Несмешное- Лучшее из свежего

Мог ли Владимир Высоцкий не написать о конях в своих стихах, мог ли не спеть о них в своих песнях? Конечно, не мог. Появление образов коней в его стихах и песнях было предопределено особенностями его творчества, его поэзии и его судьбы, полной стремительного движения, бега поэта-экстраверта по жизни, по дороге судьбы к трагическому обрыву-концу. Ведь кони-образы, кони-символы, как никакое другое средство, больше подходят - как творческий способ соединения чувств и мыслей «гибельного» восторга Внутреннего Мира поэта и гибельного для поэта – Реального Внешнего Мира.
В поэзии, в стихосложении, как и мифологии, именно «конь» имеет двойственное значение: конь может символизировать как жизнь, так и смерть, приближение к роковой черте между жизнью и смертью, бег самого коня или бег Времени и Мысли.
Конь может выполнять роль символа добра и счастья, верности и дружбы. Конь олицетворяет часто – и силу, и скорость, и проворство. В различных религиях кони могут иметь крылья, нести знак богатства, творчества, быть посланниками богов... Пегасы, крылатые кони – спутники творчества, поэзии, сопутствуют и переходу от одного уровня к другому. Во всех странах конь почитался как самое умное создание.
У древних славян, конь — символ счастья и добра. Культ коня был связан с почитанием Солнца: славяне верили, что бог Солнца ездит по н*** на колеснице, запряжённой четвёркой белых коней с золотыми гривами и крыльями. Кони были верными друзьями, которые своим ржанием и боем копытами могли предупредить своего хозяина об опасности.
В китайской мифологии конь – один из семи символических животных, символизирующих скорость, силу, упорство.
И в то же время четыре коня Апокалипсиса – это война, смерть, голод, эпидемия... Зато в иранской мифологии четыре белых коня (ветер, дождь, облако и снег) везут колесницу Ардвисуры-Анахиты...
В индуизме Белый Конь является последней реинкарнацией, средством передвижения – появления в десятый раз Вишну, который несёт спасение миру.
В скандинавской мифологии конь появляется, сопровождая бога полей, лесов, Солнца и дождя. У шаманов часто конь символизирует переход из этого мира в другой.
Кони, лошади – добрые, доверчивые, беззащитные... А у Владимира Высоцкого они и уставшие, и «скучающие», и «злые», и «привередливые»-мистические, одновременно и подгоняемые всадником, и выслушивающие просьбу остановить бешеный бег у обрыва...
Владимир Семёнович не мог не написать в своих стихах, не спеть в песнях о конях и потому, что знал о роли лошадей в жизни и творчестве своего любимого поэта   - Александра Сергеевича Пушкина. Во времена Александра Сергеевича, как, впрочем, и в наши дни, к хорошему коню относились как к товарищу, другу. Хорошего коня холили и любили. Поэты сравнивали их скорость с бегом времени, ценили их красоту, благородство. А Пегас – крылатый конь – воспринимался издавна как символ поэтического творчества.
Наслаждение верховой ездой описано Пушкиным во многих стихах: «Скользя по утреннему снегу, друг милый, предадимся бегу нетерпеливого коня...» (1829 год), «Ведут ко мне коня, в раздолии открытом, махая гривою, он всадника несёт, и звонко под его блистающим копытом звенит промёрзлый дол, и трескается лёд...» (1833 год).
Высоцкий знал все стихи Пушкина. Знал он и про пушкинские конные автопортреты, которые Александр Сергеевич нарисовал в 1826 и в 1829 году. И Высоцкий, так же, как и Пушкин, не мог удержаться от соблазна «примерить на себя» образ лошади, коня, используя их прежде всего в переносном смысле. В «Словаре языка Пушкина» упоминается, что поэт в своём творчестве упоминает лошадей 579 раз – в том числе в вариантах: «конь» - 269 раз, «кобыла» - 9 раз, «кобылка» - 7 раз», «лошадка» - 6 раз, «жеребец» - 6 раз», «лошадка» - 6 раз, «лошак» - 2 раза, а Пегас встречается 11раз.
Высоцкий использовал в стихах и песнях «лошадиные названия» меньше 100 раз, в том числе в вариантах «конь» - 47 раз, «лошадь» - 12 раз, несколько раз встречаются: «пристяжной», «коренной», «клячи», «иноходец».
У Пушкина конь чаще всего – символ мужества, свободы и воли, знак героической, сказочной и исторической тематики: «Ретивы кони бранью дышат...», «Мой конь в ряды врагов орлом несётся с грозным седоком...»
А у Владимира Высоцкого конь чаще – символ быстрого движения, символ свободы.
Первое упоминание о конях в стихах Владимира Высоцкого можно обнаружить в песне «Лежит камень в степи» (1962г.): «Перед камнем стоят без коней и без мечей...». Но далее о самих конях - ни слова. Сюжет, использующий сказочного коня, впервые появляется у Высоцкого в песне 1963 года «Сивка-Бурка».
В известной сказке Иван поймал коня, который поедал пшеницу, Иванушка вскочил на него ловко и ухватился крепко за гриву. Конь носил-носил его по полю, скакал-скакал — никак не мог сбросить! Стал конь просить Иванушку:
— Отпусти ты меня, Иванушка, на волю! Я тебе за это великую службу сослужу.
— Хорошо, — отвечает Иванушка, — отпущу, да как я тебя потом найду?
— А ты выйди в чистое поле, в широкое раздолье, свистни три раза молодецким посвистом, гаркни богатырским покриком: «Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!»— я тут и появлюсь...

