Был наш милый Gameboy
на работе другой
и писал, не слагая пера.
А теперь он по горло
в страде трудовой,
видно, пашет с утра до утра.
Иссякает ручей,
если нету дождей,
серебристой водой
не поит.
Я дождусь, что удачно
пошутит Gameboy -
он же всё же
хороший пиит))))))
Мне теперь и самой
не до шуток, Gameboy:
бизнес-леди, тудыть-растудыть...
Но на Хохму пришла я,
дружок, за тобой -
где тебе и положено быть!
Мне не нравится лязг
"междуличностных" дрязг,
неприятен их шуток душок.
Развевается стяг,
с грязью месится Враг...
Напиши гениальный стишок!
Пусть он будет не в труд,
пусть завистники мрут,
пусть друзья отхохочут бока...
Пусть почувствует всяк:
чем соплю на кулак,
лучше шутку... Напишешь?
Пока!
И не сказать, чтобы она его любила,
Но как же он читал стихи, романсы пел!
Кипела в нём всесокрушающая сила
И добивался он поставленную цель.
В конце концов, сыграли свадьбу в общежитьи,
Через четыре дня на финскую ушёл.
Весной вернулся поседевший и небритый,
И показалось ей, с надтреснутой душой.
Ну а в июле в добровольцы записался:
Пришла ещё одна ужасная война.
Обняв друг друга, они быстро попрощались
И он сказал:"Смотри, дождись меня, жена."
А через год пришёл проклятый треугольник:
Пропал муж без вести - не умер, не живой.
Она погладила сынка животик голый:
"Вернется скоро, вот увидишь, папа твой..."
Война закончилась. Кто выжил, те вернулись.
Мальчишка рос, лицом похожий на отца;
Учился плохо, по двору носился пулей,
Совсем непросто было в дом загнать мальца.
К ней начал свататься майор военкоматский,
Да только каждый раз в ответ он слышал "нет".
Майор дарил мальчишке то ремень солдатский,
То офицерский, в мелких трещинках, планшет.
Но ничего у этой пары не сложилось.
Майор женился на другой под Новый Год.
А мама с сыном всё надеждой в чудо жили,
Что муж и папа наконец домой придет...
Так и прожили вместе с ним они полвека.
Влюблялся сын, семью два раза создавал.
Мать ревновала, горьких слёз пролились реки...
Из двух хозяек парень маму выбирал.
Ни разу дом не слышал голоса младенца,
Лишь фотографии желтели на стенах:
Портрет отца и сын на всех этапах детства.
Скончалась тихо мать у сына на руках...
И сын-старик ходил к могиле больше года,
Сидел часами, тихо с мамой говорил.
В один из дней была дождливая погода,
Он возвращался без зонта домой, простыл.
Весь вечер кашлял и заснуть не мог полночи.
Когда ж уснул, ему приснилась снова мать:
"Я не нашла отца в раю за год, сыночек.
Он жив! Иди ко мне, продолжим вместе ждать."
И, как всегда, с родною мамой сын не спорил...
И вот положенное время истекло,
Ключи семье отдали многодетной вскоре.
Ну, наконец-то, счастье в этот дом пришло!
За бронзовыми спинами героев
Кривляются глумливые юнцы.
Штамповщики публичных домостроев
Годятся в аморальные спецы.
Кого – от матери, кого-то – от отца,
У прочих отрезают с мясом детство.
Хирурги от культуры без конца
Заботятся о будущем наследства.
Навозом удобряются сердца,
Побеги рвут дешевые кондомы,
И листья осыпаются с лица,
И тишиной беременны роддомы.
Улыбки-вывески, прилавочные взгляды,
Гламурная молитва «Gucci Наш», -
В соборный дух стреляют из засады,
И новый день пополнит патронташ.
О Родине вещает неврастеник.
До лампочки святое мотылькам.
Пожнете поколение растений,
Скормившие запретное малькам.
Идет война за души и умы.
За право называться Человеком
Должны сражаться с гнусью, если мы
Хотим стереть со лба «Для бесов – Welcome!»
А когда я вернусь, как к зиме возвращается ветер,
Что я вам привезу, что я брошу тогда на весы?
Это шум камыша, это треск тростника на рассвете,
Это гогот гусей, потревоженных ходом лисы.
Там, где я летовал, у зимы на коротком пороге,
В год уходит по два, а когда и по семьдесят лет.
И пока обойдешь все лежащие между дороги,
И вернешься домой, может статься, что дома и нет.
И когда я вернусь, всё окажется тут по-другому,
И дороги не те, и на церкви другие кресты,
И раскинутый вширь, примыкающий к новому дому,
Новый яблочный сад, а в саду незнакомая ты.
