За день до марта, в сутках от весны,
Чужая жизнь оборвана на взлете,
А как вы после этого живете?
Все так же видите цветные сны?
Все также молитесь своим богам,
На всякий случай, чтобы не гневились?
Но если б вы когда-то не родились,
То сны сегодня снились бы не вам,
Не ждал бы вас в расцвете жизни трон,
Не ваша жизнь текла бы по понятьям,
Никто бы вас не поминал проклятьем,
Через неделю после похорон...
Когда столкнулись в маточной трубе
Две крошечных, везучих половинки.
Представь, насколько повезло тебе!
И ты, запеленован по-старинке,
Лежишь и пялишь глазки в небеса,
Агукаешь, пуская пузыри, -
Вот так и происходят чудеса,
Теперь судьбу свою благодари,
Живи, влюбляйся и детей рожай,
Сопротивляйся кризисам суровым,
Но на чужую жизнь не посягай,
Ни действием, ни мыслями, ни словом!
- Да я ведь тебе рассказывал уже много раз , дочка! – отвечает мне папа и переворачивает страницу «Известий».
-Все равно расскажи! – требую я, взбираясь отцу на колени, - я хочу еще!
Мы с отцом гуляем во дворе. Вернее, это я гуляю – играю сама с собой в «вышибалу», в салочки, в «классики». А папа сидит на лавочке рядом с песочницей и читает газету. Мне уже почти пять лет, папе – только двадцать девять.
В моих руках разноцветный букетик из клевера, ромашек, мелких диких гвоздик и еще каких-то дворовых растений. Я намереваюсь украсить ими прическу папочки. Хорошо, что он пока об этом не догадывается.
* * *
Я цепким взглядом художника вглядываюсь в папино лицо. До чего же он красив, большеглаз, свеж и молод! Секунда – и нежный колокольчик расцветает над папиным ухом. «Как здорово! - восхищаюсь я, - не щевелись, папа!»
Жара стоит такая, что над раскаленным асфальтом висит сизая дымка. Скакалка моя валяется в песочнице, а к сачку я даже не прокоснулась. Потому что неинтересно ловить бабочек, которые не улетают, и кузнечиков, которые не упрыгивают.
- Ты слышал ? - напоминаю я тихонько, - расскажи мне про детдом! - и втыкаю в папину макушку оранжевый «ноготок», втихаря сорванный с дворовой клумбы.
- А что тут рассказывать, - папа снова переворачивает газетную страницу, - мама моя пропала без вести в сорок втором вместе с Валей, моей сестрой. Батя, стало быть, привел в дом мачеху. Я им мешал. Вот и отдали они меня в ворошиловградский детдом. Ну ты же все это знаешь, дочка!
- Ничего я не знаю! – возражаю я, - Я все давно забыла. Тебе там было плохо? Тебя там обижали?
- Да не особо, - качает головой папа, - как всех. Я уже и не помню. А вот как плавать меня научили – помню. Ванька Солдатов взял за голову, Сеня Безымянный – за ноги, Борька Декабрев – за руки Здоровые были пацаны, лет по четырнадцать. И скинули меня, шестилетнего, с моста в речку. Я помню, как шел ко дну. Как просил Боженьку не убивать меня. Как добарахтался до берега. А когда выполз на землю, вцепившись ладонями в густую крапиву, те же пацаны снова взяли меня – один за голову, другой – за ноги, третий – за руки и - хрипящего, задыхающегося, с крапивой в руках – снова бросили с моста в речку. А потом еще раз. Вот такими были мои первые тренера, дочка!
Я спрыгнула со скамейки, сжала кулаки. И пошла на папу со сжатыми до боли кулаками.
-Я вырасту большая, - сказала я, - и найду их всех. И Ваньку Солдатова, И Сеньку Безымянного, и Борьку Декабрева! И всех их – по очереди! – сброшу в реку! А когда они выползут и будут плакать, я все равно их всех снова брошу в реку! Они дураки, дураки, дураки!
- Да ладно тебе, - усмехнулся папа - я уже их простил давно. И ты прости. Когда ты вырастешь, ты будешь молодая и сильная. А они - старенькими и слабенькими. Не нужно их бросать в реку. Их нужно пожалеть!
- Нет, - сказала я, - я их жалеть никогда не буду! И я их все равно поймаю! И отлуплю прыгалками! Дураки!
