«- Ты убьешь меня?»
Спросила она, глядя в дуло пистолета направленного точно в сердце.
«- Так нужно.»
Ответил он, на минуту отведя взгляд от ее прекрасно образа.
«- Ты действительно сможешь это сделать?»
Она продолжала не верить в происходящее.
«- Ты причиняешь мне много боли и страданий.»
Твердо сказал он, словно тысячу раз репетировал этот ответ.
«- Я просто хотела подарить тебе веру в будущее!»
«- Нет. Ты уничтожаешь настоящее, мир который я построил. Мой Мир, где все идет по моим правилам! Тебе в нем просто нет места…»
«- А если я твоя последняя…» …голос ее задрожал она не смогла закончить фразу из за нахлынувших эмоций…
Он молчал.
- Ты не можешь сейчас здраво рассуждать. Ты не даешь мне возможности посмотреть правде в глаза. Ты мне мешаешь! ..нарушив затянувшуюся паузу сказал он.
- Просто ты не понимаешь… Тебе постоянно нужны какие то рациональные доказательства моего существования. Ты их требовал. А я тебе их дарила, просто дарила….А теперь ты собираешься меня убить?
«Вот чертовка» подумал он, «Неужели я поддался на ее чары?» Но сам ответил:
«- Я имею право требовать доказательства. Ведь я должен все рассчитать! Я должен понять смысл твоих действий!»
«- Смысл… Как ты можешь искать во мне смысл? Как ты смеешь спрашивать меня о том, что сам не можешь найти в этой жизни!?» Вздохнув, она добавила:
«- А если, убив меня, ты поймешь, что твоим смыслом была «Я», но будет уже слишком поздно…»»
Его рука дрогнула. Воспользовавшись моментом, она спросила:
- Может, ты дашь мне немного времени и я смогу переубедить тебя?
Время? Подумал он. Ведь с течением времени она может и умереть сама, может произойти масса непредвиденных моментов, появиться тысячи новых людей способных погубить ее. И ему не нужно будет брать на себя эту тяжкую ношу.
Время!! Подумала она. Ведь с течением времени я смогу растопить его непонимание, научить его верить только мне. Я смогу достучаться до его подсознания, и он поймет, что не может без меня существовать!
Он стоял и смотрел в холодеющую даль. И имя ему было – Разум.
Она подошла, нежно обняв и окутав его своим теплом так, как может сделать только… Любовь.
Иногда размышляя о нашенской жизни
Я такие вот думаю мысли чижолые:
Стали люди похожи на яблочных слизней –
Фсе холодные, скользкие, фсе невесёлые…
Спрячут голову в крепкий улиточный домик –
И плевать им на то, чё на улице деется…
Даже ежли под окнами шастат подонок –
Всё им пофик, шо их не коснётся надеются…
А дедуля-то мне вот бывало расскажет,
Шо замков раньше люди на двери не вешали,
Отдавали последнее вроде бы даже,
И не слали без повода к чёрту и к лешему.
Шо на гроши так падки как будто бы не были,
И фсем миром в беде хошь кому помогали.
Может быть он плетёт мне какие то небыли?
Или тока сейчас люди слизнями стали?
Смешно в любви пылать, когда погас
Светильник первобытных ощущений......
Когда ломает нежности каркас
Вой каждодневных злости песнопений...
Когда характер отдает приказ
Об отступленьи от совокуплений...
Когда пяток вполне банальных фраз
Меняет измененья настроений....
Когда псы ревности, услышав "Фас!!!",
Уволокут нас в мир предсмертных теней....
Анестезии, в прочем, не дано
В подобном расчленении рассудка......
Когда в кювет слетает, как в кино,
Подбросившая, как-то в рай, маршрутка...
Когда обьятий страстное панно
Орнаменты запутала все жутко...
Когда сомнения веретено
Нам тело рвет от горла до желудка...
Когда надежд литое полотно
Персекает гордо проститутка.....
Упреки, в данном случае, смешны....
Врагов мы сами выбирали ники...
Когда на пике радостной весны
Мы стоны все клонировали в крики...
Когда из веры вышитой мошны,
Не блага появились, а лишь фиги...
Когда мы, те что в страсти рождены,
Трясемся друг от друга в нервном тике....
Когда не чувствуя своей вины
Мы тыкаем друг в друга фразы-пики....
Смешно расстаться после стольких лет....
Амур!!!! Ты зря свой мацал арбалет.....
Далеко-далеко от людей и купюр шелестящих,
Где в ракУшках песок и капризная плещет волна,
Есть страна для меня, где могу я побыть... настоящей,
Где люблю я бродить босиком, на рассвете, одна...
И когда-то случайно с каким-нибудь ветром попутным
Вдруг появится парусник в белых барашках волны,
Будет странник сражён чистотой и покоем уютным
И захочет остаться, забыв про другие миры....
