Ты ведь тоже питаешь надежды,
и мечтаешь о вечной любви.
Позабыв, что в лохмотьях одежда,
и разбито лицо до крови.
Ничего, что несёт перегаром
за версту или даже за две.
Что слывёшь залежалым товаром,
и живёшь без царя в голове.
В забытьи засыпая на лавке,
далеко не последнюю ночь.
Ты, сказать бы помягче - шалава,
грезишь вырастить умную дочь.
Чтобы в старости стала опорой,
чтобы внукам носочки вязать.
Мчится жизнь твоя поездом скорым,
ты, старуха уже в двадцать пять.
Средь бомжей, ты, быть может, принцесса,
бьётся насмерть окрестный "бомонд".
Чтоб самцом стать твоим для процесса,
и плевать, что дурной генофонд.
А ребёнок, зачатый по пьянке,
что впитает с твоим молоком?
Драки вечно бухающей мамки,
с каждым новым отцом -"синяком".
Что, ты, дашь в этой жизни ребёнку?
За душой ни кола, ни двора.
На бухло променяешь пелёнку,
от похмелья сдыхая с утра.
Перед тем, как умрёшь под забором,
лет, быть может, дай Бог, в тридцать пять.
Сын иль дочь тихо скажет с укором:
- Будь, ты, проклята, хоть ты и мать.
Детство лучшее время на свете -
Напоённые солнышком дни…
И когда появляются дети,
Снова в детство уводят они.
Пробежаться по тем же дорожкам
С тонкой удочкой или сачком,
Или ягод душистых лукошком,
По вечерней траве босиком…
Словно не было с детством разлуки.
Свет его береги и храни,
Ведь когда появляются внуки,
Снова в детство уводят они.
«Мадам! А Вам к лицу Санкт-Петербург!» –
Сегодня написали мне под фото…
И город наш представился мне вдруг
Коллекцией изысканной работы,
В которой можно отыскать наряд
Практически к любому настроенью –
Надену фонарей янтарных ряд,
Как ожерелье, а прозрачной тенью
Ветров вечерних плечи оберну,
Атласом и парчой шикарный Невский
Меня поманит – на него взгляну:
И вкус, и шарм, и облик королевский,
Вот Летнего изысканный шифон
Вот ситец скверов, плиссировка лестниц…
Неповторим, незабываем он –
Мой Петербург, мой кутюрье прелестный!
В брызгах музыки, в каплях света,
В быстром омуте светлых чувств
Я в какую-то высь лечу –
Никому вокруг не заметно,
Как в глубоком ущелье глаз
Распускаются эдельвейсы,
И как будто уже не здесь я,
А в далёкой стране сейчас,
Где ни лжи, ни предательств нет,
Где, умывшись с утра росою,
По траве я бегу босою
В просыпающийся рассвет
И от счастья почти кричу –
Страх забыт, и душа раздета –
В брызгах музыки, в каплях света,
В быстром омуте светлых чувств…
Июнь... Крепка броня союзной плоти,
Но подлость - это имидж палача...
Язык гортанный Шиллера и Гёте
В славянских селах утром прозвучал...
И сотни тысяч сапогов из кожи
Ступили, грохоча в соседский сад...
Июнь... Вандалов дух внезапно ожил,
Как будто двери распахнули в ад...
Горит земля, вовсю пылают хаты,
От гула взрывов смолкли соловьи...
Там умирая первые солдаты,
Шепча хрипели: "Где же вы, свои???"
Июнь... Двадцать второе... Черной силой
На Родину набросилась война...
Стоим, грустя над братскою могилой,
С цветами и не знаем имена
Всех тех, кто в первый день военный действий,
Погиб, границы бороня от зла...
Как жаль, что до сих пор фашизма плесень
Растет в башке у тех, кого спасла
От рабства Русь Советская однажды...
Потери наши - траур на года...
Для памяти гражданской очень важен
Июньский этот день... Одна беда
Объединила всех славян повсюду...
Четыре года до Победы путь...
Я лично скорбный день сей не забуду
И ты, читатель, тоже не забудь...
В палатке авиаполка, по громкой связи,
Пилоты молча слушают эфир:
"Букет", я - "Ландыш", мы горим... Зажали, мрази...
Погиб стрелок, контужен командир...
В кабине дым... Нет, мы не пали духом,
Хоть отсреляли всё... Но есть таран!