У Высоцкого – свои Сивка и Бурка, своя «сказка из жизни, приближённая к действительности, к «городскому романсу» - Сивка и Бурка – два друга, «Лошади, известно, - тоже человеки»:

«...Ночи по полгода за полярным кругом.
И, конечно, Сивка – лошадь – заскучал.
Обзавёлся Сивка Буркой – закадычным другом,
С ними он ночи длинные коротал...»

Дело оказывается в том, что «кучера из МУРа укатали Сивку, закатали Сивку в Нарьян-Мар...», и Сивка, получивший полностью «гонорар» (срок), вкалывал «конь конём» - и за себя, и за своего друга Бурку... Действие здесь происходило не в привычной для лошади обстановке
Написана эта песня Высоцкого была в 1963 году в период, когда он создавал свою серию «дворовых» песен .

В 1964 году в иронической песне «Я любил и женщин, и проказы» Высоцкий смело сравнил встреченную им «...одну из очень многих на моём на жизненном пути» со злым конём:

«...Женщины – как очень злые кони:
На дыбы, закусят удила!..
Может, я чего-нибудь не понял,
Но она обиделась, ушла...»

Что ж, достаточно смелое сравнение, характерное для песен Владимира Высоцкого из иронически-дворового цикла (или песен «городского романса»), которые удовлетворяли тоску по простой человеческой интонации...
Когда-то Высоцкий в беседе с Чингизом Айтматовым рассказывал: - «Блатные песни – это целый жанр, пусть сентиментальный, мелодраматический, но очень искренний. Мои песни, что ни говори, это стилизация. Форма, в которой мне удавалось, я надеюсь, выразить очень простые, очень искренние человеческие чувства, характеры, конфликты...»

Впрочем, в песне «Всё относительно» автор резко меняет в тексте своё отношение к коням, к «хорошим» коням:

«...Оденусь, как рыцарь я после турнира, -
Знакомые вряд ли узнают меня,
И крикну, как Ричард я в драме Шекспира:
«Коня мне! Полцарства даю за коня!..»

И такой переход (героя этой песни 1966 года) из каменного века в эпоху Шекспира, и перемена в отношении поэта к лошади оправданы относительностью («Вот уж действительно – всё относительно, всё-всё-всё...»).

А в жизни Высоцкий и сам иногда был бы готов отдать полцарства (или хотя бы «полчего-то») за коня, за скачки на лошади. Вот что пишет об этом Вениамин Смехов в воспоминаниях «Гастроли и скорости» («Владимир Высоцкий. Четыре четверти пути», 1988 г., «Физкультура и спорт», Москва):

«Из наземных видов транспорта, любезных сердцу поэта, выделю автомобиль и лошадей. Причём, его бы воля, он бы второе повсюду вернул на первое место. На любых съёмках, где полагались скачки или просто езда на телеге, Высоцкий, по всеобщему воспоминанию, впадал в младенческий восторг, и останавливать его по дороге в седло было опасно для жизни. Когда в 1976 году театр, гастролируя по Венгрии, остановился на экскурсию под Дебреценом, нам неосмотрительно предложили быть зрителями объезда табуна... Помню: хрупкий охотничий домик, широчайшее поле, чернеющий в глазах дикий табун, одного обгонщика перед лицом скачущей братии, гудящую под ногами землю и Высоцкого, дрожащего от счастья. Натравил переводчицу на обгонщика, тот, как интеллигентный хозяин, разрешил и ...
Пока Володя дрожал от счастья, мы, конечно, дрожали от страха. Необъезженная лошадь плюс табун и минус знание венгерского языка. Мы хором отговариваем: завтра в Дебрецене «Гамлет»... Рядом с Володей водрузился на дикую лошадь Виктор Семёнов... Ну, всё-таки их двое – это почему-то слегка успокоило. Кончилось всё благополучно, но безрассудство налицо.
Гораздо приятней было наблюдать Высоцкого на лошади... в Ленинграде, возле Кировского театра. Во время наших гастролей к служебному входу дворца, откуда мы вышли после репетиции – кто к автобусу, кто к такси, кто пешком, - вдруг подъезжает (или подскакивает, подрысивает, подцокивает) группа спортивных лошадей. Нечего и сомневаться, что Высоцкий здесь не нуждался в переводчике с венгерского. Наездник добровольно и влюблённо скатился с коня, и Володя гордо удалился в сторону Невского проспекта. Эффектная была компания...».

Столкнулся Высоцкий впервые с необходимостью скакать на коне ещё во время съёмок в 1963 году кинокомедии «Штрафной удар» в роли гимнаста Юрия Никулина. На концерте Владимир Семёнович рассказывал:
- «Моя специальность – конь и перекладина. И там... руководитель, которого играл Пуговкин. Он говорит корреспонденту – перепутал всё: «А он, понимаете так насобачился, что через перекладину на коне сигает!..» ...И вот я вынужден был первый раз в жизни сесть на лошадь, по фильму. Но для того, чтобы сделать вид, что ты не умеешь ездить, нужно было тренироваться полгода...».
Фактически не полгода, а пару месяцев в 1962 году Владимир Высоцкий брал уроки конного спорта у Давида Маркиша на ипподроме. Высоцкому предстояла роль жокея, и ездить он должен был как жокеи. Давид Маркиш вспоминал, что «...Володя был очень спортивный парень. Тот, кто дал нам лошадей, сказал: «Смотри, какой парень! Первый раз сел на лошадь – и так здорово получается!».
В письме жене Людмиле Абрамовой Высоцкий пишет о впечатлениях от съёмок, которые проходили в Алма-Ате, Медео и Чимбулаки»:
- «...Вчера была первая съёмка. С восьми утра и до шести вечера были на морозе. Если бы ты видела меня! Мне сделали грим после того, как я падал с лошади. Рука в гипсе, голова перевязана и кровоподтёки» Почти все думали, что меня избили (гримёр хороший)...»
Про другой эпизод съёмок (на московском ипподроме) Высоцкий на одном из концертов рассказывал так: - « Я делал довольно сложные трюки, а именно, когда лошадь шла на препятствие, я делал сальто назад – должен был попасть в седло другой лошади. Но это, конечно, невозможно было сделать, это только в страшном сне может быть и в кинематографе.. Поэтому это уж как-то там монтировали, а вот выпрыгивание с лошади назад - это я выполнял сам. Я незаметно убирал ноги из стремян и, отталкиваясь. От седла делал сальто назад – там внизу уже ловили. Трюк очень опасный, потому что лошадь может ударить ногами».
Л. Абрамова рассказала, что лошадь не ударила, но на ногу Высоцкому наступила...

