Комбинация букв, комбинация цифр,
Адреса, телефоны, имена - всё в одно.
Удалить навсегда, позабыть, словно шифр.
Ну зачем помнить нам то, что было давно.
То, что было давно, говорят - то неправда.
Просто нужно уметь начинать всё с нуля.
Обещаю подумать о будущем завтра,
Постоянно себе утром каждого дня
Хоть держаться за прошлое нет больше мочи
Невозможно дышать безответно любя
В одинокие дни, в одинокие ночи
Всё равно я не знаю, как жить без тебя...
- Алё, Борисыч. Это снова я. Узнал? А-а, меня хрен не узнаешь. А чего звоню-то, я про наклейки. Ну эти, здоровенные, с логотипом вашей газеты. Я вот придумал отличный маркетинговый ход, куда их наклеить. Да на почту мы наклеим. Но это же ерунда. Я лучше придумал.
Слушай, мы тут полгода назад хоронили одну нашу ветераншу. Жизнь у нее тяжелая была, и уходила тяжело. Вот стоим на кладбище, а народу уйма понашла. Вроде, простая почтальон, а сколько ее людей добром помнят! Ну вот стою я и думаю: вся жизнь человеческая – дорога. Родился – и в путь, идешь, идешь, бац – умер. А это снова дорога. И вот не могут у нас в районе эту дорогу, как следует, обеспечить. Представляешь, гробы и те приходится заказывать в соседнем районе. Ну, никто не почешется! И самое главное – нету духового оркестра.
Чего? Да я к наклейкам и иду, подожди. Ты послушай. Духового оркестра нету, а ведь в последний путь тоже надо проводить красиво. Почему же мы на рождение все так порядком устраиваем, а на смерть кое-как? И тут меня осенило! У меня же на почте есть своя столярка. Там можно гробы делать, и не надо будет за 70 верст кататься к соседям. Только вот как эти гробы по ведомости проводить? А! Да ты наше начальство не знаешь. Ну я и придумал формулировочку – «ящик почтовый, нестандартный».
Знаешь, дело пошло хорошо. Нет, я не хвастаюсь, такое дело, смерть, я же не наживаться хочу, я людям помочь. Они почувствовали, спасибо, говорят. И просят как-нибудь с копанием могил помочь. Я разузнал, ну точно, у них на кладбище даже экскаватора нету. Ну, купил я эм-тэшку с навесными орудиями. Ага, «Беларусь» такой синенький. Ну, начальству сказал, что снег счищать. Изумительно пошло. Люди довольны.
И, знаешь, что?.. Есть у меня теперь духовой оркестр! Единственный на три района. Есть, оркестр! И людей мы провожаем торжественно, как они того и заслуживают.
Так вот я чего с наклейками подумал. Я тут катафалк новый купил. А то районный вообще на свалку давно пора. Можно, я на него наклейки налеплю?
…Чего молчишь? Да ты не бойся. Тут ведь на кладбище я всех вместе собираю. Тут так торжественно теперь. Хорошо все делается. Люди приличные стоят. Это маркетинг такой. Последний путь и ваша «Время, вперед». Созвучно же. Вы про дорогу, там дорога… Чего молчишь?
- Не знаю, плакать мне или смеяться. Можно, Михаил Саныч, вам все можно…
Увы, похожа наша жизнь на график.
Он от рожденья плавно вверх стремится,
А, после – вниз, дойдя до середины,
Покуда в точку он не превратится.
Ну, вот, к примеру, человек родился:
Он без зубов, не говорит, не ходит.
Вот первый зуб, и шаг, и слово «мама»,
Вот он уж на заборе «Х**» выводит.
Растёт и крепнет, обучаясь жизни,
Грызёт науку, набирая опыт,
Порою, он шалит и хулиганит,
Для тех, кто рядом, доставляя хлопот.
И вот добрался он до высшей точки:
Силён и крепок, всё на свете знает.
А жизнь, увы, уже пошла на убыль,
Уходят силы, разум пропадает.
Всё, как в начале, но в ином порядке,
Там появлялось, нынче исчезает.
Всё меньше ходит, говорит и видит,
КрошАтся зубы, вОлос выпадает.
