За печкой не поёт сверчёк,
Внук спит-ну вылитый сынок,
Ночи теперь холодные,
Трубы совсем не годные.
Где-ж дом наш на околице,
С печкой уютно в горнице.
Там колыбель качается,
Песня всё не кончается,
Тёмною ночью зимнею,
Вьюжной и очень длинною.
Я бы сверчка послушала,
Каши с утра покушала,
Но на душе истомица-
Город,а в нём бессонница.
Я говорю на хинди и фарси.
Беседу поддержу на идиш.
Могу ввернуть французское “мерси”
И запросто могу послать на “ инглиш”.
На рынке поприветствую:”Салам!”
Я меньших черноглазых тюркских братьев.
Цыганке руку погадать свою не дам
И вслед услышу я понятное проклятье.
Я с представителем Эллады обсужу
По-гречески условия контракта.
Трехчасовую речь Фиделя я пойму,
С испанкою пройдет беседа гладко.
Она расскажет мне о сказочной стране.
Я вспомню о родной своей Сибири,
Когда еще придется при луне
Поговорить с испанкою в Севильи?
Я Шиллера в первоисточнике прочту.
Любой диагноз мне понятен на латыни.
Ну, может быть, два слова не пойму –
Так это, чтоб, преодолеть свою гордыню.
Придет по Интернету письмецо
На африкано-экзотическом зулусском –
Я, как тот Ванька выйду на крыльцо
И без труда переведу на русский.
Мне близок итальянский диалект –
Тот, на котором разговаривал Ромео,
Когда в четырнадцать, неполных лет
В любви он признавался неумело.
В горах Тибета мне предложит чай
И многое расскажет Далай Лама.
Он будет спрашивать – я буду отвечать.
Мы будем говорить о самом главном.
О жизни и о смерти. О любви.
О православной и буддистской вере.
И может быть в таинственной ночи
Мне Лама в вечность приоткроет двери.
А заглянуть туда я побоюсь.
Да кто из смертных заглянуть Туда посмеет?
С тибетских гор я медленно спущусь
На Землю грешную. На небеса успею.
Я говорю на языке слонов.
Собаке я приветливо пролаю.
Единственно, в отличие от псов,
Я в этот миг хвостом не завиляю.
Вслед просвищу летящему щеглу.
Послушаю, что промычит корова.
Она пожалуется мне на судьбу,
Я посочувствую ей, ни сказав, ни слова.
………………
Но все закончится. И наваждение пройдет.
И я пойму: такого не бывает…
А может, все же, этот день настанет,
Когда живой живого без труда поймет.
Далеко-далеко от людей и купюр шелестящих,
Где в ракУшках песок и капризная плещет волна,
Есть страна для меня, где могу я побыть... настоящей,
Где люблю я бродить босиком, на рассвете, одна...
И когда-то случайно с каким-нибудь ветром попутным
Вдруг появится парусник в белых барашках волны,
Будет странник сражён чистотой и покоем уютным
И захочет остаться, забыв про другие миры....
29 февраля - 1 марта 2000 года 6-я рота и часть 4-ой роты 2-го батальона 104-го гвардейского парашютно-десантного полка 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии (Псковской) под Аргуном в Чечне на высоте 776 под командованием подполковника М. Н. Евтюхина вступила в бой со значительно превосходящим по численности отрядом чеченских боевиков.
Они сражалась, удерживая высоту, 20 часов. 2500 против 90. Противник потерял 457 отборных боевиков, но так и не смог прорваться. Из 90 десантников роты погибли 84.
Указом президента РФ 22 десантникам было присвоено звание Героя России (из них 21 - посмертно), 68 солдат и офицеров 6-й роты награждены орденами Мужества (63 из них — посмертно).
Там, где война тяжёлая работа,
Где всё решает отданный приказ,
Всходило солнце, а шестая рота
Легла под тонкий трассер пулемёта
И встать никто не смог бы…
кроме нас!
………………
Рассеивая свет над ледниками,
Здесь звёзды ярче кажутся вдвойне,
А днём не видно гор за облаками,
И ненавистью дышит каждый камень,
И всё горит в бессмысленной войне.
Здесь поминают дьявола и Бога,
Порой навзрыд, порою чуть дыша.
Над пропастью у горного отрога,
Там, где в спираль сжимается дорога,
Он был огнём за выступом прижат.
Налиты болью раны и порезы,
Скачками пульс, и холодно в груди.
Пути для отступления отрезав,
Слепое и смертельное железо
Гудит вокруг, а он совсем один.
На несколько часов ему отсрочку
Дала судьба, и он живой пока.
Остановившись у незримой точки,
Судьбу в ребристой серой оболочке
Сжимает непослушная рука.
