"Я застал время когда шариковые ручки в мастерских заправляли пастой.
У меня были первые в Октябрьском нейлоновые плавки ( лётчики из Индонезии привезли ).
Обыкновенные пластиковые кульки стирали и застрачивали на швейной машинке, если они рвались.
В томатную пасту тогда не добавляли крахмал для густоты, а долго, очень долго вываривали влагу.
Я застал первые телевизоры, холодильники, вычислительные машины, персональные компьютеры, мобильные телефоны.
При мне люди выписывали газеты, журналы и ходили в библиотеки.
Водка стоила 3 рубля 12 копеек.
Обычная варёная колбаса стоила 2-20, а "Докторская" по 2-90, коробок спичек стоил аж 1 копейку.
Литр бензина стоил 8 копеек.
Мороженое с шоколадом 22 копейки.
Тогда не было Интернета и люди слушали радио ( не путать с FM-радиостанциями ).
Школьники писали перьевыми ручками чернилами. В маленьком мешочке носили с собой чернильницу-непроливайку ( но не бросались чернильницами ).
Вместо контрол-страйка дети бегали с проволокой, направляя обруч от бочки.
На праздники брался список родственников и всем посылались по почте открытки с поздравлениями ( 1 Мая, 8 Марта, Новый год и т.д. ).
Летом в нейлоновых рубашках было очень жарко, но это было очень модно.
Плащ Болонья был из синтетической ткани тёмно-синего цвета и тоже был очень популярен.
Считалось хорошим тоном самому спаять транзисторный приёмник.
Из радиоприёмников делались радиостанции и транслировали музыку в эфир.
В каждом доме был проигрыватель граммпластинок.
Было время когда люди не знали что такое доллар.
Дома все мужчины ходили в трикотажных спортивных костюмах с вытянутыми коленками.
Синий шерстяной костюм с белой полосой и змейкой на груди назывался "Мастерка".
Детям не давали такие имена как: Рахель, Изаура, Анжела, Макс.
В кинотеатры люди ходили чаще.
Чтобы купить джинсы надо было несколько месяцев откладывать зарплату.
Если бы тогда людям сказали, что будет время, когда люди будут драться чтобы припарковать машину возле дома, то подумали бы что перед ними городской сумасшедший.
Сигареты Marlboro были экзотикой. На пачку сигарет можно было что-то выменять.
Чтобы купить мебель надо было записаться в очередь и несколько лет ждать.
Из уличных автоматов с газированной водой не воровали стаканы и люди не боялись заразиться СПИДом, туберкулёзом и другой гадостью.
Жвачка была многоразовая и была дефицитом.
Трава была более зеленей чем сейчас.
Мы не знали ещё таких понятий как - олигарх, миньет, сексуальное рабство, баксы, лохотрон, оральный секс, жёсткое порно, однополые браки, СНГ, оборотни в погонах, силиконовая грудь, финансовые пирамиды, казино, менеджер, бутики, организованная преступность, Рублёвка, ОМОН, бабки, восстановление девственности, однополые браки, мигранты, полицейские участки, крышевание бизнеса, техногенные катастрофы, безработица.
Постыдными были понятия - тунеядец, аполитичный человек, диссидент, попасть в вытрезвитель.
Люди гордились завоеваниями в космосе, но одноразовые стаканчики из автомата с Кока-Колой забирали домой.
Я застал время когда люди были готовы на подвиг ради Родины."
О чем поет поэт, пошедший по этапу?
Наверное, про дом, любимый позарез?
А может, он поет тихонько про Итаку,
Где устриц подают к шезлонгу на заре?
Не знаю - не бывал, не шел, не привлекался.
Тьфу-тьфу, как говорят, спаси и сохрани…
Хотя и бунтовал, хотя и пререкался,
Хотя и навалял достаточно херни.
Да речь не обо мне, есть темы актуальней.
Упечь его в этап - подумаешь, делов!
Но все-таки, друзья: опальный и охальный,
О чем поет поэт под звуки кандалов -
Когда упала ночь, как черная заслонка,
А в бархате небес шедевры Фаберже,
И нету ни хрена - ни устриц, ни шезлонга,
Лишь мертвая зима да музыка в душе?