Жили-были в коммуналке
разнополые соседи:
он – простой сантехник Федя,
а она – бухгалтер Галка.
Пару не объединяли
ни друзья, ни интересы.
Галя не читала прессу,
Федя не смотрел на Галю;
Он - чудак... любил варенье,
а она компот варила…
ну, ни что не говорило
о каких-то отношеньях.
Впрочем, было у соседей
нечто общее в квартире:
счетчик, лампочка в сортире,
стол...
фамилия
и дети.
Есть любовницы и жёны, как известно.
На любовницах не женятся, ты знаешь:
к ним пылают воспалённым крайним местом,
близко к сердцу грешный пыл не принимая.
Не для жизни их изящные запястья,
тульи шляпок, пояски в изгибах талий,
эти мелодраматические страсти…
К ночи вспыхнуло – под утро утихает…
Далеки и несерьёзны их обиды,
этим всхлипам кавалеры непричастны…
Отхлебнут от них своё ночное счастье
и жене несут воскресшее либидо.
Даме плоти – шоколад с названьем «Гейша»,
куча роз, а после – клиника неврозов.
Даме жизни – подозрения и слёзы,
а под старость – репутация мудрейшей…
Устал корнями подметать
Чужой асфальт и мрамор гулкого метро,
Таскать с собой ручную кладь
на полированном плече
и коммунальное нутро
будить щекотками ключей.
Земного сока отравитель и
ржавой жижи поставщик,
я знал тебя как город-митинг,
как чудо света на Неве,
и мне с Есениным ты ближе,
чем современный ростовщик.
Когда-то был левее центра,
Теперь ты дикий демократ, -
Буржуя выкормил под центнер
И стал надменней во сто крат.
Народный разум все предвидел
И в камень память воплотил.
Ее не сдаст бандитский Питер
Под крышу новых воротил.
Но я люблю тебя за службу,
Так ценит путник соль преграды,
И больше мне, поверь, не нужно,
Чем право выстрадать награду.
Суровый северный наставник
Мне в жены солнце отдает.
Пускай узнает новый странник,
Что прочен твой балтийский лед.
На черный день копил усталость
И тратил силу на грехи.
Нашел тебя.
И страшно радость
Пускать одну
Гулять в стихи.
Прохудились мои ботинки
Что мне делать теперь не знаю
Мне сапожник сказал в починку
Рвань такую не принимают
Вроде выбросить их бы надо
Только вот почему-то жалко
Им за службу одна награда -
За ненадобностью на свалку!
Никогда не жалел их раньше
Одевал и в дожди и в стужу
И по снегу ходил и даже
Заставлял их идти по лужам
Через грязь и лесной тропинкой
По камням или по асфальту
По траве шли мои ботинки
И топтали морскую гальку
И со мной они промокали
И на солнце трещала кожа
Мне друзьями ботинки стали
А друзей разве бросить можно?
И подумал я : вот состарюсь
Стану желчным, седым и с палкой
Неужели и я отправлюсь
За ненадобностью на свалку?
Я говорю на хинди и фарси.
Беседу поддержу на идиш.
Могу ввернуть французское “мерси”
И запросто могу послать на “ инглиш”.
На рынке поприветствую:”Салам!”
Я меньших черноглазых тюркских братьев.
Цыганке руку погадать свою не дам
И вслед услышу я понятное проклятье.
Я с представителем Эллады обсужу
По-гречески условия контракта.
Трехчасовую речь Фиделя я пойму,
С испанкою пройдет беседа гладко.
Она расскажет мне о сказочной стране.
Я вспомню о родной своей Сибири,
Когда еще придется при луне
Поговорить с испанкою в Севильи?
Я Шиллера в первоисточнике прочту.
Любой диагноз мне понятен на латыни.
Ну, может быть, два слова не пойму –
Так это, чтоб, преодолеть свою гордыню.
Придет по Интернету письмецо
На африкано-экзотическом зулусском –
Я, как тот Ванька выйду на крыльцо
И без труда переведу на русский.
Мне близок итальянский диалект –
Тот, на котором разговаривал Ромео,
Когда в четырнадцать, неполных лет
В любви он признавался неумело.
В горах Тибета мне предложит чай
И многое расскажет Далай Лама.
Он будет спрашивать – я буду отвечать.
Мы будем говорить о самом главном.
О жизни и о смерти. О любви.
О православной и буддистской вере.
И может быть в таинственной ночи
Мне Лама в вечность приоткроет двери.
А заглянуть туда я побоюсь.
Да кто из смертных заглянуть Туда посмеет?
С тибетских гор я медленно спущусь
На Землю грешную. На небеса успею.
Я говорю на языке слонов.
Собаке я приветливо пролаю.
Единственно, в отличие от псов,
Я в этот миг хвостом не завиляю.