- А знаешь, дочка – сказал папа, - зимой в детском доме было очень холодно и сыро. Одеяльца были худые, тоненькие, подушек не было вообще. Так и спали на сырых тюфяках, подложив под голову руку. Если б ты знала, какое это счастье – теплая комната, теплое сухое одеяло, чистая простыня, простая подушка под головой.
- Да, - согласилась я, вспомнив, как вечером меня, сонную, папа переодевает в пижаму и относит в мою кровать, – это счастье.
- После таких холодных зим, - продолжал папа, - у меня весной очень болели суставы рук и ног. По ночам я плакал, а утром садился на бревно и подставлял солнышку свои распухшие руки и ноги. И мне казалось, что не будет этому конца и края….
Мои глаза наполнились слезами и сердце сжалось от горя.
- Где у тебя болели ручки ? - бормотала я, шмыгая носом, - вот здесь, в локоточке? А ножки - вот здесь, в коленочках? Ничего страшного, сейчас доченька погладит папочке коленочку…подует папочке на ручку … и все пройдет…. все до свадьбы заживет…
- Спасибо, дочка, - засмеялся папа, вставая с лавки и тоже шмыгая носом. Цветочный дождь посыпался с его головы. – Вылечили вы меня, доктор, на всю оставшуюся жизнь!
- У тебя точно ничего больше не болит? – не верила я, - ни ручки, ни ножки? А ну-ка, попрыгай!
• * *
- Папа, я тебе сейчас открою тайну, - сказала я, беря отца за руку, - только ты не смейся. И никому не говори.
- Не буду, - пообещал папа, - и не скажу. И вообще, хорошие люди никогда не смеются над чужой тайной!
-Тогда слушай, - осмелела я, - знаешь, я боюсь ходить по бревну. Вон по тому бревну около песочницы. Мне высоко и страшно. Все девочки по нему ходят, Ирка даже прыгает на нем, а мне страшно. Я боюсь упасть и расшибиться.
- Ерунда, -сказал папа, - не упадешь и не расшибешься. Давай руку и держись крепче.
- Точно? – не поверила я, пряча руку за спину, - а почему?
- Во-первых, - сказал папа, - потому, что внизу мягкая трава. Даже если ты спрыгнешь с бревна – ничего с тобой не случится. А во-вторых, ты – дочь моряка! Дочки моряков никогда ничего не боятся, не падают и не расшибаются!
-Ух ты! - обрадовалась я - «Дочь моряка»! Вот это да! Давай, папа, руку! Не боюсь я этого бревна!
• * *
Конечно, я все-таки свалилась. С самой середины бревна. После того, как решила прыгнуть, как Ирка. После папиных одобрений: «Ну еще шажок, дочка! Смелее, умница моя!»
Я свалилась прямо на мягкую траву, под которой коварно замаскировалась каменная крошка.
- Ой, елки, - сказал папа, растерянно глядя на мои содранные коленки,- задаст мне твоя мама взбучку по первое число…
Я с ужасом глядела на капельки крови, выступающие на моей содранной коже. Я и не думала плакать – я лихорадочно соображала, как можно спасти папу от маминой взбучки.
- Юра, подорожник прилепи, - сказала проходящая мимо соседка тетя Нюра, - да подержи минутку. От ссадин и следа не останется.
-Точно! – обрадовался папа, - и как это я забыл про этот самый подорожник! Мы так всегда делали! Сейчас!
Папа метнулся к протоптанной тропинке, мигом выдрал пару крупных, как лопухи, подорожников, потер их в руках и прилепил к моим боевым ранам. Коленки защипало. «Ой, - сморщилась я, - щипет!» « Так и должно быть, - объяснил папа, - щипет – значит, заживает.»
Вечером к нам пришел гость – папин сослуживец.
«Росляков,» - представился сослуживец и протянул мне руку.
«Жанна, - ответила я , пытаясь пожать огромную мужскую ладонь. И добавила: - дочь моряка.»
• * *
Вот и снова жара на дворе.
Снова папа сидит на лавочке и читает газету.
Только мне уже почти 53, а папе только 77.
-Папа, - говорю я, - ты помнишь, что врач сказал? Нужно встать и походить.
