Мой дрейф по осени и лужам
не пешеходен, но, как зебра полосат
Муссолит листопадами пассат
И кружит… Вальсом? – Как-то неуклюже…
Стальными пассатижами муссона,
Сюжету синоптической картины
Готовя клещи…
Есть такие вещи,
Горацио… они не для шансона,
А шансов…Мало. Ну да, может мимо…
И шанца лязг и мат бухой артели,
- Нет, не по нам. Ни на помин,
Ни за.. Фенозепам и сон. - По ним,
Апофеозом из «Метели»
Звучит кларнет.
А Клары нет…
Кораллы. Рифы и жираф…
И Чад эфира. Бисер, мишура
И ширма слов – предметы торга.
Рефрижераторы от морга
Ритмуют вальс в режиме «айс»
Наглажен мент
Бывает гаже. Улыбайс-с-с-с!
- Ангажемент!
Кукан, извини, опять понесло куда-то…
Ну когда эта осень закончится!?
Тоска - кому рассказать:
дом - работа - дом -
всё те же - всё так же...
закрываешь глаза,
придумываешь тумблер,
а там уж - как карта ляжет.
Щёлк!
И вот ты уже не ты -
ты выпал из круга -
и этот "не ты"
ползёт в кусты
через клумбу -
впереди - муравей,
позади - муравей,
все друг за другом -
ползи скорей, не стой,
не ломай им строй...
Щёлк!
Ты уже другой,
смотри -
аквариум... ты внутри
тычешься мордой в стекло,
а мимо тебя плывут
стаи элитных рыб
словно в кошмарном сне,
гордо надув свои
плавательные пузыри...
Щёлк!
И ты
уже сидишь на сосне
и каркаешь, как дурак,
до колик, до хрипоты -
со стаей бульварных ворон
наводишь мосты...
Щёлк!
Теперь ты в лесу, ты волк,
обложен со всех сторон,
ты зол, напуган, но цел,
они не знают кто ты,
они спускают собак,
их ружья находят цель...
Щёлк!
Щёлк!
Щёлк!
Ты стал чуть раньше стариком
Саморазрушен
Не вспоминаешь ни о ком
Никто не нужен
А в остальном, а в основном
Вот так бывает
Проходит жизнь кошмарным сном
Надежды тают
Кошмарным сном проходит жизнь
И это страшно
Что это было, оглянись -
Уже не важно
Вперёд по прежнему иди
Иди со всеми
И только тени впереди
И только тени
Дождливая серая скука,
А осень, как рыжая сука,
Бредет по откосам дорожным.
Опавшие листья хоронит
И тычет в ладони прохожим
Прохладным от сырости носом.
В домах затопили печки.
Спадая на девичьи плечики,
Льняные, тугие косы
Хранят паутинками лета
Тех теплых ночей вопросы,
Которые ждут ответа.
Согреет или остудит
Признание неумелое
Невинное тело белое,
Истомой налитые груди?
Но шепотом «да» несмелое,
А мысленно «будь, что будет»
Украдкой луна наблюдала,
Где наша не пропадала.
Осенняя ночь окаянная
Взломала надежный запор.
У дома калитка пьяная
Вцепилась в хмельной забор.
Сказку невеселую я вам расскажу:
Я на тайной полочке дребезги держу.
Вдоль по старой памяти им даю съезжать,
Дрязгами подрагивать, брызгами брюзжать.
Да царапать белками сердца колесо,
Да обидой мелкою корчить мне лицо,
Да тревожить прошлого перистый ковыль,
Да стираться в крошево, крошево да пыль.
Но однажды, около не найдя апрель,
В даль взгляну за окнами, и пойму теперь,
Что для чуда светлого, птиц да вышины
Дребезги заветные вовсе не нужны.
И, набравшись смелости, разобью их в дым,
И расстанусь с верностью дребезгам своим.
И пущу их по ветру – пусть себе летят.
Пусть стучатся в форточки – не пущу назад.
Пусть несутся, колкие, в самый темный лес.
Пусть их там под елкою волк голодный съест.
И, расправив плечи, я позову весну,
И себя навстречу ей настежь распахну.
И ворвется в дверь мою жизни дребедень,
Вишня да черемуха, верба да сирень.
Ну а чтобы дребезги не случились вновь,
Оберну я бережно верою любовь.
Мама заболела всерьёз, надолго, и жизнь моя превратилась в топтание вокруг её постели, плиты, унитаза, ванной, поликлиник и аптек. А были ещё папа, жи Читать дальше >>
Так растрогала песня Владимира, что теперь плАчу и плАчу.. :)
А надо всего-то – забыть и расстаться,
И зову упрямому не покориться.
В мелькании дней, полустанков и станций
Не вспомнить надежды счастливые лица,
Из сердца изъять осторожно осколок
И выпустить в небо хрустальное слово –
Чтоб взвесил его мой небесный Астролог
И выяснил всё – что причина, что повод
Для снов, неподвластных слепому забвенью,
В которых меня забывать не желают...
Я выдохну Случай, вдохну Провиденье -
И дальше - по жизни... по н***... по краю...
Слова мои, музыка и исполнение: - Владимир Полуничев.
Пришельцем явившись в конце октября,
Хватал он спешащих прохожих за плечи,
Заглядывал в лица с вопросом: "Не зря
Я здесь оказался? Вы жаждали встречи?"
Но люди встречали его матерком,
Швыряли на землю, иллюзии руша.
Снег падал печально и под сапогом
От слез превращался в обычную лужу...