Вот, слева, "Юнкерс" сам подставил брюхо...
Бей, командир! Прощайте все! Я - "Лан......"
------
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная...
Богом забытая улица,
Богом забытый народ,
Все предсказания сбудутся,
Время России грядёт.
Святость жива и поныне
Лгать не умеют глаза,
В каждой российской хатине
В красном углу - образа.
Здесь возродится духовность,
Мыслей оковы круша,
Всё на Руси лишь условность,
Свята здесь только душа.
Только её, горемыку,
Мы пронесли сквозь века,
Только душевному крику
Сердце внимает пока.
Верю в Россию, как в Бога,
Верю везде и всегда,
Вера укажет дорогу,
Как Вифлеема звезда!
ДОРОГИЕ СОСАЙТНИКИ! ПРОСЬБА К ВАМ: КЛИКНИТЕ НА ССЫЛКУ, ЧТОБЫ ПРОСЛУШАТЬ ЭТУ ПЕСНЮ.
Музыка и слова Пита Вайоминга Бендера
Перевод с немецкого мой
Исполнение и муз. сопровождение моего большого друга Сергея Стародубцева
Я нынче слышал злой навет
На ту, которой лучше нет.
О, эти домыслы глупцов!
Её любовь, любовь – жар-птица,
Ночами длинными мне снится.
Я для неё на всё готов.
Я знаю, ты - её супруг,
Скорей хозяин, а не друг,
Ты её телом завладел.
И с тех далёких первых дней
Не видел равную ты в ней,
Одна постель – вот женский был удел!
ПРИПЕВ:
Я эту женщину любил,
И в сердце бережно носил
Тот нежный облик,
Тот нежный облик.
Моё невинное дитя,
Храню я много лет спустя
Дней наших отклик,
Дней наших отклик.
Я нынче слышал злой навет
На ту, которой лучше нет.
О, эти домыслы глупцов!
Я помню каждый час и миг,
Её печаль, и смех, и крик,
Её прекрасное лицо.
Ты муж её – надутый сыч,
Ты тяжкий крест, бездушный бич,
Её судья, не боле.
Любовь - жар-птицу приручил,
В златую клетку заточил,
И ей никак не вырваться на волю.
ПРИПЕВ:
Я эту женщину любил,
И в сердце бережно носил
Тот нежный облик,
Тот нежный облик.
Моё невинное дитя,
Храню я много лет спустя
Дней наших отклик,
Дней наших отклик.
Отец Всевышний, я прошу тебя – помилуй.
Прости за всё: за ропот, слёзы над судьбою.
Спаси детей, народ, страну и дай нам силы -
Опять молю я на коленях пред тобою.
Твоё могущество, я знаю, не измерить,
И сомневаться в милосердии не смею,
Но испытаний, чтобы укрепиться в вере,
Даёшь ты больше, чем мы вынести сумеем…
Пришла не плакаться, хотя, и это тоже.
От горя и потерь забыла, что ты рядом.
Но знаешь, Господи, какой мороз по коже
И страх от гула пролетающих снарядов?
Который месяц дом – холодные подвалы,
Забыли мы о жизни мирной и счастливой.
Ведь каждый день и час все молятся о малом:
Чтоб смерть нас не нашла, не избрала поживой.
Я от себя прошу: помилуй, Бог, невинных,
Хочу спокойствия, с лица стереть печали
И, чтобы в храмах православной Украины
Не отпевали, а крестили и венчали.
Даруй народу, Господи, конец потерям
И неба мирного над головой в награду
За то, что вопреки всему, но в милость верим,
А для себя самой мне ничего не надо.
***
Февраль, как мог, пошёл людской беде навстречу,
Руины городов укутав в саван снежный.
Но запах ладана под треск церковных свечек
Дарил покой, вселяя веру и надежду…
Играл ты на баяне — влюбилась я в тебя,
Частушки пела звонко, платочек теребя.
Плясала, веселилась — был праздник на селе,
Народу было много, и все навеселе.
Мои глаза сияют: плясать ещё хочу!
И голос звонкий льётся, ногами топочу.
Мы — разные, любимый, по возрасту с тобой,
Я — юная девчонка, а ты — совсем седой...
Ребята молодые с насмешками галдят,
И старые бабульки с укором вслед глядят...
