Сегодня, известно – нам всем, всем, всем, всем, -
Ему бы исполнилось семьдесят семь!
Но лет тридцать пять этих смутных назад
Ушёл, не допев, и закрылись глаза...
Ушёл, но остался среди нас, живых –
Уверены в этом – я, ты, мы и вы.
...Он тогда про сегодня уже написал:
Что качается мир и война на весах,
Что любовь есть, но есть и опасность, гроза,
Что нейтральная есть в рубежах полоса,
Что бывает - не в сказках творят чудеса,
И что чаще улыбки стекает слеза...
Эстафетная палочка – Жизнь – как игра,
И поэтому жить надо в Мире Добра!
Только дружба, любовь дарят нашу жизнь нам,
И летят наши кони к иным временам...
Астероид летит «двадцать три-сорок семь» -
ВладВысоцкий – планета, известная всем.
Протекли очень быстро все семьдесят семь,
Без тебя горизонт незаметен совсем,
В Лукоморье лишь леших отряды стоят,
У козлов отпущенья - своя колея,
Катаклизмов полно в королевстве и бурь –
То ли бык, то ли тур и великая дурь!..
...Если б ты был – такое про жизнь написал!
Жаль, лишь в сказках бывают для нас чудеса.
Я судьбу свою благодарю безмерно,
Совершилось даже больше, чем мечталось.
И хоть полпути уж пройдено, нaверно,
Но счастливейшая чaсть еще осталась.
Я росла веселой, шумною девчушкой,
Очень худенькой, с копною завитушек.
И ни в чьих рукaх я не была игрушкой
В хороводе встреч, свиданий и пирушек.
Стала я солидной дамой вроде,
Рассудительной, надежной, безупречной.
Жалко только вот, что молодость уходит,
Улетают бесшабашность и беспечность.
Только жалко, что уже нельзя влюбиться,
И от взгляда сердце вдруг не замирает.
Лишь желание напиться и забыться
Вечерами очень часто посещает.
Жалко, что уж очень осторожнo
Выбираю я себе друзей в дороге.
Жаль еще, что просто невозмoжнo
Возвратить к себе ушедших мнoгих.
Жалко, что по семь раз oтмеряю,
И рубить с плеча уж не рискую,
И не часто гoлову теряю,
И воздушных замкoв не рисую.
Нo не буду вслед гoдам ушедшим плакать,
И спасения искать на дне бoкала.
Сквoзь пoтери, бoли, мглу, туман и слякoть
Прорасту, прорвусь и все начну с начала!
В укрытой прохладой тумана седой стране,
забылись, под крики ласкающих небо чаек.
Там сладость и горечь прощания наравне,
и звон пустоты одиночества участь венчает.
Кричи – не кричи, неизбежность предрешена,
закроется дверь и душа заскулит от боли.
В плену замурованных стен я усну одна…
Лишь где-то мелодия с облачных льёт колоколен.
Тревожная дрожь напророчит нелёгкий путь,
и всё, что имею – тотчас, не страшась, на карту.
На миг успокоить – в итоге на жизнь обмануть
задолго до нас зарождённую горечи карму.
Качается маятник прошлого на часах,
программой, заложенной во временном пространстве,
серебряной нитью в распущенных волосах,
тоску предвещая с обычным для нас постоянством.
На завтрак завареной терпкости аромат
загонит в тупик белокрылых мечтаний стаю.
«Что там пролетело?» - себе говорю невпопад. –
«Недели разлуки. Здесь часто они пролетают…»
По данным статистики, девочек рождается меньше, чем мальчиков. Но среди взрослого населения преобладают женщины. Средняя продолжительность жизни у мужчин во всём мире ниже, чем у женщин.
Я попытался объяснить причину в стихотворной форме.
Подопытные кролики природы,
Мы на себя берём удар судьбы.
Мутируем, меняясь год от года,
И потому невзрачны и грубы.
Немногие из тех, что остаются,
Кого не съели, не загнали в гроб,
Сквозь тернии упорно к звёздам рвутся.
Вот результат слепых природных проб.
Всё лучшее, что мы за жизнь скопили,
Стремимся тотчас в женщину вложить
Здесь, не жалея крови и усилий,
Мы проявляем редкостную прыть.
А женщины идут вослед за нами,
Храня семейный ласковый очаг.
Они для нас – и цель, и приз, и знамя.
Так было, есть и вечно будет так!
Внесло, конечно, время коррективы.
Порою встретишь бабомужика
И поразишься: «Это что за диво?»
Или замрёшь в припадке столбняка.
А это диво матом вас покроет,
Не морщась, выпьет банку первача.
