой и раньше не
встречалась с дворовыми псами, чувство самосохра-
нения у неё отсутствовало, она привыкла только к
доброму к себе отношению. Больше тут добавить нечего.
"Что так сердце, что так сердце растревожено?
Словно ветром тронуло струну.
О любви немало песен сложено" (с)*,
Только их поют не так, как в старину.
- - -
Где ж признания подругам под гитару и гармонь?
Где смущенные улыбки из распахнутых окон?
Где ночные серенады средь сиреневых гирлянд?
И давно в шкафу пылится старый дедовский баян.
А я вновь его достану,
Пыль тряпицею смахну.
Дед мой с этим вот баяном
Через всю прошел войну.
А потом, по возвращеньи,
От родителей тайком
Бегал к бабушке моей он,
Пел ей песни под окном.
Та в румянец алый сразу,
"Прочь ступай!"-твердит ему.
Ну, а он ей:"Знай, отказа
От тебя я не приму!
Не уйду я, хоть ты тресни!
Без тебя мне свет не мил!"
И своей душевной песней
Сердце ей разбередил.
Как баян играл на свадьбе!
Чуть не лопнули меха!
Молодой невесты ради
Пелись песни жениха.
С той поры прошло немало
Лютых зим и жарких лет.
Вот и бабушки не стало.
Вслед за ней ушел и дед...
И баян осиротелый
Век остался доживать.
А ведь раньше было дело,
Дед учил меня играть.
Пробегут по кнопкам пальцы,
Вспомню молодость свою,
И душевные романсы,
Как и прежде, запою.
А еще спою частушки,
Как в былые времена.
И курносая старушка
Улыбнется из окна.
Ей ведь, как бальзам на раны,
Как лекарство для души,
Звуки старого баяна
В этой утренней тиши...
-
*использован фрагмент песни "Что так сердце растревожено" на стихи М.Матусовского
Континенты с океаном вразнобой
Образуют облака как отраженья.
Мы глядим на них до головокруженья,
А они до тошноты – на нас с тобой.
Их кудрявые, ажурные мозги
Неизвестно, что себе воображают,
Но предельно аккуратно отражают
Нас с тобою среди прочей мелюзги.
И до них не долетает воронье.
Их объять - так только глазом да умищем!
Это облако – дыхание мое,
А вон то – твое дыхание, дружище.
И бегут они всё мимо, мимо, мимо,
Но не мимо поэтической строки!
С их высокого маршрута - мы мелки,
В смысле, мелочны и малоразличимы.
И прогнозов синоптических опричь,
Продвигаются они высокомерно.
Их движение вполне закономерно,
Только мне законов этих не постичь.
Не понять их, как холодного огня,
Поглощенного прозрачным минералом.
И каким же оконтУрить интегралом
То, что раньше было толикой меня?
А когда в иссиня-пепельных тонах
Разверзаются заоблачные хляби,
Как сказал один поэтище неслабый,
Я и сам похож на облако в штанах.
Этот образ сообразен не вполне!
Но стою я, переполнен синевою,
Что составлена водою дождевою,
Возвратившейся от облака ко мне…
Прошедшие века здесь изменили мало,
У стен монастыря, как встарь, гуляют куры.
И Каменка течёт под ивами устало,
И медовухи вкус живительней микстуры.
Как сотни лет назад, здесь вид средневековый –
Смотри во все глаза и непременно слушай.
Пасутся на лугу здесь рыжие коровы
Под звон колоколов и кваканье лягушек.
Покажите мне Гоголя...Не такого, чтоб медь за версту.
Не того, что затрогали. Покажите его...в высоту!..
Цвета алого паруса нарисуйте мне грустью мечту.
Птицу певчую в зарослях на холсте, что крестьянки плетут…
Искалечен римейками, и зачищен бархоткою лжи,
Изрешечен скамейками, словно пулями, всё ещё жив…
Покажите мне Гоголя - да в размахе могучем крыла!
Не завешенным тогами покажите... как найденный клад!..
… Хорошо иметь знакомого лётчика, да ещё командира экипажа, пилота первого класса. У меня таких папиных знакомых много. Поэтому, пока другие дети смотрят на Землю и облака под крыльями самолёта в боковые иллюминаторы, я смотрю прямо по курсу через фонарь пилотской кабины. Я сказала «фонарь», а вы, наверное, подумали про фонарик с батарейками, с которым папа ходит в подвал за картошкой. Нет, фонарь пилотской кабины – это такое окно из прочного стекла во всю ширину и даже на боковых стенках самолёта. Оно полукруглое и в тёмном небе светится как фонарь. Потому так и называется. А когда командир включает автопилот, мне разрешают даже посидеть в кресле пилота. Главное – ничего не трогать. А я и не трогаю. И так всё жутко интересно.