Пока мы колесим по мирному сабвею,
От боли и тоски с закушенной губой
Он смотрит нам в глаза и, по Хемингуэю,
Как колокол в ночи, поет о нас с тобой.
Пускай очень много во мне настроений.
И я при письме допускаю помарки...
Но я-не мозаикой сложенный гений
Из множества гениев, чтимых и ярких.
В моих настроеньях так много отличий.
И образов разных скрывается столько!
Но если я сдохну (надеюсь, не нынче),
То я не рассыплюсь на кучку осколков.
Я- тихий котёнок...И злобная львица...
К кому-то с любовью, к кому-то с опаской...
Но в зеркале вижу СВОИ только лица.
Ведь я- это Я, а не кто-то под маской...
На снег, дождем намоченный, судьбу свою кляня,
Упал уполномоченный с горячего коня.
Простреленный. Простроченный. КожАные штаны.
Остались полномочия не осуществлены.
Остались стяги алые да хлебушек ржаной.
Остались дети малые с красавицей женой.
Остался за обочиной, куда возврата нет,
Вручивший полномочия партийный комитет.
Над степью раскуроченной, что Дону не к лицу,
Летит уполномоченный к небесному Отцу.
Вот тут-то этот Отче наш его и удивил:
- Почто же полномочия ты не осуществил?
Однако, вижу ясно я – ты был излишне смел!
(Дрожит душа несчастная, вся белая, как мел).
Я не даю согласия! В работе это брак!
Погибнуть в одночасие способен и дурак!
Нотации читает Он аж целых полчаса.
И душу возвертает Он во хладны телеса.
Хотя и скособоченный, и где былая прыть? -
Ожил уполномоченный – ну, как тут не ожить!
Напутствовал Господь его, и в деле он опять.
Но промысла Господнего нам, видно, не объять:
Отмечен и пожалован – отлит ему статуй,
А после и разжалован, и выслан за Вилюй.
По тундре заболоченной, за стылою рекой
Бредет уполномоченный с мотыгой и киркой.
Пурга укрыла стланики, сковала родники,
И ждут его охранники, цинга и рудники.
Но, замерзая ночию, доволен он собой,
Исполнив полномочия, в согласии с Судьбой.
Стальною мечен волею - шатайся, но иди!
А кто сумеет более – счастливого пути!
Одно его все мучило, одно давило грудь:
На что ему, по случаю, такой тернистый путь?
Побасенка известная утешит молодца:
Темны вода небесная и промысел Творца…
Потихоньку, без вздохов, признаний
В заповедном тумане густом
Моя нежность почти беcсознанья
Поспешит за последним листом.
Она ласково в маленький город,
Что озяб и прижался к горе,
Белым шарфом укутанный ворот -
За ночь снег до небес во дворе.
Жизнь проснулась, на взлёте, и снова
Лица милые я разгляжу,
Образ Детства, родной, незнакомый,
Ты побудь.....замерлА, не дышу....
И вот она, нарядная, на праздник к нам пришла...
песня
Срубили ёлку... Попросту убили,
Топориком, под самый корешок.
И мертвую в игрушки нарядили,
Чтобы прочесть веселенький стишок.
И от Москвы до самых до окраин,
В квартирах, на российских площадях,
Загубленные ёлки в гирлиандах,
С укором на нас пьяненьких глядят.
Мы за свое здоровье подымаем
Тост, а тем ёлкам несть числа,
Без корня... И не вспоминаем:
В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла...
Тоска - кому рассказать:
дом - работа - дом -
всё те же - всё так же...
закрываешь глаза,
придумываешь тумблер,
а там уж - как карта ляжет.
Щёлк!
И вот ты уже не ты -
ты выпал из круга -
и этот "не ты"
ползёт в кусты
через клумбу -
впереди - муравей,
позади - муравей,
все друг за другом -
ползи скорей, не стой,
не ломай им строй...
Щёлк!
Ты уже другой,
смотри -
аквариум... ты внутри
тычешься мордой в стекло,
а мимо тебя плывут
стаи элитных рыб
словно в кошмарном сне,
гордо надув свои
плавательные пузыри...
