Ветер, забравшись в кроны, пугал берёзы,
Те от испуга жались и все тряслись,
Нервно роняли листья, как будто слёзы,
Очень стряхнуть хотели Бродягу ввысь.
Ветер, схватив за ворот, тряс грубо тучи,
Тучи щетинясь громом, лились дождем,
Скинуть его пытались с небесной кручи,
Только Бродяге было всё нипочем.
Ветер бил бубном в ставни, стучал в ворота,
Море мешал как ложкой и пенил вал,
Было в тот вечер ветру играть охота,
Вот и устроил он этот мрачный бал.
Долго трепал он нервы земной природе,
Пакостил и буянил как мальчик злой,
Стали лишь к ночи силы все на исходе,
И он ушёл в свой дом за большой горой!
Очередь в облака...
Друг мой пришёл из армии
«Грузом двухсотым»...
Кладбище... Холмик земли... Берет...
Это ли не тоска?! Есть ли сюжет печальнее,
чем погибать от пуль в двадцать неполных лет?!
Очередь в облака...
Женское общежитие...
Песни орём Высоцкого, пьяные «в ураган»...
«Козочка» от ментов на Ижаке-Юпитере...
Ирка с Надюхой... Проводы...
Узбекистан –Афган...
Очередь в облака...
Толку с неё теперь уже?!
Разве что Богу - в задницу! Только ведь не достать...
Гладит беретку мать...
Ласково гладит, бережно...
Лишь бы не зареветь!..
Лишь не завыть бы...
****ь...
В укрытой прохладой тумана седой стране,
забылись, под крики ласкающих небо чаек.
Там сладость и горечь прощания наравне,
и звон пустоты одиночества участь венчает.
Кричи – не кричи, неизбежность предрешена,
закроется дверь и душа заскулит от боли.
В плену замурованных стен я усну одна…
Лишь где-то мелодия с облачных льёт колоколен.
Тревожная дрожь напророчит нелёгкий путь,
и всё, что имею – тотчас, не страшась, на карту.
На миг успокоить – в итоге на жизнь обмануть
задолго до нас зарождённую горечи карму.
Качается маятник прошлого на часах,
программой, заложенной во временном пространстве,
серебряной нитью в распущенных волосах,
тоску предвещая с обычным для нас постоянством.
На завтрак завареной терпкости аромат
загонит в тупик белокрылых мечтаний стаю.
«Что там пролетело?» - себе говорю невпопад. –
«Недели разлуки. Здесь часто они пролетают…»
Больничные стены не так уж бездушны,
Но им, напитавшимся страхом и болью,
На смерти охоту взирать равнодушно
Осталось. А что? Не поможешь. Так нужно.
Здесь солнца не много. И скупо с любовью.
Малыш. Чуть за годик. И все безнадежно.
Пять раз умирал, но не принят той новью.
Пять раз возвращался - мучительно, сложно,
И стены белели: ну разве возможно -
Улыбка как солнце, и смотрит с любовью.
С рождения так: не жилец и сиротка,
Судьба пересыпана начерно солью.
И ласку уже узнает по походке,
Мир скуден вокруг, но ему все в охотку -
И солнце, что греет ладошку с любовью.
Чудес не бывает. Шестой раз - последний.
Лишь воздух больничный прильнул к изголовью.
И маленький чистого неба наследник
Пошел по ему лишь заметному следу.
Улыбка как солнце, и смотрит с любовью.
Там, в глубинке, где давно плутают лешие,
старый дом стоит за сопками кудлатыми.
То ли рос он из земли на радость грешникам,
то ль сама земля рождалась под окладами.
Время-мастер сруб еловый разукрасило,
дом болеет – не один, похоже, век ему.
Эх, подправить бы причелины, балясины,
заменить бы дверь, повал – да, видно, некому.
Дремлют сучья под перилами костлявыми,
У крыльца скрипит сосна в плену овсяницы.
Дом не спит… и с новорожденными травами
он здоровается, будто бы прощается.
Отражаются в глазницах окон выбитых
разноцветные картины жизни прожитой:
сенокос, крестины, лошади на выгоне,
клевер; местные, пропахшие рогожею;
палисадник, тенью яблони застеленный,
жатва, пот, Покров с антоновкой и солодом
и хозяин… тот, последний из расстрелянных,
отпускавший много лет грехи и бороду.