- Да-да, - кивает папа, - я обязательно встану и похожу. Только чуть-чуть позже. Я так устал, дочка!
- Это от чего ты устал? – изображаю я удивление, - от чтения газеты? А ну-ка, вставай и пойдем до той березы и обратно ! Давай-ка руку!
Папа растерянно на меня смотрит, но не встает. Мне его жалко до спазмов в горле.
-И долго ты собираешься так сидеть? – строго спрашиваю я, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами - в чем дело? У тебя что-то болит?
- Нет-нет, дочка! – теряется папа, - ничего не болит! Ну честное слово! Просто я боюсь. Мне кажется, что я не удержусь и упаду.
-Ну вот еще, - говорю я и поднимаю отца со скамейки, - тут просто невозможно упасть. Земля ровная, трава мягкая. Вот тебе твоя трость, вот моя рука. Опирайся и иди.
-Хорошо, - соглашается папа и делает нетвердый шаг. Смотрит на меня просветленно и улыбается: - чуднАя ты все-таки, дочка…чертенок прямо… Что в детстве, что сейчас.
- Шажок, еще шажок, - подбадриваю я отца, - ты умница, папочка! Ты у меня такой молодец! И еще такой сильный! Настоящий моряк!
Мы идем с отцом к знакомой березе по залитой солнцем тропинке. Он сосредоточен, напряжен, серьезен. Он очень хочет мне угодить. Я его люблю в этот момент больше жизни, моего седого беспомощного больного ребенка. Как я буду жить без него – я не представляю, честно.
Но пока моя любовь цветет буйно и густо, как подорожник у нас под ногами. Целый ковер своей любви я стелю под ноги своему отцу. Ее хватит надолго. Ее хватит на все папочкины боли, все его ссадины, на всю его жизнь и всю мою жизнь.
Ты только иди, папа.
Только иди.
24 мая 2013 года
______
Вчера, 23 сентября 2014 года я похоронила своего отца, Титова Юрия Александровича.
На "Хохмодроме" у меня много замечательных, прекрасных друзей. Очень хочется поделиться с ними памятью о моем отце.
В гостиной у горящего камина
среди картин, часов и гобеленов
стояла сумасшедшая Мальвина,
кремируя полено за поленом.
Хотелось убивать и быть убитой,
раз не случилось вечно быть любимой;
то ненависть душила, то обида…
А тени, как в театре пантомимы
плясали джигу на бездушных стенах -
свидетелях ночного холокоста…
Всё было до обыденного просто,
безумно и смешно одновременно -
Мальвина навсегда прощалась с прошлым
и целовала каждое полено,
собой напоминавшее о нём,
чтоб после окрестить его огнём
в камине под старинными часами…
Те проливали горькую смолу
и, превращаясь в пепел и золу,
из пламени смотрели на неё
печальными сосновыми глазами.
Их сыновья в объятьях душат,
В честь их словесный льют елей,
А мне давно запала в душу
Мать, не рожавшая детей.
Вослед извечному призванью
Она тайком который год
Среди чужих Наташ и Ваней
Ребёнка ищет своего.
И тот бы мог быть им, и этот,
А то и оба – два крыла,
Когда б судьбы слепой рулетка
Их, не сведя, не развела.
И пусть он ей уже не светит,
Всё ждёт желанной встречи миг…
Ей дети все на белом свете
Родными кажутся детьми.
Прячься, планета, «большие» играют в солдатиков!
Все, как взаправду – пожары, сраженья, «уррра!»
В деле таком надо ловким быть и состоятельным,
Много фигурок купить, чтобы вышла игра.
Коль зазевался, противник уложит всю армию.
Это обидно, но есть в тайном месте еще
Пушки, ракеты, бойцы, поседевшие мамы их,
Впрочем, последних и брать-то не стоит в расчет.
Бегают ловкие пальцы стратегов и тактиков,
Переставляя живых, подбирая «расход».
Дети, убитые бомбой – обычная практика,
Личного нет, то война «до победы» идет.
Интерактивность такая, что богом покажется
Сам себе в бойню втянувшийся резвый игрок,
Только сочится сквозь пальцы кровавая кашица,
Только палёной органикой пахнет пирог –
Приз за умение жить по злодейским понятиям,
Пропуск семи поколениям в ада врата.
Господи, я попрошу: будь же впредь ты внимательней,
В мир наш «сошедших с души» пропускаешь когда.