      ***
Любил Владимир Высоцкий лошадей. И это пригодилось на съёмках многих кинофильмов. И в строках его стихов стали появляться в качестве героев кони и лошади... Нечисти из «Песни-сказки про нечисть» Высоцкого всё одно, кого на дно уволакивать – пешехода или всадника, пробирающегося по заболоченному лесу на коне:
«...Будь ты пеший, будь ты конный – заграбастают,
А уж лешие так по лесу и шастают.
Страшно, аж жуть!..»

В 1967 году Высоцкий написал «Песнь о Вещем Олеге», в которой «дружина топтала волхвов своими гнедыми конями»:
«...Ишь, говорят ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!,,»

Любимому коню Вещего Олега (его черепу) отведена мистическая роль вместилища злой гадюки, укусившей не послушавшего предсказаний волхвов князя - владельца коня:

«...А вот он мой конь! На века опочил,
Один только череп остался...» -
Олег преспокойно стопу возложил
И тут же на месте скончался.
Злая гадюка кусила его –
И принял он смерть от коня своего!..»

Не безопасны эти лошади? Но кони-лошади могут быть так преданы человеку, что нельзя не ценить коня до последних дней его: столько было совместных походов! Вернее коня - никого не было у вещего Олега! Поэтому сильным ударом для Вещего Олега было пророчество волхвов: “Но примешь ты смерть от коня своего”. Не верил князь, и не расстался с верным конём-другом...
Есть ли здесь второе дно, второй смысл, связанный с биографией самого автора «Песни»? Не намёк ли это на кого-то из друзей поэта? Однозначного ответа нет.
В «Песне о вещей Кассандре» (1967 г.) упомянут известный легендарный Троянский конь, символ предательства и измены изнутри:

«...И в ночь, когда из чрева лошади на Трою
Спустилась смерть (как и положено, крылата),
Над избиваемой безумною толпою
Кто-то крикнул: «Это ведьма виновата!»

Без умолку безумная девица
Кричала «Ясно вижу Трою павшей в прах...»
Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев, -
Во все века сжигали люди на кострах...»

Судьбы Кассандры и волхвов из «Песни о Вещем Олеге» схожи, и обе песни Высоцкого служат и сейчас предупреждением как всем «ясновидцам и очевидцам», так и всем сжигающим очевидцев, пророков и предсказателей.
И сколоченный людьми по задумке Одиссея Троянский Конь со своей начинкой из людей, рвущихся убивать людей, кажется страшнее черепа лошади Олега...
Троянский конь - огромный деревянный конь, в котором по греческому преданию спрятались ахейские воины, осаждавшие Трою. Конь был оставлен возле Трои. Обрадованные троянцы, не подозревая хитрости, ввезли его в город. Лаокоон, жрец Аполлона, и самая красивая дочь царя Приама Кассандра пытались отговорить троянцев вводить коня в стены города. Но всё напрасно: троянцы не верят Кассандре...
Ночью ахейцы вышли из коня и впустили в Трою остальное войско. Начинается избиение жителей   и сожжение Трои... Выражение "троянский конь" давно стало нарицательным, обозначая подарок врагу с целью его погубить с помощью этого подарка.
Интересно, что у Высоцкого в тексте – не Троянский Конь, а Троянская Лошадь! Есть ли разница между «конём» и «лошадью»? Может быть, слово «конь» применимо для более героических, романтических образов, а слово «лошадь» - для бытовых, негероических, обыденных ситуаций?
Лошади вплоть до 30-х годов XX века были основным помощником и кормилицей крестьян в сельскохозяйственных работах и основным транспортным средством. Лошадей любили. Ценили по тем временам очень дорого: в 18 веке простая лошадь стоила 4 рубля, а лучшие — 100 рублей. На протяжении веков лошади верно служат людям. Поэтому образ лошади прочно вошёл в русскую художественную литературу, живопись, ваяние).
Что же до чередования и применения слов “конь” и “лошадь”, то есть этимологическая версия, что “Конь — лошадь добрая, не кляча”. Что же “лошадь”? Есть версия А. П. Сумарокова, что “от новых татар, принявших слово «лошадь», коня в неё превратили...» Учёный Г. Ф. Одинцов обосновал чисто славянское происхождение этого слова от почти исчезнувшего прилагательного «лоший» — “плохой”.

Лошади – средство перемещения, передвижения, путешествия людей. И когда беда и тревога, когда надо уходить на войну, на борьбу с чем-то страшным, люди садятся и скачут – в темноту, в неизвестность или к заданной цели...

«Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги –
Значит. Скоро и нам уходить и прощаться без слов.
По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,
Неизвестно, к какому концу унося седоков...»

Это строки из песни Владимира Высоцкого «Песня о Новом Времени» - из фильма «Война под крышами» (1967 год). Но лошади не могут скакать постоянно и без остановок... «А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется, и когда наши кони устанут под нами скакать, и когда наши девушки сменят шинели на платьица, - не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять...».

