На мертвое тельце седого крота
Уселись различные твари,
Жучки, червячки - изнутри суета,
Снаружи - синичка ударит,
Испачкает клювик. Любой норовит
Потери вернуть биосфере,
К процессам распада велик аппетит,
Хоть чужд эстетической мере.
Нарядных крапивниц летит хоровод,
И каждая вместо нектара
Сок мертвого тела бестрепетно пьет.
Кошмар! Никакого кошмара.
Нередко и автор бывает таков:
Питаясь страданьями ближних,
Использовать их в своих текстах готов.
Иначе эмоций не выжмешь.
Жили-были в нашем городке три брата, Иван, Демьян да Ульян. Жили они, поживали и, как водится, добра наживали. Да не бобылями жили, а прилично, семейственно. У каждого была своя жена. Супруга, значит.
Иванова женка, Ирина, уж такая рукодельница была в дому – спасу нет! Всё в ее руках так и мелькало, так и ладилось! Особенно хорошо у Ирины получалось вить веревки. Из Ивана, естественно. Иван попервости возроптал было (ну, с непривычки). Предложил даже Иришке найти чё-нить другое в качестве сырья для вервиевития, менее деликатное. Да где ж его в пустом дому-то сыщешь! Потерпи, милок! – говорит супружница, да так ласково, что Иван и потерпел. Год потерпел, второй, третий. А там и привык, прижился. Отрастил многослойную шкуру Иришке в подспорье, она и снимала время от времени верхнюю, отжившую шкурку на свое вервие. И ей на руку, и Ивану не влом. А веревки продавала в нашем городке на базаре. Товар хорошо расходился, крепкие веревки получались из Ивана.
Демьян оженился на Дарье. И тут семейный союз удался! Правда, у Дашутки другой талант открылся – кровь из Демьяна она хорошо пила. Стаканами просто. Демьян даже краник себе специальный вставил сбоку, чтоб, значит, супружнице сподручней было тару подставлять. Ага. То есть, муж тоже сперва артачился, кровушки своей жалел! А жена ему и говорит: «Ишь, велика ценность, гляди-ко! Я и сама попью маненько, да еще кровяной колбаски нажарю, да на базарчике продам, да копейку в дом принесу. И провизии всякой тебе же еще притараню. Кормить тебя хорошо стану. В тебе этой кровишши, знаешь, сколько тогда будет? Уууу! Весь городок залить можно по колено. Не жмись, в общем». Короче, уговорила она Демьяна. И стало всё так, как Дашутка обещала. Кровь наш донор производил исправно, и себе хватало, и жене на усладу, и для коммерции оставалось. Об одном лишь жалел Демьян – даже значка паршивенького за его донорство ему не вручили. И отгулов не полагалось.
А у Ульяна и вовсе веселый брак случился! Жена его, Устинья, оказалась большим мастером мозг выносить мужу. Ну, не весь, конечно, что-то и производителю оставалось. Начала с малого, по чуть-чуть, по крошечке. Но потом увлеклась, да и мужнин организм не подкачал – быстро отращивал утраченное. Устинья-хозяюшка из мозга консервы делала: «Репа с мозжечком», «Горошек мозговых сортов», «Брюква в мозговых шкварках». Эти закатки на городском базарчике у нее с руками отрывали. А стык черепа с крышкой (чтоб до мозга удобнее добираться) Ульян шапкой прикрывал, дабы не застудить ценный агрегат. И было у них благоденствие в дому и мир в семье. И слава богу. И всем бы так!
Городское же общество "Совет да любовь!" каждый год приглашало Ивана, Демьяна и Ульяна с их женами на новогодний праздник и вручало им вымпелы «Образцовая семья». Другим в пример и назидание.
ИДЕЯ УМИРАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ!..
Пожив в Коммунизме, они окончательно убедились, что народ должен трудиться ещё больше и ещё лучше, чтобы Коммунизма этого хватило хотя бы для них, его верных слуг...
ПАРТИЙНОЕ "МЕНЮ"...
Если партия говорит: "Надо!", это значит, что кого-то из её врагов ты непременно должен съесть...
ПРОКЛЯТЫЙ СТАРИК...
Когда стадо не может жить без пастуха, а народ без Вождя, это значит, что старик Дарвин всё же был прав...
ПРИВЕТ ДАЛЁКИХ ВРЕМЁН...
Любая ненависть, это всегда аппеляция к первобытности, когда уже ничего не мешает до конца становиться такими, какие мы были ещё тогда...
БЕЗ ПРЕДВАРИЛОВКИ?..
Мало того, что новые "враги народа" высказывали именно свои мысли, так они ещё высказывали их без "предварительного согласования", за что на суде получали двойной срок...
Большинство всегда животно точно так же, как подошва горы всегда ниже её вершины, хотя они и неразрывно связаны между собой...