Не заметив меня, ты почувствуешь северный ветер,
Что доставит тебе из-за дальних горушек косых
Только шум камыша, только треск тростника на рассвете,
Только гогот гусей, потревоженных ходом лисы.
Переборами пальцев по пухлым губам
Некролог наиграю затоптанным клумбам.
В несусветной дали выбирает абам
Край открытый для всех Христофором Колумбом.
Не пленяет давно рай грилованных кур
Закормивший до одури ножками Буша.
Отдалённо Дали ошарашенный сюрр
Мне напомнило время Степашки и Хрюши.
Безнадёжно поблек апельсиновый цвет
На штандартах подково-майданно-обманных.
Не нащупать рукой шишек на голове
От желанных ударов заоблачной манны.
Мне сдаётся опять шестерная игра,
Но и в ней, как всегда, видно пару пробоев.
И вечерних огней городских мишура
Неприглядность вокруг прикрывает собою.
Я смиренно пишу нестреноженный бред
Продиктованный мне отголоском сознанья.
Чашка кофе, на булку намазанный спред…
Снова в сеть виртуальную самоизгнанье.
Закат истек арбузным соком.
Скребут цикады черный лак.
У лунной дыни о высоком
Гудит звезда и жалит мрак.
Кипит прохладная работа:
На травах шьют узор росы
До первой крупной капли пота,
До вжика бритвенной косы.
Укрыть туманным одеялом
Изгибы зябнущей реки
Должна заботливая няня
Немым касанием руки.
Пока мы спим, погаснет вечность.
Петух проклюнет скорлупу,
И сон уйдет в густую млечность,
И явь расстелет нам тропу.
Пока мы спим кипит работа:
Увозят скверну наших душ
Неприхотливые пилоты
За дерзость сосланные в глушь.
Зарисовка
Желток зрачка уперся в запад.
Терял сознание денек.
Всеядный сумрак в серых лапах
Душил закат и в ночь волок.
Захлопнув небо черным веком,
Всевышний думал до утра.
Земля проснулась с человеком,
Не кончив перечень утрат.
Случайно в звании повышен
Звездой, упавшей сквозь плечо,
Рассвет, согнавший месяц с крыши
Одним единственным лучом.
Плеснул студеной синевой
На вату сахарного сна.
Возможно, северной Невой
Ушел туда, где спит весна,
Где каждой твари ясен смысл
Любви по вере или без,
И где бессильна злая мысль,
Что светом правит ушлый бес.
Ступил на порог и сразу почувствовал, как кто-то нежно обнял меня и мягко притянул к себе. Чувство утраты исчезло без следа – так могла обнять лишь мать, любящая свое дитя. Я с головой окунулся в материнскую любовь, которой мне недоставало все эти годы... Яркий теплый невесомый свет проник в меня и достиг сердца... Я опять был безмятежно счастлив!
Прикоснувшись снова к этому чувству, я больше не хотел отпускать его!
Медленно подняв руки и закрыв глаза, я представил лицо мамы. Затем... я обнял ее. Я опять стал ребенком, который был окружен заботой и любовью… Снова почувствовал такое знакомое прикосновение ее теплой ладони к моему лицу… Ее нежное поглаживание по моей голове… Улетучились все мои печали, и над моей головой опять засветило солнце!
Я буду помнить
До тех пор,
Пока не высохнет моя последняя слеза.
Я буду помнить
До тех пор,
Пока не упадет с небес моя звезда…
Я буду помнить!
***
Терпкие горькие слова… Они все, без остатка, давно застыли темными каплями…
Боль и обиды чужих, словно острая бритва, в любое время готовы прикоснуться к моим оголенным запястьям. Они лишь ожидают своего потаенного часа! За все, рано или поздно, приходиться платить! Расплатой будет закат дня: узкая алая полоска на белом… Я знаю и готов к этому.
Черный лед начал таять…
Значит, у меня осталось совсем мало времени! Но я еще немного подожду…
***
Подожду,
Когда на месте пролитых слез
Появятся росы.
Серебристые чистые росы…
Верю,
На месте угасшей звезды
Вырастут розы…
Вырастут розы…
Распустятся алые розы…
Я ищу дорогу к Седьмому Н***, мама! Я ее обязательно найду!
Пожаром горят на кустарнике листья, алея.
Приглушенно слышен далекий клаксонный гудок.
Мужчина неспешно идет по осенней аллее,
И тянется следом за ним сигареты дымок...
Широкие плечи, расстегнутый ворот рубашки,
Спортивен, побрит, с непокрытой седой головой.