Слова эти и сегодня актуальны... Но отгрохотало ли? Ведь огни за пожары ещё часто принимаем. Забывать уже начали? Не прощать или прощать? Всё очень неоднозначно: до сих пор люди людей делят «на своих и врагов»! Не устали скакать кони наши?

В августе 1967 года Владимир Семёнович написал в тексте песни «Аисты»:

«...Воздух звуки хранит
разные,
Но теперь в нём гремит,
лязгает,
Даже цокот копыт –
топотом,
Если кто закричит –
шёпотом...»

«Шёпотом» кричат - и теперь!? Может только чуть громче, чем в 1967 году? Но сколько их «копыт – топотом», и сколько хотя бы кричащих - шёпотом?.. Хотя выбор-то по-прежнему небогат – в полном соответствии со словами «Песни Бродского», написанной Высоцким в 1967 году:

«...Нам будут долго предлагать не прогадать:
«Ах, - скажут, - что вы, вы ещё не жили!
Вам надо только-только начинать...»
Ну, а потом предложат: или – или.
Или – пляжи, вернисажи, или даже
Пароходы, в них наполненные трюмы,
Экипажи, СКАЧКИ, рауты, вояжи,
Или просто – деревянные костюмы...»

Так с нами и получилось: предложили «или – или». Одним, «любовно» обозванным «олигархами» и «делокрадами», - скачки на конях или на троянских конях, пароходы, пляжи и экипажи, «жизнь счастливая на блюде». Другим, кто не захотел «начинать», - «деревянные костюмы». Других – в «дереве», в деревянных одеяниях - увы, оказалось значительно больше (численно). Вот такое в 90-е годы получилось «ИЛИ-ИЛИ»...

В конце 1967 года Высоцкий просто вынужден опять упомянуть коней – в песне «Моя «Цыганская»: как спеть цыганский мотив, не упомянув про коней?

«Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль дороги всё не так,
А в конце – подавно...»

Кони нужны и рыцарям Круглого стола на поединках, даже если поединок –результат любовного соперничества (коней могут ранить, но...коней не жалко?):

«...Вот подан знак – друг друга взглядом пепеля,
Коней мы гоним, задыхаясь и пыля.
Забрало поднято – изволь!
Ах, как волнуется король!..
Но мне, ей-богу, наплевать на короля!..»

Это строки из песни Владимира Высокого «Про любовь в средние века», написанной в 1969 году.

В песне для кинофильма «Один из нас» герой песни «лошадь имел и судьбу свою – интересную до войны». Лошадь и судьбу! Эти две вещи – главные были для него... Лошадь на первом месте - впереди:

«...Он лихо ездил на коне
В конце весны, в конце весны,
Последней, довоенной!..»

В песне «Романс» (1969 года) кони опережают обиду, которая гонится за мчащимся, спешащим «навстречу новым поединкам»:

«Не ведать мне страданий и агоний,
Мне встречный ветер слёзы оботрёт,
Моих коней обида не догонит,
Моих следов метель не заметёт!»

Кони уносят героя (автора строк) от обид, полученных в письме, полученных от известия об измене. К кому больше это относится – к герою или к автору – сложно узнать. Конь как средство ускакать от обиды – это очень интересно и романтично. А самого автора в жизни не только баловали любовью, но и обижали ещё чаще. Впрочем, и сам он был парень - не промах, за словом в карман не лез и был «как всегда, намерен побеждать!».

И в 1970 году снова звучат цыганские мелодии в текстах Высоцкого:

«Цыган кричал, коня менял:
«С конём живётся вольно.
Не делай из меня меня,
С меня – меня довольно!

Напрасно не расстраивай,
Без пользы не радей...
Я не гожусь в хозяева
Людей и лошадей.

Не совещайся с гадиной,
Беги советов бабских...
Клянусь, что конь не краденый
И – что кровей арабских».

В том же 1970 году поэту приходит осознание, что лошади-то могут двигаться, бежать, ходить – по-разному, «по иному»:

«Нараспашку – при любой погоде,
Босиком хожу по лужам и росе...
Даже конь мой иноходью ходит,
Это значит – иначе, чем все...»

Но почему только «ходит»? Нет! И скачет тоже, как и люди «скачут» по жизни! Может быть, речь идёт о стандартбредных лошадях, выведенных для бега иноходью и рысью? Или о французских или орловских рысаках? И вскоре появляется песня Высоцкого «Бег иноходца»(1970 год). Иноходец, бегущий иноходью и знающий, что прийти не первым - не может, готов прийти – в отместку жокею – последним? Колебания иноходца, желание бегать в табуне очевидно и неочевидно на разных участках дистанции. Иноходца иноходцем признают и зрители, и он сам себя чувствует Иноходцем, которому хочется бежать - всё это выясняется в конце песни

«Я скачу, но я скачу иначе
По камням, по лужам, по росе.
Бег мой назван иноходью – значит:
По-другому, то есть – не как все.

Мне набили раны на спине,
Я дрожу боками у воды.
Я согласен бегать в табуне –
Но не под седлом и без узды.

Мне сегодня предстоит бороться, -
Скачки! Я сегодня фаворит.
Знаю, ставят все на иноходца,
Но не я – жокей на мне хрипит!

Он вонзает шпоры в рёбра мне,
Зубоскалят первые ряды...
Я согласен бегать в табуне –
Но не под седлом и без узды.

Нет, не будут золотыми горы –
Я последним цель пересеку:
Я ему припомню эти шпоры –
Засбою, отстану на скаку!

Колокол! Жокей мой «на коне»,
Он смеётся в предвкушенье мзды.
Ох, как я бы бегал в табуне –
Но не под седлом и без узды!

Что со мной, что делаю, как смею –
Потакаю своему врагу!
Я собою просто не владею –
Я прийти не первым не могу!