Щёлк!
И ты
уже сидишь на сосне
и каркаешь, как дурак,
до колик, до хрипоты -
со стаей бульварных ворон
наводишь мосты...
Щёлк!
Теперь ты в лесу, ты волк,
обложен со всех сторон,
ты зол, напуган, но цел,
они не знают кто ты,
они спускают собак,
их ружья находят цель...
Щёлк!
Щёлк!
Щёлк!
Киев – подводная лодка,
Пока еще на плаву.
Пока дерут еще глотки,
Те, что потом заревут.
Что Украине светит?
Видок в перископ пока тускл…
Путин опять ответит,
она утонула?…как «Курск».
Вторая мировая война набирала обороты в Европе, совсем немного времени оставалось до нападения Японии на Перл-Харбор. А пока на Гавайских островах жизнь продолжала течь неспешно, как и много лет назад. Архипелаг купался в теплых солнечных лучах, и ничто пока не предвещало здесь наступления скорой беды…
Небольшое суденышко, не спеша, делило океанские волны пополам, оставляя за собой пенный след. Чайки, падая камнем в бурлящую воду, оставленную кормой корабля, подбирали мелкую рыбешку. Я стоял на верхней палубе и, куря маленькую трубочку, смотрел на солнце, огромный диск которого медленно погружался в воду, оставляя на ней длинную красную дорожку. Прямо по курсу корабля, далеко за линией горизонта, находился нужный нам остров, это был наш конечный пункт.
Вот уже двадцать лет я хожу одним и тем же маршрутом: от материка к острову и обратно. С материка я обычно доставляю продукты питания, медикаменты и другие, необходимые для островитян, грузы. С острова же наш корабль всегда шел порожняком…
В этот раз было небольшое исключение: помимо обычного груза, у нас на борту находился еще и пассажир – женщина. Она была одета во все черное, на голове у нее была шляпка с густой вуалью, через которую невозможно было рассмотреть ее лица, руки были закрыты длинными темного цвета перчатками. Днем она обычно находилась в своей каюте, и только ночью выходила на палубу. Часто, стоя неподвижно у борта корабля, она любовалась ночным небом. Южные ночи в океане были действительно великолепны: на темном прозрачном небе мерцали миллиарды звезд, которые, отражаясь в сверкающей глади океана, создавали иллюзию нереального волшебного мира.
Она следовала на остров, где ее ожидал жених. Обычно в таких случаях принято поздравлять человека со столь значимым событием в его жизни, но слова поздравления застревали у меня в горле. Я, капитан этого корабля, был единственным, кому она доверила свою тайну и, зная ее, я не спешил с поздравительными речами. Мы могли с ней часами стоять у поручня, наслаждаясь ночной прохладой не произнеся ни слова. Я не знал о чем говорить с ней: с расспросами не хотел лезть, это не в моем характере, а она была малоразговорчивой.
У нее в каюте стояла большая птичья клетка, в которой находился ручной ворон редкой белой окраски. По ночам девушка брала птицу на руки и выпускала на волю - полетать. Сделав пару-тройку кругов над кораблем, птица возвращалась к своей владелице.
Ворон, сидя у нее на плече чистил своим длинным, немного загнутым книзу клювом перья, иногда поглядывая на меня своими черными бусинками глаз, как бы оценивая, что я за человек.
Глядя на воду, девушка тихо произнесла:
- Мне иногда кажется, что стоит зачерпнуть немного воды и в ней обязательно можно будет найти несколько звезд, отраженных с неба, а когда наступит пора возвращаться им назад, на небо, упросить их забрать меня с собой…
- Настоящие звезды высоко вверху, а эти, хоть и очень красивые, но все-таки их отражения!
- Да, вы правы, но эти рядом! Стоит протянуть руку и есть возроможность притронуться к ним. А к настоящим звездам разве можно когда-нибудь дотянуться?