По виду не скажешь, что груз одиночества тяжкий
Ему предназначен - нести - равнодушной судьбой.
Возможно, грустит о погибшей нелепо супруге,
И память об этом залить нереально вином.
А может - о славном, надежном и искреннем друге,
Что также теперь обретается в мире ином...
Возможно, грустит он о детях взрослеющих; либо
Опять вспоминаются лица ушедших друзей.
А может - о том, как незапросто делать свой выбор
Ему приходилось из множества разных стезей.
Наверное, он отдыхает душой в этом парке,
Быть может вполне - захотелось побыть одному.
А может - мечтает о личном событии ярком.
Возможно... Я очень прошу - не мешайте ему.
Июльским зноем раскололо лето,
Как перезрелый - надвое - арбуз.
"К морям" подались моты и аскеты,
В луга - поэты - фавориты муз.
И город наконец вдохнул свободней
Без доброй половины всех авто.
По Цельсию - плюс 35 сегодня,
По Фаренгейту, стало быть, все 100...
Женщина моя нежная,
ветреная, знойная, снежная,
с запахом наивного уюта,
куда ты ушла? к кому ты
прикасаешься родинками,
сжигая мне душу.
Родненькая,
маленькая моя, глупая,
как же ты всё запутала,
как же я тебя потерял?
Вот и первое сентября -
а мы ещё и лета не видели,
женщина моя, выйди ко мне!
Мякушка моя милая,
да как же ты без моей силы,
без моих рук?
И на что мне
руки мои в истоме
по твоей нежной коже?
В голове только образ твой и запах,
Дождь осенний лицо закапал,
ветер ласкою стылой жмётся.
Где же ты, моё солнце?
Самка моя, женщина,
тёплая моя, нежная,
где же ты, что с тобою?
След ищу твой и вою.
Я разотру тебя в табак
И разменяю на рубли.
Рублём спонсирую куряг
И трансформируют они
Тебя в иллюзии вуаль,
Что ночью не даёт уснуть,
Зубов тонируя эмаль,
Токсинами сжигая грудь...
Завтра наступает праздник Пасхи. День, что не говори, символический. Именно по этому я хочу обратится ко всем авторам ХОХМОДРОМА.
Господа, Вы здесь очень и очень долго. Я пришел сюда меньше месяца назад. Однако, в первый же день, на меня обрушился гнев товарища HINO. Который сначала оскорбил мой рассказик «О врачах и пациентах», затем обозвал меня «быдло». Мало того, на меня набросились соратники «главного критика».
Вот я думаю. За какие такие заслуги?
Да! Я был не прав спросив в шутку, не тот ли HINO урюк, о котором говорится в рассказе. Пользуясь случаем хочу принести извинения NINO. Прости уважаемый – ляпнул с горячки.
Всё. Со своими делами закончил.
Теперь о других. Ну разве не понятно господам авторам, что Емеля решил создать себе имидж гинеколога. Имидж специалиста по бабам. Я к этому отнёсся снисходительно, дескать, чем бы дитя не тешилось… Вы, господа, устроили травлю на него. Да! Он не врач, не фельдшер и не медсестра. Но с медициной знаком. Точно Вам говорю.
Грустно мне, что на сайте этом существует «стадное чувство». Один сказал – ПЛОХО, все остальные подтвердили. Где личность? Где свобода слова?
НЕТ её!
Все равны! Всем нужно понимание! МЫ ЛЮДИ!
Не удивлюсь если на приёме у меня побывал кто либо из Вас.
И я пользовался Вашими услугами. Пора забыть распри и встретить праздник Пасхи с чистой и любящей душой.
Христиане и мусульмане, буддисты и иудеи мы ВСЕ одинаковые.Мы все под БОГОМ ходим. Забудем обиды и разногласия. Поймём, что все мы равны перед БОГОМ. Лишь жизнь разводит нас по миру.
Двое неспящих сидели в ночи.
Чайник свистящий стоял на печи.
Двое непьющих и зря некурящих
трафик сжигали вообще негорящий,
клаву топтали бесшумно, безбрежно,
воображенье лелеяли нежно,
воображенье лелеяли нужно.
Мысли поток вытекал ненатужно...
Чтобы друг друга с ума не свести,
чайник, по дружбе, хоть ты не свисти!
03.07.
Вот снова осень,
Весь в соплях,
Дождём промокший,
Преодолев в сознаньи страх,
Иду озябшей рощей.
А дождик мир полощет.
Вечнозелёных сосен.
И ничего нет проще-
Вот снова осень.
Иду промокшей рощей,
А дождь всё льёт и льёт.