Но он шагнёт, поверив, что так надо
В костёр войны на ауто-да-фе.
Переходя за точку невозврата,
Отжав скобу, он выпустит гранату
И, как «аминь» шепнёт: «За ВДВ»!
Как же рвется душа в Краматорск,
Где сегодня Бояну несладко!
Там схлестнулись не Запад-Восток,
Просто черти плеснули из ада
Свой кипящий коктейль из котла,
Со знакомым всем запахом серы.
В тех – вчерашних – сгоревших дотла,
В тех – сегодняшних – что пока целы.
Вдруг услышал я сквозь серный дым,
Голос, алчущий голую правду:
«А скажи, на каком свете Крым»?
Знаю…Жив…Крыматорск нам не надо!
В бокалах тонкого стекла
шампанское искрится.
В кругу домашнего стола
с надеждою на лицах,
перед экраном будем ждать,
когда пробьют куранты,
чтобы желанья загадать
успеть в момент приятный.
И в наступившей тишине,
до гимна многозвучья,
успехов пожелать стране -
чтоб жил народ получше;
удачи, дружбы - и любви
поярче и поболе;
чтоб каждый думать позабыл
о страхе и о боли.
Чтоб не сходить улыбкам с лиц,
хотя б неделю в месяц;
чтоб пожелания сбылись,
хотя б одно на десять.
И чтоб с заботой о других,
не требуя награды,
мы жили, и в делах благих
друг другу были рады.
Один зоил
Двоил-троил,
И буд-то бы имел права,
И потому двоил-троил
Работу, мысли и слова.
Было такое-
Мол дано
На лихолетье
Междометье!
Себе он говорил одно,
Друзьям -другое,
Прочим - третье.
И лиц менял!
По два, по три!
А вот в разведку
Не пошел...
И сам не знал,
Кем был внутри,
Но очень смело говорил,
Что знает это хорошо.
Брал карандаш
После дождя
И на листе чертил штрихи
И раж
Входя и выходя
Писал поэмы и стихи.
Вроде не враг,
И не дурак...
Мечтал поехать в Коктебель...
Зачем мы так?
О ком мы так?
А раз мы так-
Не о себе ль?
Парсеки меняя на годы,
Ракета отправилась к звездам.
Исход не предвидя похода,
Шептал он: «Все сладится просто!»
Едва приземлившись, пошел он
Людям Разумное сеять...
Едва пообщавшись, вдруг понял –
Цели достичь не сумеет…
Встану утром,жарю я яишницу,
Сала чтоб побольше и с лучком.
В отпуске любимая Xи-xишница,
Опустел любимый Xоxмодром.
Ника с Пересмешкиной затюкали,
Абстинента попросили вон.
Где Боян играет ныне глюками,
На кого объявлен нынче гон?
Лезу в свою xату,ту,что с краю,я
Запираюсь навесным замком,
Я боюсь,xожу я невменяемым,
Вдруг меня покинет Xоxмодром?
Мы же люди,даже и не пешки мы,
Что же Вы,в ядрену душу мать...
Вы не уxодите,Пересмешкина,
Мне Вас будет сильно не xватать.
…………….Юрию Кукину, великому поэту и барду,
…………….недавно покинувшему нас, посвящается
Школа. Гитара. И первые песенки хором,
И далеко еще до перестроечных вех:
«Если вы знаете, где-то есть город, город.
Если вы помните, он не для всех, не для всех…»
Там горожане поделятся кровом и хлебом –
Верили мы, так устроен открывшийся мир -
«Вместо домов, у людей в этом городе небо.
Руки любимых у них, вместо квартир».
Но отзвенели мотивы наивного детства,
И осознали мы, как далеки миражи,
А от иллюзий есть непревзойденное средство –
Это микстура под жестким названием «жизнь».
Поняли мы, что ключи не подарят на блюдце!
Блюдца все заняты – чай обыватели пьют.
«Женские волосы, женские волосы вьются,
И неустроенность им заменяет уют».
Где пролегали дороги, возникли заборы,
Каждый отстроил себе дорогой хуторок.
«Из разговоров они признают только споры,
И никуда не выходит оттуда дорог…»
Но иногда от тоски, ну, а может, со скуки
Пальцы прихватят гитару, и вновь оживет
Город, который когда-то построил нам Кукин,
Город, в котором живут и не знают забот.
Там обитают друзья, что уже не вернутся.
Там оживает любовь, невозможная тут.
«Если им больно, не плачут они, а смеются.
Если им весело, вина хорошие пьют».
Там горожане ни разу не выглядят хмуро,
Даже когда горизонты темны от дождя.
Там у прозрачной воды поселился и Юра.
Там мы и встретим его. Только чуть погодя…