Большевики, осознав сокровенные чаяния народа, удачно возвратили Россию не только обратно в самодержавие, но и в самое дикое духовное крепостное право. А иначе бы они не продержались при таком народе у власти и дня…
Боялись своей Истории, как страшная как смерть уродина боится своего зеркала, если с него снять чёрную вуаль дориановской лжи…
Если народ каждый раз можно загонять в рабское стадо, значит это ещё не народ. Тем более, что другого стада история Человечества не знала, если только это была история людей, а не рабов…
Альпинисты настолько оторвались от своего народа, что обратно вниз их уже не пустили, пускай воспаряются себе и дальше, если не хотят быть вместе со всеми и как все…
В США возвращается к жизни опасная
тенденция повышенного интереса к
правоэкстремистскому движению и
белому национализму. После избрания
Барака Обамы президентом США ( 2008-
2010 г.г. ) начался рост популярности
Ку-Клукс-Клана - Википедия
На лужайке у Белого Дома
разругались два стареньких гнома:
темнокожий кричал, что Обама
чистокровный потомок Адама,
а другой желваками играя,
насмехался над отпрыском "рая",
когда спор их достиг апогея,
белый гном оказался хитрее -
он облачился в колпак "ку-клус-клана",
но обуздать не сумел горлопана.
Оба южане, из западных штатов,
этот и тот что, за конфедератов,
если и дальше...( как говориться ),
скоро пойдём линчевать бледнолицых!
Где -то на чёрной планете,
У безымянной звезды
Штурмана Лёшу приметили
И утащили в кусты
Чудища десятичленные
С дюжиной яростных глаз.
Жуткие монстры вселенной,
Каждый из них - пидо@ас!
Жалко нам штурмана Лёшу,
Но исторический факт,
Пусть через жопу, но всё же
Был иноземный контакт!
В ощущениях дней, что, бесследно,
исчезают…, а прозы «краса»
повседневностью шествует, бледно,
но являет, порой, чудеса…
невидимок ( Едва ль коих знаю…-
Ведь конкретность, столь призрачна, их ),
но встречаю… похабную стаю,
как гостей и, причём, дорогих…
И, в распитии, звон от бокалов,
под тягучих кумаров «косяк»,
«зависая» от мук ареалов
( в бормотании слабом: « … ништяк…» ),
созерцание, спадающих свыше,
через собственный рок, набекрень,
тяготит что…, но, в меру, став тише,
не спугнуть…, уж стремишься в их сень…,
к настроению духа, подмогой
( быт минуя, средь сказок от скук ),
где действительность, сферой убогой,
поглощает, чтя пиршество рук…
И в компании нег невидимок,
под жаргон их разнузданных дум,
«гнать пургу» из масштабов мздоимок,
предъявляющих сумрачный ум…,
да на фоне безмерных амбиций,
где главенствует спесь ( то есть, кровь ),
нарушая холуйство традиций,
где забытое прошлое – новь…
И взывать, в кой уж раз, безответно
( как болячку свою ж теребя ),
жизни строй нарушая, но тщетно…,
вновь, «заблудшим», являя себя…
И галдеть до утра, с диким гуртом,
отдалившись от принятых норм,
в гневе, маясь, с убийственным спуртом,
но и ржать от итогов «Реформ»…-
Материться…- направо…, налево…,
тему, выбрав, Чубайса кляня,
сожалеть о судьбе, как из хлева,
что по жизни скорбит, всех виня…
А потом, на заре, оклемавшись,
обретя сокровенный покой,
вновь, жалеть, что свободе отдавшись,
упластался…, почти на убой!
И вернуться в обычное русло
( что совсем не стремнины порог ),
скислой формой, как тусклое сусло,
словно суслик во спячке – труп-йог…,
вспоминать о гостях, между делом
( Маргиналы ж – всегда – «На ура!» ),
но проблемы, столь бренные, с телом,
начинают тревожить с утра…,
потому как не славной игрушкой
( Ванькой-Встанькой, во славу души )
ты давно уж…, а проза, пирушкой,
мстит, по факту, вкусив барыши…
Да и пришлые…- Черти, не черти
( Ведь рогов и хвостов не видал… ) -
но личины – от подлинной смерти
( жизнь ведь – скука…, а праздность – злой бал… )
начинают кружить, залихватски,
выбрав крайним тебя ( вроде, как… ),
и звучат голоса, панибратски:
«Отрывайся, по полной…, чувак!»…
А уж я, как голландец летучий
( о себе, иногда, возомню… ),
воспаряя, как призрак гремучий,
созерцаю, по жизни, возню…,
меж распутий её «зависая»,
невидимок встречаю, порой,
где их лютая сущность – жуть злая,
цели ищет, согбенной косой…
И гремит балаган голосами,
тем, соседей лишая грёз снов,
кто, страдая, увы, но часами…
норовят, так и вызвать ментов…
Ну, а я, всю вину понимая,
сожалею о прозе «красе»
и ушедшему кайфу внимая,
становлюсь, вновь, обычным, как все…
И найдутся стихи как заначка в буфете
Вы поверьте что смерть мне уже не страшна,
А 4, сигары, для хохмы куплеты,
Это всё что останется после меня.