Увы, встречаешь в жизни и такое.
Но не кляни фортуну сгоряча.
Быть может, взяли женщину завидки
И вот, решив «сравняться» с мужиком,
Зауважала крепкие напитки.
Такой позволь – управится с полком.
Да, и мужик пошёл сегодня хилый.
Порой за бабу спрятаться спешит.
Куда ушли его былые силы?
Лежит и в ус не дует, сибарит.
Есть машинист, но есть и машинистка.
Есть трубочист, а «трубочистки» – нет.
Пусть не рыдают в голос феминистки:
Есть и для них на кое-что запрет.
“Suum cuique”, - древние учили,
Что означает: «Каждому своё».
Да, и сегодня этот тезис в силе.
А потому пора кончать нытьё!
Вселенные рождаются и умирают,
умирают и рождаются вновь
Вселенский взрыв!
Кошмар и ад!!
Но вновь цветёт чудесный сад.
Греха не зная и любви,
За плодом тянется рука,
Вдруг - чей-то вздох издалека,
И шёпот сдавленный:
- Не рви!
И тяжкий стон всех тех, кто жил
И умирал в грехе и лжи,
Кто утонул в своей крови,
Чью честь казнили на огне,
Повис в свинцовой тишине:
- Остановись!
Не рви!
Не рви!
Рука отпрянула назад,
И души не попали в ад,
И не родился гордый род,
И варвар не разрушил Рим,
И ты остался не любим…
- Адам,
сорви запретный плод!
Вчера…
Семь чаек на волне,
стихи в «провинции у моря».
«Куриный бог? В подарок? Мне?
Спасибо, брат из Лукоморья».
«Бросай курить, ядрена мать!».
«Ну, всё – последняя затяжка.
Пошли вдоль берега гулять,
зови-ка наших. Слышишь, Сашка?»
Сегодня.
Затрещал хрусталь.
Надеюсь, всё у вас в порядке?
А мне приснился фестиваль,
ребята, летняя площадка,
бой поэтических команд…
Что? Ненавидишь «эту Рашку»?
А я – фашист и оккупант?
Ты в это веришь? Сашка, Сашка…
А завтра – царствие пустот,
и всюду – власти, власти, власти…
А вечер… ну, почти, как тот:
в руке - Куриный бог на счастье,
и вновь – «Бросай… ядрена мать».
«Ну, всё – последняя затяжка»…
Вот только чаек не видать,
и ты в меня стреляешь, Сашка…
На небосводе Интернета
И в ранний час, и в поздний час
Нам светит яркая планета
С названьем звучным – Лина Макс.
И хоть других планет хватает
(По мне так ярче в мире нет),
Как мотыльки, поэтов стаи
Вовсю летят на этот свет.
За ним видна душа живая,
Что в круговерти шумных дней,
Любя, ликуя и страдая,
Мчит по орбите по своей.
И коль уж дар ей послан Богом
(А дар, заметим, неплохой),
То оставляет за собою
В наследство россыпи стихов.
Без ложных мудрствований, всхлипов
В них отражение нашли
Всей пестрой жизни нашей лики,
Изгибы собственной души.
И впредь, как трудно ни придется,
Свети, планета Лины Макс,
Свети до дней последних донца,
И тем премного радуй нас!
Чтоб никаким, к примеру, даже
Большой Медведицы ковшом
Твоей не вычерпать удачи
И радости твоей большой.
Для непосвященных – 5 августа у Лины день рождения.
«Привет, братишка!
Ну, как там, где ты? Всё так же - встречка? Гонять не лень? У нас тепло, наступает лето, горланят птицы, цветёт сирень…
Мечты химерой уходят в вечность, проходит время – в них смысл иной… Ночное небо расчертит Млечный, как на дороге, - сплошной двойной… А вечерами и звёзды ниже, во тьме сияют, как горсть монет…
Твоих друзей постоянно вижу, передавали тебе привет. Проблемы те же, все лечат стрессы от выкрутасов своих мальвин - «колёса», скорость, ночной StreetRacing. Им, как наркотик, адреналин. А это, знаешь, страшней заразы, ты сам под кайфом тогда сказал: «В пол до упора педаль – и газу! Лишь трусы давят на тормоза! Быть в аутсайдерах слишком глупо, раз под капотом коней табун …»
Пришлось пройти депрессивный ступор… На слёзы-сопли теперь табу...