Осыпается труба и тихо охает,
ведь порой своим дымком касалась месяца.
И глядит сосна на падающий охлупень,
да покачивает веткой, словно крестится.
Все ближе и ближе иду я к земле,
Все ниже и ниже ступаю к тебе.
Под грузом грехов я склоняюсь без сил,
Внутри пустота: я ведь Бога забыл.
…Упал на колени, вся жизнь пронеслась,
Как тройка гнедых, что галопом прошлась.
По лезвию бритвы, по нервам и в кровь,
Я видел все раны, я чувствовал боль.
И совесть страдала, и сердце рвалось,
Огонь прегрешений испить мне пришлось,
По полной, по горькой, по крайней – до дна!
Судьба не стерпела, душа не смогла.
Она как комета вильнула хвостом,
И в вечность умчалась оставив свой дом...
Похоронив весною деда
Старуха стала непоседой.
Сварливой очень и жестокой
От жизни, видно, одинокой.
Соседей матом обложив
Пыталась сбросить негатив.
Не получилось... Летом вдруг
Пошла войной на гадких мух!
Хлопушкой чинно вооружась,
Она выплескивала страсть!
И била, выходя из стресса,
Мух со спортивным интересом.
Хлопки налево и направо.
Повеселела, бабка. Браво!
Но лето теплое промчалось
И мух с морозами не стало.
Вот и замкнулся черный круг -
Нет больше в доме вредных мух!
Старуха счастлива вполне.,
Пусть в непривычной тишине.
Но жить в таком пассивном духе
Совсем несвойственно старухе.
С хлопушкой ходит взад-вперед...
Ну, кто несчастную поймет?!
Ее воинственный настрой
Сменился жуткою тоской.
В хандре старуха день., другой...
Нет больше силы никакой!
И, вдруг, под утро над подушкой
Пискляво зажужжала мушка.
Но где тяжелая хлопушка?!
(Спросонья бабке невдомек,
Что в мухе жизни огонек!)
Нашла хлопушку.., замахнулась...
Вдруг бабка, будто бы, проснулась:
-Какого кляпа дуре старой
Казнь учинять над мухой малой?!
А не поладить ли нам с ней -
Вдвоем, куда жить веселей?!
Обмякла вскорости старуха.
И, взяв в ладонь немного пуха,
В коробку спичечную тыча
Усохшим пальцем, муху кличет.
И, пискнув, та отозвалась -
Кроватка, видно, удалась!
Все для нее., для милой мухи
От незадачливой старухи.
Готов на печке уголок,
Где в паутине потолок.
А пробка водочной бутылки
Как раз сгодится для поилки.
Совсем другая жизнь пошла.
Старуха снова весела!
И, бормочА под нос негромко,
Хлопочет с мухой, как с ребенком.
И муха, в толк взять не могу,
Все понимает - что к чему!
На печке с бабкою за чаем
На ласки лаской отвечает.
Жужжит у старой под рукой...
И на душе такой покой!
Свой берет голубой, я надену сегодня,
но с хмельной головой не полезу в фонтан.
Собираемся мы, в этот день ежегодно,
чтоб за мирным столом, вспомнить Афганистан.
Кто-то вспомнит Баграм, кто-то высь Кандагара,
для меня же Саланг, стал навеки родным.
Обещаю одно – даже в пьяном угаре,
здесь из нас ни один, не желает войны.
Мы не станем орать: – Бей, громи десантура!
Подтверждая девиз, что никто кроме нас.
Мы узнали в боях, мудрость слов – пуля дура,
и поэтому мир ценим выше сейчас.
Здесь не вспомнит никто, об убитых душманах,
кто их, сколько несёт, у себя за спиной.
Не расскажет никто о полученных ранах,
всем понятно итак, каждый мечен войной.
Вспомним, мы пацанов, с кем делили патроны,
снова рюмки нальём, встав уже в полный рост.
По неписанным нашим, солдатским законам,
молча выпьем друзья: – Мужики, третий тост!
Стихи писали о Тебе поэты,
И искренние, верные друзья...
Твой Гений упокоился воспетым,
Осмелюсь написать Тебе и я.
...ДК технологического ВУЗа;
Гитара, сцена, песни, Ты, портал...
Как жаль, что не дружил тогда я с Музой,
Когда Ты к нам в Одессу прилетал...