Сегодня, известно – нам всем, всем, всем, всем, -
Ему бы исполнилось семьдесят семь!
Но лет тридцать пять этих смутных назад
Ушёл, не допев, и закрылись глаза...
Ушёл, но остался среди нас, живых –
Уверены в этом – я, ты, мы и вы.
...Он тогда про сегодня уже написал:
Что качается мир и война на весах,
Что любовь есть, но есть и опасность, гроза,
Что нейтральная есть в рубежах полоса,
Что бывает - не в сказках творят чудеса,
И что чаще улыбки стекает слеза...
Эстафетная палочка – Жизнь – как игра,
И поэтому жить надо в Мире Добра!
Только дружба, любовь дарят нашу жизнь нам,
И летят наши кони к иным временам...
Астероид летит «двадцать три-сорок семь» -
ВладВысоцкий – планета, известная всем.
Протекли очень быстро все семьдесят семь,
Без тебя горизонт незаметен совсем,
В Лукоморье лишь леших отряды стоят,
У козлов отпущенья - своя колея,
Катаклизмов полно в королевстве и бурь –
То ли бык, то ли тур и великая дурь!..
...Если б ты был – такое про жизнь написал!
Жаль, лишь в сказках бывают для нас чудеса.
Посмотри вокруг-всё явственней предметы,
Время сумерек утонет в лунном свете,
Твой любовник составляющий букеты,
Не - флорист, а просто любящий сонеты.
Он составит роз венчальные соцветья
Под закатом в небесах приговорённым,
Самый лучший составляющий на свете
Сочетания цветов для всех влюблённых.
А над миром фонари горят устало,
Твой ковчег оберегая безупречный,
И ещё не видно грешного начала
В той комедии божественной и вечной.
Ищем в жизни мы ориентир пропавший,
Не привычны ни к печалям, ни к участью.
Так живи и ты, ни словом не солгавши,
Сам себя приговорив к такому счастью.
Так составь, мой друг, букет заговорённый,
Чтобы только обмануть седую память,
Чтобы каждый новоявленный влюблённый,
Никого не мог обидеть или ранить.
Донецких бандитов у власти сменили
На тех же бандитов...Уже из Днепра
И впрямь на майдане дебил на дебиле.
Кому и чему Вы кричите УРА?!
По всем городам теперь банды шныряют.
Ну что ж... настоящий семнадцатый год.
И те, кто стоял на майдане, пусть знают:
"Народная власть" в КАЖДЫЙ ДОМ ВАШ ПРИДЁТ!"
С такими законами в дом Ваш ворвётся,
Что счастьем уплывшим «январский пакет»
Диктатора Яныка вмиг обернётся.
Но поздно. Утерян обратный билет.
Ушлёпки! Типичные жертвы абортов!
Ведь это и ВЫ привели в дом войну.
Я Вам заявляю решительно твёрдо:
"Вас Ваши потомки в веках проклянут
За то, что молясь на портреты Бандеры,
Вы предали начисто память дедОв.
За то, что и "цвет" Вы сменили, и веру, -
Прощения Вам не снискать от Богов.
За то, что к сгоревшим в Одессе безвинно,
Не знали вы жалости, быдлом назвав.
Кого ж наградили теперь высшим чином
Вы, выбор свой сделав… и совесть поправ?!
Девизы майдана давно позабыты!
Где ж Ваше достоинство? Эх… Вашу мать!
Кем Ваши соратники были убиты?
Кто отдал жестокий приказ в них стредять?
Как быстро на милость Вы гнев заменили,
Лишь призрак Европы мелькнул (или нет?)...
Средь Вас, знать, не только дебил на дебиле,
Подонков и мразей шикарный букет.
Пылает Донбасс! Кто виновен, скажите,
Что гибнут невинные в пекле войны?
Уверена, - Путина Вы обвините,
Но он вождь России. Не нашей страны.
Вина его в том лишь, что встал на защиту
Державы своей. Так ведь право имел.
А Вы, чьи мозги безнадёжно промыты,
Всем нам уготовили страшный удел.
Рабами востока народ называя,
Вы в рабство Америке сдали всех нас
Крым ручкой махнул… и Донбасс уплывает.
Под страхом АТО Вас клянёт он сейчас!