И вот итог всей жизни человека –
Как началась, к тому и возвратилась:
Он без зубов, не говорит, не ходит.
Из точки вышла – в точку превратилась.
В КАНУН СЛАВНОЙ ГОДОВЩИНЫ И ВЕЛИКОГО ПОДВИГА НАШИХ ПРАЩУРОВ.
Сплошною белою стеной
Дым покрывал кровавый бой
Как будто бы земля стыдилась,
В кого здесь люди превратились.
И с каждым грохотом ядра,
Склонялись мёртвые тела.
И смрад идёт от тел горящих,
Вздымался в небо дым смердящий.
Куски оторванного тела,
В них кровь остынуть не успела.
И горы мёртвых тел лежали,
Живым на смерть ходить мешали.
В строю стоял проклятый мат,
" Что офицер!! ОПЯТЬ НАЗАД!!!!
Но офицер уже не слышал,
Он медленно к земле спадал,
Видать француз его достал.
Глаза его открыты были,
Но в теле жизнь его убили.
Французы снова счёт ведут,
Прямой наводкой на рядут.
И вот с соседнего полка
Бежит лихая голова
Он весь в грязи лицо в крови,
Махнул клинком и крикнул!ПЛИ!!!"
И сто стволов собравшись в груду,
Пальнули разом по французу.
И не успел фрацуз до счёта,
Когда его смела пехота.
А старики опять косятся,
Кричат в злобе " Мы будем драться!!!!"
Весь левый фланг сомкнул ряды,
А это значит жди беды.
Француз готовится рвануть,
Чтоб левый фланг перевернуть.
Французу надо торопиться,
За батарею рассплотиться,
И пушки в сторону сместить,
Прямой наводкой в РУССКИХ бить.
На батареях суета, все бегают туда сюда.
Сейчас начнётся смертный бой.
Здесь кровь на кровь пойдёт стеной.
Уже готовы фители и пушки ждут огонь и пли.
И вот настал тот смертный час,
Французам отдан был приказ.
Сам БАНОПАРТ сказал стрелять,
У РУССКИХ левый фланг убрать.
На РУССКОМ фланге тишина,
Все тоже ждут приказ огня.
А в главной ставке оживленье,
КУТУЗОВ смотрит на сраженье.
Из горла сердце вылетает,
Ну почему он не стреляет.
И вот сверкающий клинок,
Взметнулся в небо сколько мог.
И наступила тишина,
Всё пелена заволокла.
Опередил он фители.
ВЛАДИМИР сильно крикнул " ПЛИ!!!"
Сначало тихо потом боле,
И расскатилося по полю.
Французам фланги прорвала не победимое " УРА!!!!!"
Какой-то важный генерал,
КУТУЗОВУ тогда сказал.
" Они не должне наступать?"
КУТУЗОВ прокричал " МОЛЧАТЬ!!!!!"
Он с табуретки тихо встал
Рукой махнул и закричал.
" Ну сколько можно отступать!!!
Пора француза приунять
Пускай хоть душу отведут,
Ото в окопах вши зажрут"
Француз не шёл на штыковую,
Он знал что эту лобовую,
Ему уже не одолеть,
Когда УРА идёт на смерть.
Бил барабан свирель играла,
Ядро со свистом пролетало,
Уланы пьяные неслись,
Туда где фланги прорвались.
Взметнулось знамя на ветру,
Мы взяли эту высоту.
Французы в первый раз узнали,
Когда им правый фланг прорвали,
Что РУССКИЙ штык возьмёт с полна,
С непобедимого врага.
Французы спешно отходили,
В полях уборка сбор трубили.
Кто ранен был тех относили,
Убитых в поле хоронили.
А тот кто поднял два полка,
Нашли потом едва дыша.
Смертельно ранен и кантужен,
Лежал в кровавой грязной луже.
Он саблю пальцами зажал,
Что фельдшер их едва разжал
Чисто речка серебрится отражая купола,
В келье маленькой и чистой Сучка молится с утра.
Кто зажёг ей свет блаженный нет свечи в её дому,
Тихо, тихо шепчут губы лишь понятны одному.
Вот и глаз её не видно свет лицо всё озарил,
И полился свет в окошко всю округу окрестил
А над куполом огромным машут белых два крыла.