Стихи Твои запомнил наизусть я;
И было все - друзья, скамейка, двор,
Где пели мы - то с юмором, то с грустью,
Про жизнь, про спорт, про "выстрелы в упор".
И дома ль, на больничной ли постели -
Нигде не расставались мы с Тобой,
И песенку Твою, про "гипс на теле",
Я напевал со сломанной ногой.
Аэропорт, подружка - стюардесса,
Из тех времен мне не забыть ни дня;
Веселые стихи "Москва - Одесса" -
Казалось - написал Ты про меня!
В "культурном, по-над речкою" мы парке
Плевали в урны с Колей до утра...
А "черное, надежное" - в запарке,
Из шахты добывали "на-гора"...
Опять комок подкатывает к горлу -
Писал Ты и о Правде и о Лжи
Без пошлости, и - никакого "порно",
Хотя в стихах и Правду обнажил!
Вот снова я - свидетель той "потехи" -
В тени скалы стою, едва дыша,
От песни про расстрелянное эхо -
В который раз сжимается душа...
В стихах Твоих окопы и пилотки,
Герой Твой опирался об Урал;
Безумно жаль подводников с той лодки,
И паренька, "который не стрелял"...
Как выразить к Тебе любви безбрежность?
Боюсь банальных слов, стихов клише;
Прости меня, но только слово "нежность" -
Звучит всегда в моей "босой" душе...
Кино, гитара, Ты, театр, подмостки...
Все связано - и смех, и боль, и грусть,
И даже тем, что полные мы тезки -
Вполне необоснованно горжусь!
Ты - знаешь, жизнь полна жестокой прозы,
И разной повседневной шелухи...
Но, помня о Тебе - порой сквозь слезы
Карябаю веселые стихи.
Может ангелов нет. И не стоит сей темы касаться,
и грустить ни чему, вспоминая с тоской о былом.
Но тогда, почему неохота порой просыпаться,
если снится тебе, что укрыл тебя кто-то крылом.
Бесполезно искать, вороша груду прожитой пыли,
где, скорее всего, мы навряд ли отыщем ответ.
Мы не помним о них, а они нас безмолвно хранили
и, прощаясь навеки, смотрели нам с горечью вслед.
Мы же мчались вперёд, мы стремились всё выше и дальше.
Мы хотели расстаться с нам дареным в детстве теплом.
Мы завязли в распутице дел бесполезных и фальши.
Так чего же теперь безвозвратно грустить о былом?
Осыпалась листва на могилу твою
У ограды твоей, думал думу свою,
Как ты жил, как ты пел, но допеть не успел,
Понимаю тебя, ведь ты лучше хотел.
Песнь простую, стихи, понимает народ,
И сейчас он к тебе на могилу идёт.
Положил свой букет, постоял, ухожу,
На надгробья других я пойду, погляжу.
Вот иду и смотрю, люди чинно лежат,
Отходили свой век, с фотографий глядят.
Только нет тех цветов на могилах у них,
Что лежат у тебя, за простой русский стих.
За простой русский стих, за душу в строю,
За судьбу, за беду, за Россию твою.
1991г.
Град!
Ты слышишь - это град!
По крышам наугад!
Силен, разбойник,
Рад!
Еще такой каскад -
И стекла полетят
На подоконник!
Шлет
Команды небосвод.
Возможно, нас убьет -
Сегодня их черед
Стучать по нотам!
Кот
И мы, смешной народ,
Глядим, разинув рот,
На этот хоровод
И ждем чего-то.
Нам
Градом по мозгам!
И салют врагам
Хрустальным звоном!
Лед
С ветром пополам -
Он растает сам,
На уступах рам
И под балконом.
А это лето снова не мое,
Оно как будто мне пришло на горе.
Не для меня роскошное жилье
На берегу бушующего моря.
Не для меня задумчивый закат
Над горными вершинами Приморья,
Не для меня на небе звездопад
И шум волны вечернего прибоя.
Не для меня рассвет в июньский день,
Не для меня волны янтарный гребень,
Не для меня ореховая тень
И баров расшикарнейшая мебель.
В который раз мне нужно пережить
Чужое счастье и чужую радость,
Чтобы потом, когда-то ощутить,
Свободной грудью чудной воли сладость.
......
А это лето снова не мое,
Оно как будто мне пришло на горе.
Вокруг тайга, мошка и комарье
И сочной спелой ежевики море.