Жизнь бьёт ключом! Разводным… знакомо? По голове… чтоб не встать с колен…
На свалке грудой металлолома лежит красавец, твой Porsche Cayenne…
Обидно мне до противной дрожи… Так не хватает советов, брат… Теперь-то что? Да хоть лезь из кожи, а ничего не вернуть назад…
Родня достала своей заботой: шаг влево-вправо – считай, побег! Прыжок на месте – попытка взлёта! Как долго выдержит человек? Отчёты требуя о поездках, терпенья ниточку перетрут… Пока справляюсь, не то, чтоб с блеском... к подругам езжу и в институт. На Мазде старой, на допотопной… Она ж по трассе совсем не прёт! А в остальном всё пока типтопно. Хвалюсь - досрочно сдала зачёт! На сопромате фигню решаем… А мне б на море, встречать зарю! Ты не ругайся, ведь я большая, - остригла косы, теперь курю… От рук отбилась? А как иначе? Боль не заглушишь ничем иным…
Мать постарела и часто плачет… и ходит в церковь по выходным…
Соседа помнишь? С утра поддатый, искрится счастьем, как пара клемм… Ведь чья-то боль – априори чья-то! ... и дела нет до чужих проблем…
Теперь о Юльке… Сбежала, стерва… Нашла другого… ты не серчай…
Жизнь без тебя, как игра на нервах, уюта в доме - кромешный рай…
Племяш растёт, озорное солнце - твои глаза и курносый нос… «Когда мой папа домой вернётся?»... А что ответить на тот вопрос?
С бедой справляться должны мы сами, избавив сердце от пустоты…
У кенотафа* напоминаньем всегда живые стоят цветы…»
______
* - Кенота;ф (др.-греч.) — надгробный памятник в месте, которое не содержит останков покойного, своего рода символическая могила. Кенотаф автомобилистам устанавливают на обочине дороги у места аварии с датами рождения и смерти, портретом и эпитафией.
Как троглодит, я просто выполз из пещеры,
Смотреть, как тонет в черном шоколаде город,
Горбатый мост, окаменелым дромадером*,
Из речки тянет отражённый, взбитый творог
Белёсых облаков. Немытых окон войлок
Хранит тепло и, мирно спящих, домочадцев,
Ларёк и тот, убрал все пойла с тощих полок.
Всё спит, и мне ни до кого не достучаться.
Ни до тебя, ни до себя, ни… Хлебзавод
Несет округе запах выпеченной сдобы,
И мнится мне ни на, ни над, ни, даже, под
Землёй нет жизни – всюду мёртвые трущобы …
Вернусь под утро не один – ( со мной усталость),
Весь вымазанный грязным, горьким шоколадом.
Смотрю, на численнике цифр, вовсе, не осталось…
Лишь даты, даты, даты… Будь они неладны!
Чем больше читаю и перечитываю Есенина, тем больше убеждаюсь, что вдохновение для своих гениальных стихов он черпал не в России, как принято считать, а в Украине. Если точнее − в нашем приднепровском регионе, а уж совсем точно − в местах, где сегодня располагается жилмассив Красный Камень. Скептиков прошу повременить с выводами, последовав за великим поэтом в путешествие, и только потом делать умозаключения.
…«И на известку колоколен невольно крестится рука». Хоть убейте, а я считаю, что речь идет о новокайдакском Свято-Николаевском храме, который недавно отметил свое двухсотлетие. Именно его купола видны при подходе к Днепру. Как воспитанный в православии человек, поэт не мог не обратить на них внимания и если не по убеждению, то хотя бы по привычке не перекреститься.
Приближение к заповедным местам подогревало чувства поэта. Васильками светилось сердце, вспыхивали «ландыши сил». А когда на одолженной у знакомого (водных станций тогда еще не было) лодке вышел в залив с его зеркальной гладью и утопающими в зелени берегами, чувства сами собой выплеснулись в строки:
Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
«Скирды солнца» − солнечные лучи, щедро отражающиеся в воде, а про «зеленя стозвонные» объяснять не нужно. В теплое время года здесь поют-заливаются сотни птах. Не знаю, водятся ли в этом месте упомянутые в стихах поэта птицы, но на то они и стихи, чтобы видоизменять действительность. И вот уже «на бору со звонами плачут глухари», «плачет где-то иволга, схоронясь в дупло». А строки «где под музыку лягушек я растил себя поэтом» могли родиться только в нашем заливе: там этого добра хоть отбавляй.