Это ангел сохранитель бережёт своё дитя.
Сучка молится в коленях разрывая душу в кровь,
Отвернулась против бога её первая ЛЮБОВЬ!
Звёзды сыпят свет свой ясный Сучки в очи с высока,
Пой сестрица песню БОГУ! Пой сестрица до утра
Толька ты святыня БОЖЬЯ! Верю слову твоему!.
Свет твой льётся! Льётся! Льётся ты наверное в РАЮ!!!
Вот и солнышко. С Вами ли, с ним ли
Мы однажды припомним о том,
Как ловили мы лицами ливни
Под весенний воркующий гром.
Как дрожали у Вас на ресницах
Набежавшие после грозы
То ли капельки чистой водицы,
То ли самой высокой слезы.
Ликовали пахучие травы,
Всё играло, звенело, цвело.
Были Вы исключительно правы,
Полагая, как нам повезло.
Дни бегут бестолковые, им бы
Разгадать, до чего я смешон.
Я в восторге от Вашего нимба,
Или это на Вас капюшон?
Всё нечаянно было и дивно,
И не купишь того серебром,
Как ловили мы лицами ливни
Под весенний воркующий гром.
Ах, Говард, милый, может ты и прав –
Смеясь над тем, над, чем иные плачут.
Вправляя матом, как заправский костоправ
Душевный вывих. Мало ль это значит?
Поэты разные нужны. И может быть
Колпак шута достойнее короны,
Которую себе желают водрузить
Иные мэтры и почтенные матроны.
Не ради пошлости, а ради шутовства
Пиши-ка Говард матерные оды.
Ну, кто, скажи мне против естества?
Кто против проявления Природы?
Идиоты в ряд голова к голове.
Уши торчат и еще кое-что.
Ну какое дело до всего это мне?
Кто я?
Кто?
Конь в пальто!
Причем в кожаном.
Финском.
А может в английском?
А может и не в пальто.
А может вовсе и не конь.
Одним словом – лошадь.
Выведите меня на площадь!
Показывайте на меня пальцем !
Средним!
Вредина, вредина, вредина.
А я не вредина.
Я нормальный ненормальный.
И все во мне ненормально.
Аномально, анально, астрально.
Астра ль, но?
Хочу так. Так хочу!
Чу!
Редкая птица долетит…
Если она редкая…
Редкая вредина.
Я не долечу.
Я не до лечу!
Чу!
Чу-шь. Чушь.
Чу-ши. В переводе с китайского – любящий камень.
Я камень.
За пазухой.
Не держу.
Ржу.
Я конь в пальто, могу поржать.
Мне говорят: не ржи.
Во ржи. И нигде не ржи.
Язык попридержи.
Вжик!
И нет языка.
На фабрике родился тюбик с зубною пастою внутри.
Его купили в магазине , домой в пакете принесли.
Жил в ванной комнате на полке, средь щёток, банок и зеркал,
И всё, что от него хотели, он людям честно отдавал.
Его ценили и любили, пока он пользу приносил,
Но время шло неумолимо, всё меньше оставалось сил.
И вот весь сморщенный, помятый, в корзину с мусором попал,
Опустошённый и погнутый, он никому не нужен стал.
Ты, верно, понял, мой читатель, о чём веду я свой рассказ,
Мы все на тюбики похожи, нужны, пока есть паста в нас.
лампочки вполнакала…что же Вы колете, доктор? барбитураты?
да и раньше это не помогало, там, на воле…где я когда-то…
зачем же потуже узел? я буйной не буду, больше… я обещаю
Ваш сценарий иллюзий, предвосхищенья боли…рвется уже... ночами,
доктор, Вы столько пьёте…сто девятнадцать психов в этом чумном бараке,
в этой замшелой рвоте, стаи голов обритых бродят,…а на окладе
ангелы метят в душу…видите это просто...Доктор,кричите громче,
может быть Вас услышит, Вы же повыше ростом, в белом халате…впрочем,
впрочем…не плачьте, доктор …мне Вас безумно жалко…
тише ,прошу вас, тише…шёпотом будет горче…
Он к сумасшедшим ближе…. ты меня слышишь, Отче?!