У меня целая бутылка лимонада, полный карман кислых «Взлётных» леденцов, а далеко внизу из туманной бело-голубой полоски горизонта возникают, приближаются и уплывают куда-то под меня большие и маленькие тёмно- и светло-зелёные пятна лесов и полей, узкие ниточки рек и дорог, яркие голубые блёстки озёр и чёрно-коричневые мозаики городов.
Я много раз видела Землю сверху и каждый раз она - разная. В такие моменты я почему-то чувствую себя игроком в гигантскую игру – то ли в «Монополию», то ли в компьютерную «Цивилизацию». Я как будто руковожу огромной фирмой, в которой работают тысячи людей. И все они выращивают хлеб и яблоки, строят заводы и магазины, перевозят грузы и пассажиров. А ещё они просто живут на этой Земле, дружат и веселятся, учатся и отдыхают, водят детей в ясли, ухаживают за больными. Говорят, там внизу есть какие-то границы, но я их никогда не видела. Я вижу только большую красивую планету. И она мне очень нравится.
Залит закат как будто соком дынным.
Откуда дыня? Время не её…
И остро пахнет порохом бездымным,
И руки жжет горячее ружье.
Но вот закат наполнился гранатом -
Так небосвод зловеще освещен,
Как будто бы патологоанатом
Пластает плоть, живущую еще.
И как мотив трагических симфоний,
Где смерть и жизнь оспорили межу,
Мятется дичь на желто-красном фоне,
Чертя крылом фигуры Лиссажу*.
Я с этой уткой, ищущей удачу,
Осознаю кармическую связь,
Ведь мой портрет в зрачках ее горячих
Мятется тоже, дроби убоясь.
Эпюра крыл – увижу – цепенею!
Мелькает утка, в небе семеня.
Да, я пришел. Пришел сюда. За нею.
Но с ней уйдет и толика меня…
------
*Фигу́ры Лиссажу́ — замкнутые траектории, прочерчиваемые точкой, совершающей одновременно два гармонических колебания в двух взаимно перпендикулярных направлениях.
С моим отцом (работником вокзала),
Мне помнится, в былые времена
В халяву покатались мы немало.
Была тогда единая страна.
И по "железке" ездили раз в год мы
(Бесплатные билеты- красота!)
На Вятку, в Вильнюс, в Крым, в Москву иль в Гродно...
Мы посетили разные места.
Попутчиков однажды было мало.
Мы возвращались с северных широт.
От скуки я столбы в окне считала,
Отец читал родной "Советский спорт"...
Нас скукота достала до печенок!
В окне пейзаж мелькает, в кружке- чай...
Тут станция с названьем "Горбачево"
Нам на пути попалась невзначай.
В те дни шла перестройка полным ходом.
Всё это обсуждалось горячо.
И постоянно на устах народа
Был предводитель- Миша Горбачев.
А на перроне шла торговля бойко.
Несли товар старухи к поездам.
Им было наплевать на перестройку.
Их бизнес процветал во все года.
На станции с таким названьем звучным
Должны мы были полчаса стоять.
Так что же зря сидеть в вагоне скучном?
"Давай пройдемся до вокзала, бать?"
Мы вышли. Нас приветствовал старинный,
Давным-давно построенный вокзал.
Тут перестройки не было в помине.
И коммунизма дух еще витал.
Мы поняли, и гласность не в почете
(Ведь диктор умолчал там неспроста!),
Когда узрели, как в окне напротив
С перрона тихо тронулся состав.
Бежали мы за ним, теряя сланцы.
А поезд наш поспешно уходил.
И на бегу смогли мы догадаться-
Так вот, что "перестроил" Михаил!!!
Он "перестроил" в корне расписанье!
И поезд наш стоял лишь пять минут.
Проводники, махнув нам на прощанье,
Смотрели, как же дружно все бегут!
А пассажиры мчались за вагонами,
Немыслимые делая прыжки.
Роняя на пол яблоки зеленые
И на бегу теряя пирожки.
Бежали мы тогда с особым рвеньем.
Отец меня пёр, как локомотив!
Запрыгнули в вагон мы на ступени,
По бегу и прыжкам сдав норматив.