Возможно, было б проще
Мне сесть на самолёт
И полететь куда то,
В далёкие края,
Где царские палаты,
Где нет календаря.
Но я иду упрямо,
Иду остылой рощей.
Через болото прямо.
Мне так намного проще.
А вслед отборным матом
Орёт надрывно кот,
Но я иду куда то...
Куда то чёрт несёт.
Куда несёт? Может у чёрта спросим?
Ответ простой - Вот, снова осень.
В этом доме старинном жил до Октября
Некий граф Салтыков.
А теперь, по соседству с колхозом «Заря»,
Интернат дураков.
Сотня неизлечимых душевно-больных
Коротала дни здесь.
Отклонений, синдромов, иллюзий у них
Было просто не счесть!
Ни ума, ни рассудка, ни знаний –
Лишь животная страсть.
Невозможно предвидеть заранее,
Что от них ожидать.
Ни приличной ограды и ни сторожей –
Уходи, куда хошь!
Мало ль всяких под хвост попадает вожжей,
Сумасшедшие все ж.
В то, что богом дано – корректив не вноси!
Пусть живут, как хотят!
Почитали юродство всегда на Руси –
Кто блажен, тот и свят!
По окрестным гуляли по селам,
Кто ж их станет пасти?
В общем, край был довольно веселый,
Легендарный почти.
Раз во время прогулки стопу кирпича
Отыскал идиот;
За какой-то забор стал швырять им, крича:
«На кого бог падет!»
Звук пустой дураку и мораль, и закон,
А фортуна слепа…
Был детсад за забором, двум девочкам он
Расколол черепа.
Силикатный кирпич – не игрушка!
Признан буйным был он
И в тюремного типа психушку
Тут же переведен.
Проживал в том селе бывший сталинский мент,
Ныне пенсионер.
«Сколько можно терпеть этот спецконтингент
Без принятия мер?
Я народных врагов, этих подлых ****ей,
Истреблял, словно мух!
Что ж, придется еще послужить для людей,
Есть еще во мне дух!»
И, поллитра всадив за удачу,
В этот раз без наград!
Нож засунул в сапог поросячий
И пошел в интернат.
Полночь. Спит богадельня. Не заперта дверь.
Храпа скотского хор.
Вдоль кроватей рядов хладнокровно, как зверь,
Шел товарищ майор.
Анатомию знал он не хуже, чем врач,
Знал куда, хоть и стар.
В экологии хищник не только палач,
А еще – санитар.
Заходил, словно в хлеба буханку,
В плоть живую кинжал.
Ни один не остался в подранках,
Ни один не сбежал!
Кровяной свежий след точно к дому привел
В семь утра в аккурат.
В бронжилетах, с собакой в калитку вошел
Милицейский наряд.
Подошла видно страшная повесть к концу.
Возмущались менты:
Долго били в сплетение и по лицу :
«Как так мог сделать ты?»
Обзывали фашистской породой,
Но спокоен он был –
Он исправил ошибки природы,
Значит правильно жил!
Когда за окном завывает пурга,
Кружат каруселью метели,
А дом согревает тепло очага,
И сам ты – заложник постели,
Невольно всплывают из бездны веков
Народные сказки и мифы
Про братство Иванов и Серых Волков…
Волна Морская
К стихам – иллюстрация: глядя в окно,
Где голые ветви, сугробы,
Сидит с книгой девушка милая… Но –
Ей было удобнее чтобы,
Чтоб было теплей, на роскошный диван
Постелена шкура медведя…
Дружил с Серым Волком царевич Иван,
В него из оружья не метя.
Убит беззастенчиво Белый Медведь
И содрана с мёртвого шкура.
Какое ж тут братство?!
Приятно сидеть…
Изящная литература…
Медведи ли, волки ли, в сказках – друзья,
Помощники верные людям…
Давайте ж картинки к стихам бытия
Вставлять подходящие будем.
Бомжует ветер в старом парке,
Срывает с клёнов шевелюры.
Архитектура серой арки
Мне застит вид живой натуры.
Наполнен воздух свежей прелью,
Пусты (не в бытность) постаменты.
Суконной серою шинелью,
Наполосованной на ленты,
Асфальт змеится меж зелёнки,
Резвятся белки, тир стреляет,
Деревья сыплют похоронки
Для осени, оркестр играет.
На лавочках бухают вина,
Играют в шахматы и карты,
Всё столь спокойно и невинно.
Патрулят жёлтые кокарды,
Хранят гражданское здоровье,
Блюдут покой от человека.
Лишь диссонанс средневековья -
Ной пришлого сюда чучмека…