Что же делать? – остаётся мне
Вышвырнуть жокея моего
И бежать, как будто в табуне,
Под седлом, в узде, но – без него!

Я пришёл, а он в хвосте плетётся
По камням, по лужам, по росе...
Я впервые не был иноходцем –
Я стремился выиграть, как все!».

Создаётся впечатление, что поэт пишет не о верховой езде или скачках в буквальном, прямом понимании этого смысла. Нет! Иноходца надо понимать только в метафорическом смысле.
При чтении этих строк невольно возникают ассоциации песенного сюжета с реалиями Театра на Таганке, размолвки Высоцкого с Любимовым – проступает второй смысл спетого. Кто же тут жокей? Очень похоже, что – это знаменитый режиссёр Театра? Явственно чувствуется и желание полной свободы Иноходца – от седла, от жокея, от общепринятого способа бега... Даже не иноходью Иноходец способен добежать до финиша – под седлом, но только без жокея. И ясно, что тема «иноходства» гораздо шире отзвуков событий в Театре на Таганке. Эти скачки – движение по жизни, по Времени, движение к цели, желания не отстать на скаку. Скачки – очередное преодоление, победа в соревновании, в борьбе с конкурентами – и в поэзии, и в песне, и в любви...

В рассказе о том, как он пробирался на футбол сквозь конные милицейские кордоны, поэт рассказывает, что его нельзя силою остановить:

«В голове моей тучи безумных идей –
Нет на свете преград для талантов! –
Я под брюхом привыкших теснить лошадей
Миновал верховых лейтенантов...

...Он, растрогавшись. Поднял коня на дыбы,
Волево упираясь на стремя,
Я пожал ему ногу, как руку судьбы...
Ах, живём мы в прекрасное время!

Серый конь мне прощально хвостом помахал,
Я пошёл – предо мной расступились.
Ну а мой командир на концерт поскакал
Музыканта с фамилией Гилельс...».

Футбольный болельщик в песне Высоцкого «Не заманишь меня на эстрадный концерт», предчувствуя близкую кончину на Центральной спортивной арене во время футбольного матча, просит посадить его на коня:
«...Буду я помирать – вы снесите меня
До агонии и до конвульсий,
Через западный сектор, потом – на коня,
И несите до паузы в пульсе...»

В 1971 году в песенном посвящении капитану дальнего плавания А.Гарагуле, позже использованном в спектакле театра «Современник» «Свой остров», образы лошадей виртуозно использованы Высоцким при описании судовых машин:

«Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты,
И хрипят табуны, стервенея внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу.»

Мысль о неизбежности судьбы не оставляет Владимира Высоцкого. В 1972 он пишет стихотворение:

«Мосты сгорели, углубились броды,
И тесно – видим только черепа,
И перекрыты выходы и входы,
И путь один – туда, куда толпа.

И парами коней, привыкших к цугу,
Наглядно доказав, как тесен мир,
Толпа идёт по замкнутому кругу -
И круг велик, и сбит ориентир...»

Интуиция поэта подсказывает неизбежность уготованной ему судьбы – остаётся только констатировать, что «ничьё безумье или вдохновенье круговращенье это не прервёт».

Песня «Кони привередливые» была написана Владимиром Высоцким в начале 1972 года:

«Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю...
Что-то воздуху мне мало – ветер пью, туман глотаю, -
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!

Чуть помедленнее. Кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые –
И дожить не успел, мне допеть не успеть.

Я коней напою,
Я куплет допою –
Хоть немного ещё постою на краю?..»

В песне строки разделены на отрезки и паузы, а это позволяет использовать небольшую скорость исполнения песни и ритм, не вызывая монотонности. В тексте «Коней» много не сразу обнаруживаемых противоречий: герой не пытается изменить маршрут (дорога идёт по краю пропасти, а не прямо к краю - в пропасть), но пытается остановить несговорчивых привередливых коней. Кони одновременно увлекают героя к неминуемой гибели и спасают, несут к Богу...
Желание напоить коней и постоять на краю – только желание, которое не может быть реализовано при быстром движении. Не очень точно обозначено время года в тексте «Коней»: зима (сани, снег) или более тёплое время (туман, водопой коней)? «Всесезонность» стихотворения не случайна, это запланированное свойство содержания стихотворения. Решение всех этих противоречий скрыто в контексте, гибель героя не прекращает мотива движения, бешеной, нецелеустремлённой скачки – важно становиться, уже не дожить, а допеть!..

«Сгину я – меня пушинкой ураган сметёт с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром, -
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони!
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!..»

Но мотив сражения с ураганом происходит, кажется, только в воображении героя этой песни...

«...Мы успели – в гости к Богу не бывает опозданий, -
Что ж там ангелы поют такими злыми голосами?
Или это колокольчик весь зашёлся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?
Чуть помедленнее. Кони, чуть помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь!
Но что-то кони мне попались привередливые –
Коль дожить не успел, так хотя бы - допеть.
Я коней напою,
Я куплет допою –
Хоть мгновенье ещё постою на краю?..»

Поэт Александр Межиров написал, услышав песню Высоцкого «Кони привередливые»:

«Как Высоцкий поёт
Про своих одичалых коней,
Так жестокий цейтнот
Мне сжимает виски всё тесней...»