Всех тех, кто орёт: «Смерть врагам!», и с усмешкой
Взирает, как гробит война города,
Взирает на жён… матерей безутешных, -
Ни мы, ни они не простим никогда!
А впрочем, возможно ль винить Вас, убогих,
За то, что Господь Вас умом обделил?
И нужно ль обилие строк эти строгих...
Понять не дано Вам: «МАЙДАН ПОГУБИЛ
Не только «Небесную сотню» ВПУСТУЮ, -
ВПУСТУЮ майдан погубил всю страну!
Нет сил быть корректной... ИДИТЕ ВЫ к Х@Ю!!!
Ведь это и Вы привели в дом войну!
Позор «Глобальной Авантюре»,
Ну, что за форум – стыд и срам!
Там поэтической натуре
Закрыли ветку эпиграмм.
Бутон, созревший к жизни новой,
Надежды в будущем сулил
(Робертой звался он, Серовой),
Бездушный модер загубил!
Её стихами увлечённым,
Даю изведать новый шанс,
Читайте свежеиспечённый,
Роберты «Питерский романс»
Питерский романс Не умножай мои печали,
А на двоих со мной дели,
Тогда рассвет в туманной дали
Протрёт окошко для любви…
Груз драгоценный, чудо-камень,
Воды чистейшей изумруд,
Глаза мои, тебя заманят,
На дно с собою увлекут…
Мы будем в омут погружаться,
В мир долгожданный, в мир иной,
Одной печалью наслаждаться,
Страдать от радости одной…
С тобой я буду, мой хороший,
А ты - со мной, любимый мой,
Пока нам снег не запорошит
Глаза последнею зимой…
автор - Роберта Серова
п.с.
"Русской песней и романсом
мать баюкала меня,
откликаюсь резонансом,
колокольчиком звеня" - (с) Роберта Серова
это написал по настоящему талантливый человек, как мне кажется. И эту фразу я без раздумий променяю на всю нашу стихотворную ветку, которая за несколько лет так и не задела ничего в душе. (с) problemsolver
Жми сюда
Авада, Компот и другие, вы, конечно, - правы! Я осознал, что заблуждался и Украина - самое нацистское из всех нацистских государств. Я просто плохо смотрел вокруг. Но теперь присмотрелся, и точно - вижу весь этот нацизм на каждом шагу. Спасибо, что наставили меня на путь истинный. Я раскаиваюсь.
Такой момент- ежели комменты к этому стиху будут, пожалуйста, тоже в стихах.
Нацистская Украина
Фашизмом плещет сверху неба просинь,
И Гитлером повеяло с ракит,
Танцует вальс бандеровская осень,
И по-нацистски клёны золотит.
Моя сестра (а по-нацистски -"фрау")
На кухне пьёт с хурмой фашистский чай,
Котёнок промяукал: "Мяу-мяу",
Что значит по-кошачьему "Зиг Хайль".
В окне опять - нацистская картина:
Слетели листья с хунтовских осин,
Мой дед, дошедший в прошлом до Берлина,
Идёт с утра в фашистский магазин.
По городу - машины. Нет и клячи,
Манит нацизмом голубая даль,
Без лошадей, но люди всюду скачут,
У нас же, кто не скачет, тот - москаль.
А по тв истории всё хуже,
И вдалбливают в мОзги раз по пять,
Что тут везде насилуют старушек,
И всех желают мальчиков распять. *
Груз 200. Мать над гробом сына стонет,
Толпа вокруг, на холод несмотря,
Нацистов тут всем городом хоронят,**
А в Пскове ненацистов - втихаря. ***
Какое в Будапеште соглашенье?****
Да нет его... развеялось, как дым,
Спасибо ненацистскому вторженью,
Отжавшему непо-нацистски Крым.
Осколки мин. Ложись! Опять стреляют...
Да обе стороны, не разобрать.
Вот так Донбасс тихонько отжимают,
Спасают от нацистов, так сказать.
Я осознал - путём шагал я мглистым,
И мог бы заблуждаться много лет,
Но по тв сказали, мы - нацисты,
И значит так и есть, сомнений - нет!
Останусь, как дурак, я оптимистом,
Наступит мир, всё станет по местам,
Но каждый, кто другого мнит нацистом,
Пусть в зеркало сначала глянет сам.