Вслед просвищу летящему щеглу.
Послушаю, что промычит корова.
Она пожалуется мне на судьбу,
Я посочувствую ей, ни сказав, ни слова.
………………
Но все закончится. И наваждение пройдет.
И я пойму: такого не бывает…
А может, все же, этот день настанет,
Когда живой живого без труда поймет.
Какой-то стриптиз, и на «ню» это вряд ли похоже,
убавить бы резкость картинки хотя бы на треть…
Вы видели женщину с начисто содранной кожей,
ещё норовящую в этом прикиде взлететь?
Ей запахи – вонью, а звуки – звенящим кимвалом,
ей силосны ваши цветы и грошовы слова.
Вчера она вас, позабыв обо всём, целовала,
а нынче ей хочется вам на пиджак наблевать…
Да это же ведьма с больными глазами койота,
и локон её превратился в бесовскую прядь…
Увидишь такое – и вмиг пропадает охота
какой-нибудь даме бессовестным образом врать…
На критику я навострил бы ушки,
Если б Вас звали Александр Пушкин.
Какой-то там, ДЕЖУРНЫЙ ПО СТОЛИЦЕ,
Чему, скажите, мне у Вас учиться?
Стихов на ХОХМЕ очень много разных,
Хороших и не очень, безобразных,
Но я же никого не критикую,
Кто рифму, где поставил не такую.
Кто пусть, как хочет, тот пусть так и пишет,
А кто захочет, тот его услышит.
Лишь для того мои стихи слагались,
Чтоб люди их читали и смеялись.
Да, пусть мои стихи не идеальны,
Но темы в них остры и актуальны,
И, если я кого-то насмешил,
То, значит, я не даром жизнь прожил.
Облизывая бамперовы губы
Балтийским загустевшим ветерком,
Целует наповал и липнет грубым
Залатанным на встречной языком.
На вскрытии летального засоса
В четыре ловкие тревожные руки
Расписывают партию износа
Червовые по локоть мужики.
Терзает нас голодная дорога,
Слетевшихся на пьяный поцелуй.
Сильнее мастерства и автобога
Беспечности и пагубы холуй.
В бессилии сжимает кто-то зубы.
Ушла молитва снова в молоко.
И вылетят вдогонку души в трубы
Последним выхлопом
сквозь вату облаков.
Уже ВЕСНА, набухли почки,
И первые цветут цветочки,
Не рада им СТУДЕНТКА Ира,
Ведь в луже ноги промочила!
Она уселась на СКАМЕЙКЕ,
И, вспоминая об Андрейке,
Вздохнула тяжко, из груди.
В ТЕАТР может быть пойти?
Но, как пойти-промокли ноги,
Не босиком же по дороге,
И нет ПЕРЧАТОК, нет ЗОНТА,
Нет имиджа - вот это да!
Но где-то там далекий ГОЛОС
Ей отвечает: Ну, и что? Босые ноги...
За то не мокрое пальто!
( вы тут акулы пера, а я только новичок, поэтому не сильно так.... критикуйте по делу-МОЖНО!!!)
Маленькая женщина, полумрак окна,
Маленькая женщина, кофе, грусть, одна…
Маленькое сердце, липнет холодок,
То накат сомнений, то волна тревог.
Рослые, красивые обошли на круг,
И порой сторонишься многих из подруг,
Так стучит сердечко - громче чем набат,
Время быстротечно не вернёшь назад.
Первой не подходят, - матери наказ,
А глупцы-мужчины не заметят глаз
Скромных, чуть застенчивых сквозь вуаль ресниц,
Нет у них изменчивой желтизны синиц.
Женщина-ребёнок, хрупкость не порок,
Сильно не влюбляться даст себе зарок,
Можно и обжечься о холодный лёд,
Горек вкус утраты и насмешек гнёт.
Радость и заботы, звонкий детский смех,
Всё разделит с лучшим для неё из всех,
Ждёт его и верит, затаив мечты,
Есть на свете нежность сильных рук мужских.
Маленькая женщина в мыслях у окна,
Маленькая женщина кофе всё до дна,
В кулачок сомнения и к нему шажок,
Ну смелей, для счастья тебя создал Бог!
На фабрике родился тюбик с зубною пастою внутри.
Его купили в магазине , домой в пакете принесли.
Жил в ванной комнате на полке, средь щёток, банок и зеркал,
И всё, что от него хотели, он людям честно отдавал.
Его ценили и любили, пока он пользу приносил,
Но время шло неумолимо, всё меньше оставалось сил.
И вот весь сморщенный, помятый, в корзину с мусором попал,
Опустошённый и погнутый, он никому не нужен стал.
Ты, верно, понял, мой читатель, о чём веду я свой рассказ,
Мы все на тюбики похожи, нужны, пока есть паста в нас.