Как нарисовать картину-иллюстрацию на слова песни «Кони привередливые»? Я думал над этим, готовясь к написанию картины к выставке иллюстраций произведений В. Высоцкого.
Что должно быть изображено за обрывом? Границы пути-дороги у края ослаблены, но за обрывом «по-над берегом» мне видится вода – это или река, или море, или река, впадающая в море? Из моря коня нельзя напоить, но в сюжете «Коней» о деталях конского водопоя нет и намёка. Здесь остаётся большой простор для фантазии художника-иллюстратора.
Эта же фантазия домысливает падение коней и героя под обрыв в пропасть. Но предположение о падении героя, неразлучного с конями, в пропасть, трижды упоминаемое в тексте кажется неправдоподобным: как же тогда они успевают в гости к Богу?
А может быть то подгоняющий, то уговаривающий бежать коней помедленнее герой, проскочив на конях обрыв и не падает вниз в пропасть, а продолжает путь ВВЕРХ - НАД пропастью, устремляясь «в гости», где «ангелы поют такими злыми голосами»? И поэтому захлёбывается колокольчик?
Если писать картину «Кони привередливые», то хочется написать героя и коней продолжающими свой путь в небо! С переменой направления – с «вперёд горизонтально» на полёт с вертикальной составляющей... Сюжет одномоментный – момент отрыва коней от края складывается из трёх мгновенных эпизодов-размышлений или эпизодов из жизни героя.
И не хочется соглашаться с предположением, что обрыв и пропасть в «Конях» «...не несут смысл смертельной опасности», так как оказываются не на пути героя и его коней, а сбоку, и не препятствуют движению, а безразлично сопутствуют...
Если б так было в реальной жизни, то все дороги бы прокладывать было можно над обрывами и пропастями – у самого их края! Но ведь один неверный шаг, одно неверное движение – и катастрофа... И этот шаг неизбежен. Этот шаг был...

Вряд ли Высоцкий хотел представление о своей жизни на «краю», на грани возможного, - показать в «Конях» в виде безопасного и бесконечно продолжающегося бега тройки «по-над пропастью». Нет, он показал, к чему такие гонки приведут или могут привести. Находясь на пределе психической энергии из-за творческих перегрузок, Высоцкий понимал бессилие перед надвигающейся развязкой.
Но он не мог жить иначе! Поэтому и привёл фрагменты ожидаемой гибели («дожить не успел», «пропадаю, пропадаю!..», слышит злые голоса ангелов). А шёл в момент написания песни «Кони привередливые только 1972 год. До «развязки» было ещё более семи лет...
Поэтому картина-иллюстрация «Коней» видится, рисуется в воображении, как миг отрыва от обрыва привередливых коней и героя песни, как начало их полёта к цели вверх, независимо от направления дороги, по которой они до этого мчались.

Мотив скачек на лошадях у Высоцкого перекликается с песнями о ямщиках («Когда я на почте служил ямщиком», «Степь да степь кругом» и др.), использованные образы (тройка, кони, плеть, колокольчик) отражают и движение по жизни и в творчестве самого поэта... Именно здесь просвечивает романтика автора – в стремлении жить и не просто жить, а жить очень рисковой жизнью. Видна и привязанность к драматическим, к запредельным ситуациям.

И этот мотив движения на запряжённых в повозку конях в «Моя цыганская» и «Кони привередливые» продолжается в песнях: «Погоня», «Чужой дом», «Купола», «Райские яблоки».

А в стихотворении Высоцкого «Я дышал синевой» движение прекращается: ямщик бросил кнут:

«...И звенела тоска – что в безрадостной песне поётся,
Как ямщик замерзал в той глухой, незнакомой степи.
Усыпив, ямщика заморозило жёлтое солнце,
И никто не сказал – шевелись, поднимайся, не спи!

Всё стоит на Руси
До макушек в снегу –
Полз, катился, чтоб не провалиться.
Сохрани и спаси,
Дай веселья в пургу,
Дай не лечь, не уснуть, не забыться!

Тот ямщик чудодей бросил кнут – и куда ему деться!
Помянул он Христа, ошалев от заснеженных вёрст.
Он, хлеща лошадей, мог движеньем и злостью согреться,
Ну, а он в доброте их жалел, и не бил, и замёрз...»

Герой песни слишком добр к коням и не стал их хлестать, бить.: «...Ах, ямщик удалой - пьёт и хлещет коней! А непьяный ямщик – замерзает»).

В песне Высоцкого от имени ожидающих ушедших мужчин «Мы вас ждём» (1972 год) слышен «вековечный надрыв причитаний»:

«...Мы вас встретим и пеших, и конных,
Утомлённых, нецелых – любых, -
Лишь бы не пустота похоронных,
Не предчувствия их!

Мы вас ждём – торопите коней!
В добрый час, в добрый час, в добрый час!..»

Снова мотив «Торопите коней!»...

Кони нужны и в палатах больницы? Их там жаждет герой песни Высоцкого «Баллада о гипсе» (1972 год) - загипсованный:

«...Как броня на груди у меня,
На руках моих – крепкие латы,
Так и хочется крикнуть: «Коня мне, коня!» -
И верхом ускакать из палаты...».

Прозревший Гамлет у Высоцкого в стихотворении «Мой Гамлет» «объезжал зелёные побеги» и пьянел «среди чеканных сбруй»:

«...Я позабыл охотничий азарт,
Возненавидел и борзых, и гончих,
Я от подранка гнал коня назад
И плетью бил загонщиков и ловчих...»

Шахматные кони тоже присутствуют в песнях и стихах поэта. В набросках к песне «Честь шахматной короны»:

«...Но в моей защите брешь пробита,
Да и сам дурак я дураком:
После королевского гамбита
Сделал пресловутый ход конём...»
А в наиболее часто исполняемом варианте в песне звучит:
«...Но шутить не стоит с нашим братом,
У меня есть мера, даже две:
Если он меня прикончит матом,
Я его – через бедро с захватом,
Или – ход конём... по голове!..»
Очевидно, что герой песни – не подарок, так как у него всегда в запасе ход конём ...
Впрочем, деревянные шахматные кони пригодны больше для игр и турниров. Но седлают-то только настоящих коней. И скачут только на настоящих лошадях. Весной 1973 года Высоцкий в песне «Я из дела ушёл» написал:

«...Я влетаю в седло, я врастаю в коня – тело в тело, -
Конь падёт подо мной – я уже закусил удила.
Я из дела ушёл, из такого хорошего дела!
Из-за синей горы понагнало другие дела.