На шпалах был кулек потерян с вишней.
Но нам, признаюсь, было всё равно.
Себя клялИ за то, что мы там вышли.
И Мишу Горбачева заодно!
. . . . .
А лет уж с той поры минуло сколько!!
Но не забыть безумный наш забег.
Вагоны, Горбачево, перестройка...
Ту станцию запомню я навек!
Осеннее рыжье
Прохвачено морозом,
Отмыты добела
Пустые небеса.
Дорога, как ружье,
Заряжена угрозой,
И два ее ствола
Глядят тебе в глаза.
Стремится вновь и вновь
Хватать тебя за руки
Привычное былье.
Но истина проста:
Дорога, как любовь,
Заряжена разлукой.
Не пережив ее,
Любви не испытать.
Достаточно тревог
В бескрайности широкой!
Неведомо куда
Выводит этот путь.
Лишь узенький порог
Меж домом и дорогой,
Но трудно иногда
Его перешагнуть.
Послушай мой совет -
Кончай топтаться между!
Задумал, так иди.
Ну вот, уже пошел!
Дорога, как рассвет,
Заряжена надеждой,
А значит, впереди
Всё будет хорошо!
Жестоки люди к слабости людской,
Порвать готовы каждого от злобы
Кто не готов идти с толпой...
Крикливый маленький ребёнок
С рождения впитавший солнце
Он счастлив был уже с пелёнок
Рожденный русской и японцем
Летело детство беззаботно
Он в школе брал уроки пенья
Ходил на самбо по субботам
Писал легко стихотворенья
Пошёл он в армию не струсил
Играла кровь отцов и дедов
Лицом японец,с душой русской
Готовый к боевым победам.
Но армия другая школа
Нужна мужская дисциплина
Как Мать она, только сурова
Куёт из мальчика мужчину.
Ему кричали - Эй мартышка!
Быстрей работай, гордый очень
Эй малый - ты зажрался слишком
Наверное по почькам хочешь?
Сжимал он в ненависти зубы
Не редко лез без страха в драку
Надолго парень не забудет
Ночами он с досады плакал.
Но солце ярко вновь светило
И пел он песню самурая
Своих обидчиков схватил он
И автоматом угрожая
Построил на плацу казармы
Сказал - Вы нелюди! Вы звери!
В аду вам место, а не в армии
И расстрелял без сожаленья.
Счастливый маленький ребёнок
С рождения впитавший солнце
Давно уж выросший с пелёнок
Рожденый русской и японцем.
Вот женщина приходит к парикма
И просит сделать простенькую стрижку
«Под тиф» (причёску "русская чума"),
Глядит на парикмахерские фишки
С опаской, на блестящие мячи
Исполнены огня Хаттори Ханзо,
На кровь, что рядом льётся и журчит,
Стекая в русло чаши из фаянса.
Сверкнёт над ухом лезвие ножа,
Взлетят под потолок фатально руки,
И головы забытые лежат,
Дрожат ресницы их в последней муке...
Тут волосы как куры-гриль висят
В фольге, а там закручены в коклюш ки,
Вот хвостики молочных поросят,
Вот кудри буратиньи у старушки,
Здесь хром блеснул и вверх взметнулось жало,
И струйка зазмеилась, расплескалась,
И вниз стекла по креслу-эшафоту
(Плащ самурайский важен для работы).
Сенсей меч омывает не спеша,
Фальшивое руно фальшивым сушит
Он фёном, поправляет вилкой шарм,
Взмах крыльев металлических над ушком…
Всё сделано. Бескровные лежат,
Ощипаны, омыты завитушки,
Земля вам пухом (или скальп опушкой),
И тётя выплывает как баржа…
Барашком сделав тощего гуся,
Свой венчик снял, натёрший лоб и уши,
Из белых роз, и в двадцать пятьдесят
Сенсей оделся и пошёл по суши.
На Хохмодром когда-то заходила
Душой согреться и немного отдохнуть
И было всё так мило и красиво,
И юмор не давал порой уснуть.
Тогда рецензий просто не читала,
Быть может от того,что я сама
Критиковать бы никого не стала,
Ведь творчество вне критики,друзья.
Теперь пишу и отзывы читаю
И на себя и на других,увы...
Ничто не изменилось здесь,я знаю,
Просто смотрю с другой я стороны.
Кусают и грызут без сожаленья,
а жаль,ведь был оазис для души,
Простите,что моё "такое" мненье
Сегодня никого не рассмешит.