А я кружилась в пляске, и был в глазах лишь ты,
Пусть в «старого» — влюбилась, о нём мои мечты!
«Смешная!» — мне твердили, — любовь такая — сон!»
А я его любила — мне нужен только он!
Сдалась я перед взглядом прекрасных синих глаз.
Лишь будь всегда ты рядом, чтоб свет любви не гас!
Наверное, в каждой семье свои, особые воспоминания о Великой Отечественной войне. Есть они и в нашем роду.
Моя мать, Матрена Васильевна, была замужем дважды - за родными братьями. С Яковом, первым мужем, они поженились перед войной, а с объявлением мобилизации его забрали на фронт. Прошли долгих четыре года, и наконец настал День Победы. Люди высыпали на улицы (мать тогда жила в селе на Полтавщине), поют, танцуют, а мать… плачет. «Ты чего плачешь?» − недоумевают сельчане. «Так ведь мой Яша на фронте». «Ты же от него неделю назад письмо получила!» «Ну и что, это война, а на войне и в последний день могут убить…» Через несколько дней матери пришло извещение, что ее муж, Рудов Яков Сидорович, геройски погиб 9 мая 1945 года, похоронен в столице Австрии.
Спустя время из армии вернулся брат Якова мой будущий отец Афанасий Сидорович, за которого мать и вышла замуж. Отец также прошел всю войну, в том числе Сталинград, был ранен, контужен, его ратный путь отмечен боевыми наградами.
Что интересно, Яков и Афанасий однажды случайно встретились на фронте. Афанасий стоял часовым и вдруг услышал, что рядом – воинская часть, в которой служил брат. Он наугад крикнул: «А Якова Рудова среди вас нет?» Когда выяснилось, что встретились родные братья, Афанасия на посту подменили, и они за разговорами просидели в окопе всю ночь. Афанасий даже предлагал брату перейти к нему в часть, чтобы воевать вместе. Но Яков отказался – не хотел расставаться с боевыми побратимами.
Афанасий и Матрена прожили вместе тридцать лет, воспитав двух сыновей – Николая (сына Якова) и Владимира, автора этих строк. Моему отцу, а в его лице всем воинам Великой Отечественной, я и посвящаю свое стихотворение.
ОТЕЦ
Не под тяжестью мраморных
памятных плит,−
Под раскидистой вербой
отец мой лежит.
Не стоит караул,
не чеканят слова,−
Задушевно и бережно
шепчет листва.
Чтобы лёгок был сон
и покою был рад
Той великой войны
неприметный солдат.
От родной стороны
и до вражеских гнёзд
Он немыслимый груз
на себе перенёс.
Умирали, споткнувшись,
чужие отцы,−
Моему на помин
оставались рубцы.
И живым, наконец,
отпустила война,
Но кого насовсем
отпускала она?
До последнего дня
вызывали на бой
И телесный недуг,
и душевная боль.
И терзала тревога,
чтоб та же беда
Не настигла меня
никогда-никогда…
В преддверии великого дня Победы решила не остаться в стороне и посвятить свои строки началу Сталинградской битвы - 23.08.1942г. - самому черному дню в истории моего города. За 1 сутки погибло более 40 000 мирных граждан, фашистские бомбардировщики совершали до 2 000 самолетовылетов ежедневно, город был разрушен, но не побежден.
Мы помним... Мы гордимся... Мы хотим мира!
Палящим солнцем город был изжарен.
На подступах и с флангов шли бои.
Державы символ на кон был поставлен -
об этом знали немцы и свои.
Здесь даже в дождь земля казалась чёрствой,
а воздух был тяжёл и углекисл.
Здесь директива «К чёрту паникёрство!»
дала под дых понятью «Здравый смысл».
Казалось, вся Россия в гулком стоне
застыла с перекошенным лицом:
чернело небо сотнями драконов,
беременных несущим смерть свинцом.
За три зимы до взятия Рейхстага,
отставив прочь бравурность и апломб,
живые рыли норы вдоль оврагов,
чтоб защитить детей от взрывов бомб.
Сломав хребет фашистской черной гидре,
НАДЕЖДУ подарив большой стране,
мы доказали – кто придёт - погибнет,
пусть не с мечом, а в стали и броне.
Всем павшим - слава и поклон за ВЕРУ,
почетны званья, траурны венки,
и вечный всполох пламени из сквера -
Как отблеск от пылавших вод реки.