Скачу, хрустят колосья под конём,
Но ясно различаю из-за хруста:
«Пророков нет в отечестве своём,
Но и в других отечествах – не густо...»

В «Песне конченого человека», который признаётся «...Не напрягаюсь и не рвусь, а как-то так... Не вдохновляет даже самый факт атак...», обыгрывается известное выражение «Я на коне»:
«Я на коне, толкани – я с коня.
Только «не», только «ни» у меня».

Волна в море бывает очень похожа на конскую гриву, но любая вспененная и «взмыленная» волна обречена на гибель возле берега:

«...А ветер снова в гребни бьёт
И гривы пенные ерошит.
Волна барьера не возьмёт,
Ей кто-то ноги подсечёт –
И рухнет взмыленная лошадь.
И посочувствуют слегка
Погибшей ей, - издалека...»

Волна-лошадь – белый конь моря-океана обладает магическими силами. Значит, лошадь может символизировать и морские волны. В греческой мифологии белые кони связаны с Богом Моря Посейдоном, а сам Посейдон мог появляться в образе коня. В образе взмыленной волны есть большая энергичность, но есть и некоторая обречённость.

Конь может и спасти всадника: в стихотворении В. Высоцкого «Если где-то в чужой, неспокойной ночи» (1974 год):

«...Если ж конь под тобой – ты домчи, доскачи, -
Конь дорогу отыщет, буланый,
В те края, где всегда бьют живые ключи,
И они исцелят твои раны...»

А полководцы с короткой шеей могут оказаться «тёмной лошадкой», если будут вытягивать шеи и вставать на кончики носков: «...поза неустойчива и шатка, и открыта шея для петли»! («Баллада о короткой шее», 1973 год)

Погоня! – И тогда спасают верные кони! В песне «Погоня» В. Высоцкого (1974 год) кони «то плелись, то неслись, то трусили рысцой, и болотную слизь конь швырял мне в лицо»:

«…Лес стеной впереди, не пускает стена,
Кони прядут ушами, назад подают.
Где просвет, где прогал? – Не видать ни рожна!
Колют иглы меня, до костей достают.

Коренной ты мой, выручай же, брат!
Ты куда, родной? почему назад?!
Дождь, как яд, с ветвей, недобром пропах.
Пристяжной моей волк нырнул под пах...»

«Я ору волкам: - Побери вас прах! –
А коней моих подгоняет страх.
Шевелю кнутом – бью кручёные,
И пою притом: «Очи чёрные!..»

«...Я лошадкам забитым, что не подвели,
Поклонился в копыта до самой земли,
Сбросил с воза манатки, повёл в поводу.
Спаси Бог вас, лошадки, что целым иду.»

В песне «Чужой дом» (написанной Высоцким в 1974 году) кони Высоцкого продолжают свой бег:

«Что за дом – притих, погружён во мрак,
На семи лихих, продувных ветрах,
Всеми окнами обратясь в овраг,
А воротами – на проезжий тракт?!

Хоть устать я устал, а лошадок распряг.
«Эй! Живой кто-нибудь – выходи, помоги!»
Никого – только тень промелькнула в сенях,
Да стервятник спустился и сузил круги...»

«…В дом заходишь, как всё равно, в кабак.
А народишко – каждый третий враг.
Своротят скулу: гость непрошеный.
Образа в углу, и те перекошены.

И затеялся смутный, чудной разговор,
Кто-то песню стонал, да гармошку терзал,
И припадочный малый, придурок и вор,
Мне тайком из-под скатерти нож показал…

...Я коней заморил, от волков ускакал.
Укажите мне край, где светло от лампад,
Укажите мне место, какое искал,
Где поют, а не стонут, где пол не покат...

…И из смрада, где косо висят образа,
Я, башку очертя, гнал, забросивши кнут,
Куда кони несли, да глядели глаза,
И где люди живут, и как люди живут…»

В песне «Купола» (1975 год) движение лошадей замедлено, нет здесь безудержной гонки, бешеного бега тройки:

«...Грязью чавкая, жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, распухла от сна...»

Движение происходит под чередующиеся звуки вещих птиц и медного колокола. Кажется, что звуки поглощаются грязью под копытами лошадей, что текст и его ритм то усиливают, то ослабляют колокольный перезвон.
Эта песня должна была прозвучать в кинофильме «Сказ про то, как царь Пётр арапа женил» - при возвращении героя фильма в Россию после долгого отсутствия. Поэтому за счёт смешения высокого и низкого стилей в тексте   песни, одновременно чувствуется два горизонта, два дна: загадочная «солоно-горько-кисло-сладкая» страна, переполненная золотыми куполами и (на втором дне) – повозка, которую везут лошади по очень грязной и непростой дороге...

В песне «Райские яблоки» (1977-1978 годы) привередливых коней сменяют «ворованные клячи»:

«...В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок –
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.»

«Клячи» привозят героя песни, приготовившегося к попаданию в рай, в «не райское что-то» (появляется лагерный мотив – рай неотличим от лагеря :

«Прискакали – гляжу: пред очами не райское что-то, -
Неродящий пустырь и сплошное ничто – беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап у ворот на ворота глядел.

Как ржанёт коренной! – Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплёл.
Седовласый старик что-то долго возился с засовом,
И кряхтел, и ворчал, и не мог отворить, и ушёл...»