Есенин писал свои стихи в возрасте, когда гормоны не играют − буйствуют. Птичий гомон и щебет не в силах были заглушить для него девичьего смеха, который неожиданно прозвенел, «как сережки». Судя по всему, девчата отдыхали на близлежащем пляже. Были здесь девушки со «снопом волос овсяных», «алым соком ягоды на коже», похожие на розовый закат, как снег, лучистые и светлые. Сергей и сам был парень хоть куда (один «куст волос золотистый» чего стоил!), поэтому не составило труда уговорить одну из них и по молодому делу увести «на шелковы купыри», где выполнить данное еще пятнадцатилетним обещание «зацелую допьяна, изомну, как цвет». А когда попустило, уже без подруги (чтоб не отвлекаться на разговоры) продолжил путешествие по Днепру…
Боже, какие сравнения приходили Есенину в голову! Плыли и рвались о солнечный сошник тучи, казалось, вода качает берега, синь сосала глаза… От этой (сказать «неописуемой», да Сергей Александрович умел описывать) красоты душа, «нездешних нив жилица», отделялась от бренного тела и парила над миром…
Наши люди имеют дурную привычку брать на пляж собак. На одном из островов (скорее всего, Свинячем) Есенину попался красивый породистый пес. Сергей легко находил общий язык с животными («с детства нравиться понимал кобелям да степным кобылам»), поэтому без страха протянул руку. «Дай, Джим (собаку звали Джимом), на счастье лапу мне»,− обратился он к псу. И тут возникло желание написать о нем. Вспомнив, что такого пса и с такой же кличкой видел у знакомого артиста Качалова, Есенин для придания стихотворению большей значимости решил посвятить его четвероногому другу артиста. Под названием «Собаке Качалова» стихотворение и вошло в анналы поэзии.
На том же острове Есенина позвали: «Сережа!» Это отдыхали поклонники поэта (поэтов тогда не в пример нынешним временам знали и любили). По русской традиции поднесли чарку. Поскольку голова после вчерашнего побаливала, Есенин не стал отказываться, а, пригубив, почувствовал, как сразу полегчало. Волна благодарности захлестнула поэта. В эти минуты и родились ставшие хрестоматийными строки «Вот почему так тянусь я к людям, вот почему так люблю людей».
Между тем, вечерело. На реке «выткался алый свет зари», и она «как котенок, мыла лапкой рот», желтые поводья уронил месяц… Приехав назад и привязывая лодку, Есенин увидел, что на «ветке облака златится спелая звезда», а в голубой траве гуляет «ягненочек кудрявый месяц». Еще раз оглядевшись, не в силах сдерживать переполнявшие всего чувства, не сказал, а, скорее, выдохнул: «О, верю, верю, счастье есть!» И сам себе казался зеленым кленом, который рос при дороге и у кого все еще впереди…
Закоренелый скептик и теперь станет упорствовать: Есенин никогда не был в наших краях, все описанное − плод воображения автора. Но согласитесь: как похоже! А значит, вполне могло быть.
Есть в похмелье одна сторона:
Ты страдаешь, душевно разбит,
Ты бы выпил немного вина, -
Был бы счастлив, чело не болит…
Не спеши вновь испортить натуру,
Загляни в эту лёгкую грусть,
Отложи похмеляться культуру,
Пусть помучат сомнения, пусть.
Ты увидишь своё мирозданье:
Скромный домик у тихой реки,
Ты вернулся, уставший, с заданья
И жена напекла пироги.
За окном лишь плакучие ивы,
За окном лишь берёзки в тоске,
Чешут кони лохматые гривы
Друг у друга, валяясь в песке.
Выйдешь к пляжу речному раздетый,
И коней поведёшь ты купать,
И спохватится жёнушка: где ты?
И начнёт от волненья рыдать…
Каждый раз так, страдая в похмелье,
Представляй ты свободы глоток,
Городское, со смогом, веселье
Не заменит природный исток.
И богаче, намного дороже
Станет внутренний мир твой опять…
Значит, пьянствовать надо, похоже,
Нам почаще, чтоб всё представлять?
Нет, хотелось, чтоб было иначе,
Похмеляться в кварталах – не то,
Просто вечером выпей на даче,
Здесь культура похмелья – на 100!
Расскажи мне как дарят цветы
И желанных годят у стекольца,
Как любви проходящей плоты
Заплетаются в брачные кольца.
И крылами пропащих сердец
Рассекают рутинности тину,
Абсорбируя жизни свинец
В филигранной души паутину.
Как шиповник роняет слезу,
Разбивая хрусталь на осколки,
Превращая любви бирюзу
В закалённые болью иголки.
Расскажи, чем рубцуют порез
Зараженного чувствами сердца,
В колыбели молочных желез
Не нашедшего сил обогреться.
Как бурлящую нервами ткань
Скинуть шалью проточной погодой
И свободою встретить январь,
Опостылевшей Сукой-Свободой...