... Пусть кто-то скажет: «Всё у нас в порядке», -
боясь накликать новую беду.
Я до сих пор на даче при посадке
осколки нахожу в своем саду…
Мне много раз выдергивали крылья
И перьями на ветер их бросали.
Но, все равно, на смену тем, что были,
Еще надежней крылья вырастали.
Они широким взмахом, без усилий
Поднять меня могли в такие дали…
Ведь вы, кто оставлял меня без крыльев,
Во сне те дали видели едва ли.
Взмах крыльев в синей вышине растает,
И скажут: "Поглядите-ка, опять
Она летает, все-таки летает.
А ей пора бы ползать, не летать".
Как им, беднягам, справиться с собою?
Им трудно есть и даже трудно спать,
Поняв: кому-то ведь самой судьбою,
Судьбою предназначено летать!
Но нет, не к вам, не к вашему порогу
Приду я милосердия просить,
Решать, позвольте, самому лишь Богу:
Крылатой иль бескрылою мне быть.
Те, кто мечтал меня без крыльев видеть,
Среди обид, несчастий и невзгод
Упавшую,
уж вы меня простите,
Я продолжаю прерванный полет!!!
------
Не случайно публикую это стихотворение в канун Великого Дня Победы. Должно быть, от наших родителей, дедов и прадедов, прошедших такие испытания, в нас сохранился ген возможности преодолевать любые невзгоды и трудности и побеждать, становясь сильнее!
70-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне посвящается…
(Основано на реальных событиях)
Бой отшумел... Пылают танки.
Синь неба застит чёрный дым.
Вот медсестричка тащит санки,
Стремясь успеть к ещё живым.
Рубеж недавней обороны
Перешерстить обречена,
Ориентируясь на стоны,
Шукает раненых она.
От взрывов бомб кругом воронки.
И целых тел наперечёт.
На хрупкой психике девчонки
Сам Сатана чечётку бьёт!
Но всё ж идёт, ругая люто
Вслух ненавистного врага,
Простая девушка Анюта,
Не замечая смерти будто,
Лишь зная: каждая минута
На поле боя дорога!
Вот рядом слышится:
– Сестричка...
– Сейчас, сейчас... Терпи, солдат...
В трёх метрах танк горит, как спичка...
«Кто ж знал, что танки так горят!»
От дыма едкого не ропщет,
Подтёки слёз стерев с лица,
В кромешной мгле, почти на ощупь,
Находит девушка бойца.
– Ух, как тебя! Вот паразиты!
Как звать-то, миленький?
– Владлен.*
«Похоже ноги перебиты...
В коленях? Выше ли колен?
Но всё ж возможно починить их...
Беда в другом: у мужика
Висит, буквально как на нитях,
На сухожилиях рука…
И кровь из раны так и хлещет!
Жгут – да! Но, чтоб перевязать,
Хоть нож, хоть ножницы, хоть клещи
Нужны… Да только где ж их взять?
Как раз вчера последний скальпель
Нашёл в протёртой сумке брешь
И проскочил в неё, предатель!
Теперь чем хочешь, тем и режь…»
Вокруг пошарила глазами,
Не утолив свою корысть:
«Да что, в конце концов, зубами
Мне эту руку что ли грызть?!»
Но на вопрос не ждя ответа,
Всю волю вмиг сгребла в горсти,
Вдруг осознав, что только это
И может их сейчас спасти.
– Что, папа с мамой – коммунисты,
Раз имя дали в честь вождя?
А про себя: «Да отвернись ты!
Как при тебе мне грызть тебя?»
И сноп огня глотнув из фляги
До ощущения костра,
Тотчас в живую плоть бедняги
Вонзила зубы медсестра.
Не без труда обставив дело,
Бойцу сказала:
– Что там, глянь!
Не видел он, как полетела
В окоп оторванная длань.
Потом, пролив из фляги той же
На раны спирта чуть не штоф,
Спустила ленту ей самой же
Намедни стираных бинтов.
И вот уже собрались было
Они с бойцом в обратный путь,
Как ухо Ани уловило
Тяжёлый стон, пронзивший грудь.
Ещё один без «воли свыше»
От ран оправиться невмочь...
Пусть без сознания, но дышит!
«Как мне двоих-то вас волочь?»
Но медсестре сам чёрт не страшен!
«Раз так, – решает Аня, – пусть!