И в «Райских яблоках движение коней – вдоль обрыва, но у обрыва и неродящего пустыря, кроме литых ворот – сады, «в коих прорва мороженых яблок»:

«…И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых.
Кони – головы вверх, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва, с кнутом, по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу, - ты меня и из рая ждала!»

В песне «Райские яблоки» движение по вертикали хотят только кони («Кони – головы вверх...»), герой не спешит в альтернативный настоящему Раю «рай» - такой неуютный и странный, отождествляемый с лагерем-тюрьмой, в которых нет вечного блаженства и неисчерпаемого изобилия, но зато есть крушение идеалов и потеря ориентиров.

В песнях Высоцкого, использующих образы коней, видны отзвуки есенинских, блоковских, пушкинских стихов о ямщиках («Тройка», «Телега жизни» и других), гоголевской «птицы-тройки, чувствуется перекличка с «Погоня» Ф. Глинки. Но все каноны мотивов скачек на тройке, образов коней, погонь, ситуаций и движения «по-над пропастью в поэзии классиков и русских поэтов 19-20 веков переработаны и трансформированы Владимиром Высоцким применительно ко времени написания им своих песен. В этом виден принцип преемственности классических традиций и влияний.
Высоцкий принял эстафету от Гоголя и его птицы-тройки, символизирующей движение-полёт Руси, и пытается в стихах и песнях дать ответ на вопрос – куда несётся Русь? Образ России при этом раздваивается на две страны: идеальную небесную, хранимую в душе, и земную, в которой приходится жить.

***

Образы коней присутствовали в песнях и стихах Владимира Высоцкого в течение всего его творчества: мчащиеся вдоль обрыва кони, жеребцы на старте, иноходцы без узды, лошади, пегасы, скакуны, чудо-кони...
Образы коней Высоцкого в сочетании с другими образами его песен и стихов вызывают душевное волнение, помогают понять ощущение автором особенностей и истории той эпохи, в которой он жил и творил. А этого и хотел поэт– чтобы его слушатели и читатели испытывали волнение. Во всех его стихах присутствует многосмысловой подтекст, взаимодействие прямого значения слова и дополнительного – переносного значения. Границы и препятствия дороги, обрыв, литые ворота – являются метафорами внешней и внутренней несвободы, кони – метафорой способов преодоления несвободы и движения к цели.

Какие же кони влекут героя-ездока (автора песни)? Может быть, эти кони похожи на коней Диомида, которых микенский царь Эврисфей велел Гераклу доставить в Микены и которые растерзали Абдера – любимца Геракла? Есть ли что-то общее у коней Высоцкого с кобылами, сожравшими сына Сизифа? Или кони Высоцкого - арабские лошади серой, рыжей, вороньей масти, атеши, кохеланы? Ответ на этот вопрос найти трудно. Имена лошадей также не указаны...

Если иллюстрировать песни Владимира Высоцкого «Моя цыганская», «Кони привередливые», «Погоня», «Чужой дом», «Купола», «Райские яблоки», то можно написать одно большое полотно (картину), объединяющее сюжеты всех этих очень связанных, сопрягающихся между собой песен. Будет ли создана такая картина – время покажет... Но коней, запряжённых в повозку-колесницу, почему-то хочется нарисовать крылатыми. Может быть, потому, что привередливые его кони – символ убегающего со всё возрастающей скоростью Времени, которое, как ни уговаривай – не остановить...

*****

В заключение несколько строк из своей поэмы «Место встречи», посвящённой Владимиру Высоцкому:

   Ты из дела ушёл, и наследие вмиг растащили.
   Есть другие дела, только каркает вновь вороньё.
   Правда ложь победит – ложь лишь белыми нитками шили,
   И утонет неправда, как со временем сгинет враньё!

   Кто – ушёл навсегда, кто-то жив и доволен при деле,
Ты же, всех обогнав, оказался на жизнь впереди,
   Потому что твои КОНИ быстро, как птицы, летели…
   КОНИ дальше летят, даже если кричат – «Погоди!»

***
   Мы, люди, все по-разному живём –
Бывает на душе, в кармане – пусто,
   Пророков часто жалуем огнём,
   И стало их в отечестве не густо!

   Мы пишем все, но каждый – о своём,
   Не замечая: ложе - от Прокруста!
А утром хором реквием поём –
   Смотрите! Без пророка ложе пусто!

   Мы слушаем, читаем и поём,
А на душе бывает очень грустно:
Жил-был пророк в Отечестве своём,
Ушёл от нас, и стало в сердце пусто...

***
Словно в сказочном дивном законе,
Безудержно движенье вперёд –
   У обрыва залётные КОНИ
Переходят в свободный полёт!

   Кони быстро домчали ваганта...
Привередливым – путь в облака!
Ум, фантазия с добрым талантом
Унесли далеко ездока…

   А герои неспетых и спетых,
   Сердцем принятых с голоса строк
   Прозевали лихую карету –
   Срок, что дан был Судьбою, истёк!

   ...Что он спел бы сегодня? Кто знает?
   Всех коней не успел напоить…
   Пусть коней новой плетью стегают –
   Громкий голос его – не забыть!


      Валерий Таиров

Несмешное: лучшее из свежего

На заре

Вдоль и поперёк.

Цена вопроса

А мне война не снится...

Продолжение романса

Тот, кто крикнул из ветвей

Отпускаю

К ЮБИЛЕЮ

Моя Россия

Храм во спасение

Встреча

Женщина из прошлого

Образы коней в творчестве Высоцк ...

К предназначенью

День Победы

День свернулся у камина...

О любви

Важное уточнение

Пять минут!

Прощение.

ЛИСТАЯ СЕМЕЙНЫЙ ФОТОАЛЬБОМ

СЛУЧАЙНОСТЬ

Снова август, второе...

А вдруг...

Из Европы с любовью