- В нашей жизни много иллюзий, в которые веришь, а потом захочешь, например, как вы, дотронутся вроде бы к звезде, но вместо нее в своей руке обнаружишь только морскую воду, которая, вытекая из ладони, сразу превращается в слезы разочарования… Это, конечно, не мое дело… Но, я хотел сказать, что вы делаете непоправимую ошибку направляясь на этот остров! У вас еще есть возможность ее исправить!
Ворон неожиданно взъерошил перья и захлопал крыльями.
- Это очень мудрая птица, - неожиданно произнесла девушка, - иногда мне кажется, что в ней заключена моя душа. Раньше вороны были белыми, но после того, как они принесли плохую весть Аполлону, он обратил их в черный цвет.
- Очень интересно! Я об этом мифе никогда не слышал! Но ваш ворон белый, вам нечего бояться!
- Будем надеяться, что он останется таким, какой он есть и не поменяет своего цвета, - проговорила девушка и внимательно посмотрела на меня.
- Хотите, мы сейчас проверим, какой вы на самом деле человек. Вы не будете возражать?
Немного удивленный ее неожиданным предложением, я согласился. Она подкинула в воздух ворона, который белым комком ринулся в темноту. Сходив в свою каюту за кормом для птицы, она протянула его мне и сказала:
- Если поест с вашей руки, то вы очень хороший человек. Если не захочет…То его покормлю я!
Я неопределенно пожал плечами.
Через некоторое время мы услышали шум крыльев и птица села на плечо девушки. Я выждал немного и медленно протянул руку с кормом к птице. Ворон, неуклюже перепрыгнул на мою руку с ее плеча и начал склевывать корм.
- Он доверяет вам, это очень хороший знак, - произнесла девушка.
Держа птицу на руке, я обратил внимание на металлическое кольцо с какой-то надписью на нем.
- Что здесь написано? - спросил я у девушки.
- ANIMA. Эта надпись на итальянском. Душа значит…
- Хорошо, когда с тобой всегда есть кто-то рядом, - грустно промолвил я, - кто тебя любит и понимает… Ворон, перестав есть, щелкнул клювом и наклонил голову набок, словно прислушиваясь к нашему разговору.
- По крайней мере, Ваша Душа всегда рядом с вами, а моя, находится далеко отсюда,- продолжил я. Живу одиноко уже много лет, с женой расстались. Она всегда мечтала о полноценной семейной жизни, но разве с моряком это возможно? Я все время пропадал в море, и она просто не выдержала - устала ждать. Я ее в этом не виню…Кстати, Вы не обратили случайно внимание на маленький домик под красной черепицей, стоящий прямо напротив пристани? – решил я перевести разговор в другое русло.
- Да, я видела его. Там не так много домов, да к тому же таких опрятных, как этот, о котором Вы упомянули. Ожидала, когда закончится погрузка корабля и чтобы немного развлечься, решила пройтись по набережной.
- Это мое скромное жилище, да к тому же еще и очень удобно: два шага и ты уже дома… Я провел рукой по белым перьям птицы.
Чужая Душа встрепенулась и заглянула мне прямо в сердце…
В трех милях по курсу уже был виден остров. Через полчаса судно должно было причалить к старой, дышавшей на ладан, деревянной пристани, рядом с которой стоял поржавевший стальной склад.
Маленькое поселение представляло собой бессистемно разбросанные деревянные домики, раскрашенные яркими красками. Между ними пролегали тропинки, выложенные мелкой галькой, по обеим сторонам которых росли тропические цветы. Единственным каменным строением на этом острове была маленькая часовня, сложенная из коралловых блоков. Пальмы окружали поселение с трех сторон, и как бы прижимали собой его ближе к лагуне с изумительно прозрачной водой.
Корабль, разгрузившись, медленно отчаливал от пристани. Я стоял на капитанском мостике и смотрел на берег, хотел увидеть момент их встречи. К девушке, отделившись от остальных местных жителей, стоявших в стороне, направлялся мужчина. Приблизившись к девушке, он рухнул на колени и обнял ее за ноги. Меня мало, чем можно было расстроить, но увиденное произвело на меня тяжелое впечатление, и я, не выдержав, ушел к себе в капитанскую рубку.