Вот одного доставлю к нашим,
Тогда и за вторым вернусь...»
И погрузив бойца на санки,
Берёт их словно под уздцы.
Да так, что на руках от лямки
Вмиг образуются рубцы.
Но тянет, тянет Аня ношу,
Приободряя вслух порой:
– Держись, родной! Держись, хороший!
Хоть помнит: «Там ещё второй!»
Дошли, кажись... Тут хоть не мглисто...
Да и валежник в аккурат...
– Ты полежи-ка, друг, я быстро...
Сама ж уже бежит назад.
Как есть: с пустыми-то санями
Вмиг обернулась, стрекоза…
Глядит, а бывший без сознанья
Пришёл в себя! Открыл глаза!
И сразу как-то сил у девки
Вдруг стало больше во сто крат!
Аж потянуло на припевки:
– Эх, прокачу сейчас, солдат!
Переложив его на сани,
Забинтовала бок и таз
И потащила с поля брани,
Продолжив свой игривый сказ:
– Вон видишь, паря, ту дубраву –
Там нас с тобою ждёт крюшон!
Вдруг слышит Аня:
– Danke, frau...
Ich heise Günter... Danke schon!**
От этих слов девчонку будто
Взрывной отбросило волной...
– Так ты фашист?! – сестра Анюта
Аж не узнала голос свой.
«Он – враг! Он – враг! Подумать только,
Жестокий, страшный, подлый враг!
Не Гришка, Ванька или Колька,
А Гюнтер! Мать его растак!»
Да, не смогла к своей стыдобе
Анюта вычислить его:
Он, как назло, в танкистской робе,
Где знака нет ни одного...
Ей присмотреться бы построже
К отливу вражеской щеки –
Ну никогда так чисто рожи
Не бреют наши мужики!
К тому ж, болтаясь на цепочке,
Торчит (начищенный при том!)
Из-под лоснящейся сорочки
С чужой символикой жетон.
И вот уже за автоматом
Ручонка тянется её...
К суду над вражеским солдатом
Долг пред убитыми зовёт!
Ни тени страха иль сомненья:
За свой народ! За край за свой!
Ещё, казалось бы, мгновенье –
И грянет выстрел роковой…
Но груз привычного приклада
Вдруг стал неслыханно велик,
Как только два горящих взгляда
Случайно встретились на миг....
«Мы оба с ним сейчас в беде ведь...
К тому же, как учила мать:
Нельзя одной рукою клеить,
Другою тут же разбивать!»
И потащила дальше, дальше,
За шагом шаг, за пядью пядь,
Того, кого минутой раньше
Была готова расстрелять.
И расступилось Мирозданье,
Дав коридорчик небольшой
Такому хрупкому созданью
С такой громадною душой!
Шла медсестра, ещё не зная,
Что рушит времени брега,
От верной гибели спасая
Врага…
* Владлен – производное от «Владимир Ленин».
** Пер. с нем.: «Спасибо, госпожа... Меня зовут Гюнтер... Большое спасибо!»
Миссис Хадсон другой быть не может,
Очень шла ей роль милой старушки!
Ясно Ватсону, с Холмсом, доложит: -
"Лейстрейд к вам, господа, как из пушки!"
Юморная в картине "Подкидыш" -
"Бабка только водички хлебнула,
И какая-то сволочь (ты видишь?)
Моментально рояль умыкнула!"
А ещё роль премудрой Тартиллы -
Яркий образ! Какой добрый взгляд,
А чарующий голос: - "Всё было...", -
Рина пела, — "Лет триста назад!"
Тихим вечером, в лодке Харона,
И отправилась в путь, по волнам,
Свет покинула Рина Зелёная...
Так, в День Смеха, ушла к небесам!
Крик души: — "Не считайте великой,
А всегда вспоминайте… с улыбкой!"
Их сыновья в объятьях душат,
В честь их словесный льют елей,
А мне давно запала в душу
Мать, не рожавшая детей.
Вослед извечному призванью
Она тайком который год
Среди чужих Наташ и Ваней
Ребёнка ищет своего.
И тот бы мог быть им, и этот,
А то и оба – два крыла,
Когда б судьбы слепой рулетка
Их, не сведя, не развела.
И пусть он ей уже не светит,
Всё ждёт желанной встречи миг…
Ей дети все на белом свете
Родными кажутся детьми.