В Европе это было,
Еще был Пушкин жив.
Весь город потревожен,
А как спокойно жил.
Откуда прикатился,
Свалился этот ком:
Парнишка появился
На рынке городском;
Оборванный, помятый,
Без обуви... Вот весть!
Протягивал он руку,
Хотел он очень есть.
Ему давали фрукты,
Но их не брал пострел;
От пышек отказался,
Хлеб черный только ел.
Немым он вовсе не был,
Но слов людских не знал.
Загадка да и только:
Дивился стар и мал.
Не знал он слов обычных:
Стол, стул, отец иль мать...
И в городском приюте
Нашлась ему кровать.
Немного обучили,
Стал парень говорить;
Из речи непонятной
Все ж уловили нить:
Жил во дворе каком-то,
Держали на цепи,
В собачьей тесной будке.
Ел хлеб и воду пил.
Кормили только ночью
При полной темноте.
Кто он и чей — не знает.
Вот сведения все.
Прожил пять лет в приюте,
Людской освоил быт.
Однажды на задворках
Был кем-то он убит.
Убит был не случайно,
Штырем прошили глаз.
Унес в могилу тайну…
Ну, вот, и весь рассказ.
Небо то с овчинку, то с полушку,
Осень на сносях, во всей красе.
Нам с тобою на одной подушке
не жевать любовных монпансье.
Не лепить из повести романов
без скандалов общих под харчо.
Мне дороже теплоты карманов,
слово под раздельный табачок.
В карточках оказий и болезней
дебет…ни прибавить, ни скостить,
Словно мы с тобой, в одном подъезде,
обучались Родину любить.
Человече, вдвое выше ростом,
чуть в похмелье, с нимбом на челе,
как тут ни крути, почти апостол,
мало их…осталось на земле.
Хоть не святы, по воде босыми,
сердце заводили с толкача.
Мало их…чтоб в душу прописными,
или о заглавном помолчать.
______
Ранимой,сильной,настоящей, Т.К.
***
эти встречи в снег и дождь
под предлогом «чтоб расстаться»
хризантемовая дрожь
побелевших тонких пальцев
кислый ломтик тишины
так изысканно болезнен
диск припудренной луны
аметистовой на срезе
и глаза полны мольбы
мы сгорим а не утонем
и по линии судьбы
скачут пульсом четки-пони
тихо теплится «вот-вот»
в уголках улыбки зыбкой
а на глянце черных вод
пляшут солнечные рыбки
Всем оставаться на месте, не двигаться!
Скинуть цилиндры, плащи, даже шарфики!
Полу мужскому по слабым не тискаться!
Тише воды быть, используя навыки...
Батюшка-царь с оттопыренной мантией
В гости пожаловал (видется с искоса)
Вместе со всей королевскою мафией.
Ваше величество, накось и выкуси!
Где это видано, слыханно где это -
Царскую кровь всенародною пинтою?
Ваше величество, что ж это деется
Вечно вы кроетесь шкурною свитою!
Пулю вам в лоб расписать по-картёжному?
Или же яду плеснуть в чару с брагою?
Ваше величество, правда ведь, можно мне?
Станет охрана возиться с салагою?
Всем оставаться на месте, не двигаться.
Скинуть цилиндры и выпить за здравие.
Полу мужскому по слабым не тискаться.
Батюшка-царь довершил биографию...
что для жизни надо человеку?
водки утопить свою тоску
как ребёнок радоваться снегу
или звёздам я ещё могу
только синий. оттого и скверно
нет других отдушин для души
мысли в голове моей так верно
извиваясь плавают ужи
и переливаясь по трясине
на палящем солнце ноября
что ещё сказать про безысходность
ничего о ней не знаю я
только о своей. черты буквально
между сном и явью грань тонка
безысходность индивидуальна
как к примеру скажем днк
как-то так во веки и отныне
а своей что знаю на предмет
облетели листья на осине
дорожает водка в магазине
кто-то умер кто-то ещё нет
и ещё имел неосторожность
в мире глупых женщин и котов
доказать себе свою ничтожность
хоть и был к такому не готов
жизнь как прежде пролетает мимо
тошно и темно как прежде здесь
вот такая мрачная картина
хорошо что снег и звёзды есть
Рязань горит. Батыя войны
Взбесившейся реке под стать,
Накатывают словно волны,
Чтоб в ограблении не отстать.
Князь Юрий Федорович схвачен,
Избит и связан порукам.
Был очень дорого оплачен
День поражения, степнякам.
Уже давно плывет повсюду
Молва о князевой жене, —
Ее краса подобна чуду.
Вот и Батый сам на коне
Подъехал к Юрию вплотную,
Не чищенной душой дыша:
«Хочу глядеть жену твою я,
Неужто так и хороша?
А Юрий: «Отойди, собака!
Гнилая черная кишка!» —
«А ты еще и злой, однако, —
Вспылил Батый. — Руби башка!»
Набросились и изрубили,
Чтобы и это зло забыть,
Под ноги бросили кобыльи,
Не труд — плененного убить.
Супруга князя — Евпраксия,
И хороша и молода,
Под сердцем дитятко носила,
А тут такая вот беда:
К Батыю на поглядку кличут,
Который близко — у крыльца.
И сердце женское по-птичьи
Забилось, как в сетях ловца.
По лестнице взвилась под крышу —
Ужасной вестью сражена;
Во всей Рязани нету выше,
Чем этот терем, где она.
Нашлись решение и сила,
И ей судья — Великий Бог...
На землю бросилась, разбилась
У самых у Батыя ног.