Девушка, гладя своего возлюбленного по волосам, оглянулась на отплывающий корабль. Клетка с Душой находилась рядом с ней…
7 декабря 1941 года Япония без объявления войны, напала на Перл-Харбор, гавань, в которой размещалась база тихоокеанского флота военно-морских сил США. Это послужило поводом для вступления Америки во Вторую мировую войну…
Дождь шел, не переставая, уже много часов подряд. Это было предвестником надвигающегося сильного урагана. После последнего посещения мной острова, прошло полгода. За это время многое произошло: неожиданно началась война, и мой корабль стал перевозить военные грузы. Однажды, рано утром, наше суденышко было торпедировано японской подводной лодкой и с половиной команды пошло ко дну. Мне и еще нескольким морякам удалось спастись. Теперь, после полученных ранений и списанный за ненадобностью на берег, я сидел у себя дома со стаканом джина в руке и вспоминал девушку с белым вороном. Интересно, как она там?
За закрытыми снаружи ставнями окна, неожиданно раздался неясный шум и через мгновение, что-то тяжелое стукнулось о них. Через несколько минут, несильный удар повторился снова. Было впечатление, что кто-то пытается проникнуть снаружи в дом. Набросив плащ-накидку, и взяв на всякий случай с собой пистолет, я вышел наружу: в закрытое окно моего маленького дома билась большая черная птица…
Держа ворона в руках, я пытался рассмотреть надпись на его кольце, которое находилось на его ноге. Когда мне это, наконец, удалось, я с изумлением поглядел на птицу. На кольце было написано « ANIMA»... Я на своих руках держал обессилившую и израненную Душу, которая поменяла свой цвет с белого на черный…
Когда утих ураган, и стало снова возможным выходить в океан, я попросил одного из своих старинных друзей, который имел небольшую яхту, отвезти меня к острову.
Лепрозория* больше не существовало, равно как и его обитателей: воронки от бомб и пепелище, это все, что предстало перед нашими глазами.
Единственное, что я обнаружил, так это птичью клетку с открытой дверцей… Девушка вовремя отпустила свою Душу на волю…
Возвращались мы назад ночью. Звездное небо, отражаясь в воде, напомнило мне о моем разговоре с девушкой о звездах. Я зачерпнул рукой воду, и неожиданно для меня в ней что-то оказалось.
На моей ладони лежала самая настоящая звезда…
* - Лепрозорий - место жительства больных лепрой (проказой).
Листья кружат, поэтапно,
Медленно ложатся,
Скоро побегут по ним салазочки.
Сказка кончилась внезапно,
Не успев начаться.
Сказочки...
Иногда дарует нам жизнь
Сказки наяву:
Целовать ладонь, лицо и волосы,
Шевелить вдвоем, обнявшись,
Желтую листву
По лесу,
Не спеша, под крик нескромных,
Суетных ворон,
Что галдят как выпившие парубки,
От одной янтарной кроны
В миллионы крон
За руки...
Нынче я блуждаю сам,
Всего себя умяв
Под покров прокуренного ворота.
Очень жаль, что чудеса
Себя сужают в явь
Скоро так.
И бредут, как на расстрел,
Каменные ноги,
Шевеля листву с комками грязи, и
Воет ветер - менестрель
Грустные итоги
Сказочки.
Четыреста тысяч км до Луны.
На визе семнадцать пятьсот с копейками,
в кармане мятые полторы,
надорвана тыща под лентою клейкою.
На знаке сорок. На спидометре сто.
Между С5 и Х6 вклинюсь.
Если стоит хоть один за кустом,
полторы светят те же, но уже в минус.
Зима, минус десять. Лет - шестьдесят.
Из тридцати двух - пятнадцатью клацать.
Нервов комком лишних двадцать висят.
Тридцать шесть и шесть. На часах двенадцать.
Мне близко, в шесть тридцать встаю с утреца.
Четыре четверти приёмник мусолит.
В квартире три комнаты.
В штанах два яйца.
В голове одна мысль:
рядом - ноль.
Числа закончились.
Мрак и тишь.
Рваный нирванный мой сон - чýток.
...
А до Луны ≈ че-ты-ре-ста тыщ...
Вою лететь ≈ четырнадцать суток.