Это всё, что останется после меня,
Это всё что возьму я с собой,
Это всё, что останется после меня,
Это всё, что возьму я с собой
Я оставлю на клаве свои отпечатки,
Потому что она для меня как родник,
Положите её где-то рядом у тапок,
Я за долгие годы к ней очень привык.
Это всё, что останется после меня,
Это всё, что возьму я с собой,
Это всё, что останется после меня,
Это всё, что возьму я с собой
В чём положите в землю мне собственно пофиг,
Написать не забудьте пароль от вай фай,
Я там буду тащиться и слушать Пинк Флоид,
Ну а вы наверху здесь надейтесь на рай.
Это всё, что останется после меня,
Это всё, что возьму я с собой,
Это всё, что останется после меня,
Это всё, что возьму я с собой
Прижав к бедру блестящий чёрный стечкин,
на солнцем пережаренных Багамах
уснул Петрович с улицы Заречной,
забыв на два-три дня о личных драмах…
В Бомбее на бутылочных осколках
в объятиях достигнутой нирваны
забылся сном, проткнув ноздрю иголкой,
факир Степанов с улицы Басманной…
В монмартровской прокуренной мансарде
под аккомпанемент аккордеона,
укутав ноги в плед под леопарда,
заснула стриптизёрша с Малой Бронной...
А ты, мон шер, опять ломаешь копья,
и пьёшь из чаши… колотой… вчерашней,
и видишь бесов в тополиных хлопьях…
Уймись уже, усни… Повсюду – наши…
А завтра мы пойдём гулять на речку
и ты не будешь ныть и выть по-волчьи…
А будешь – так возьми мой чёрный стечкин,
иди и застрелись... Но только молча...
Ночью муж домой вернулся поздно
Весь в помаде и почти без сил,
Я его подвергнула допросу:
Говори, изменщик, где ты был?!
Он молчал, зараза, будто рыба,
Будто белорусский партизан,
Но когда уж я достала дыбу,
Кое-что он всё-таки сказал.
Я его пытала не жалея!
Мне признался он в конце концов
В краже из каирского музея
И в подрывах башен – близнецов,
В контрабанде нефти за границу,
В шпионаже в пользу англичан,
В терроризме, заказных убийствах,
Но про баб по-прежнему молчал.
Позже, жаря из него котлеты,
Твёрдо для себя решила я:
У мужчины могут быть секреты,
Главное – чтоб он не изменял!
смотрю вперёд усталым взглядом
убогость. серость. всё одно.
прекрасное же где-то рядом
иди ищи свищи его
ах вот оно. в предсмертных муках
трясётся плача и хрипя
не умирай, постой немного
дай налюбуюсь на тебя
Вам – сорок пять...- А делать что же?
Ведь лет ушедших не вернёшь...,
а оттого: страдать – негоже...-
Едва ль их вспоминать – не дрожь,
в распространении по членам ( ? ),
когда, всё больше, голова
больным сознанием, как тленом,
в памфлетах властных, чрез слова...
А делать что? Уделом скромным,
в грядущее ль с тоской глядеть? -
Туда ль, где жизнь, раскладом томным,
всем будет панегирик петь ( ? ),
в речах загробных, то – скорее...-
Я повторюсь – не Вам, а всем!
Так пусть, сегодня, нам – милее,
чем будущность – в огне проблем!
Вам – сорок пять... О, ёлки-палки!
Какое там – полжизни...- Нет!!!
Судьбиной русской перепалки -
не долголетием ответ...
А делать что? Чрез безысходность,
как в прежней жизни ль горевать ( ? ),
а по ночам ( О, благородность! ) -
советский уголь воровать...,
чрез повседневность нашу, злую...,
когда всё лучшее – мираж...,
а стОрону страны, лихую,
не видит властный эпатаж!
Вам – сорок пять..., а жизнь, как снова
( Такое – каждый день в стране... ),
коль экономики основа -
барыжьи рожи ( Не во сне! )...
А посему: схватив дубину
( Чтоб, счастьем, каждый день встречать! ),
бишь, по ночам, с ведром – в судьбину -
российский уголь воровать...-
Идеям пришлым, как в отместку,
свидетельством, то – лет стезя,
коль раз в году – на юг, поездку,
себе позволить уж нельзя!
Без ожиданий пресловутых,
когда никчёмен разговор,
средь мнений власти, дюже дутых:
как будто бы, Народ весь, вор...
Но лирику – другим оставим,
кто в заблуждениях-миражах
витают..., их, мы позабавим,
через никчёмность..., что в годах
вершит ненужность поколения,
где сорок пять, почти предел,
с тем, наплевать на все воззрения,
ведь возраст сей, уж не у дел!
Заранее ступить в былое...-
Едва ль, сей шаг, не приговор,
через решение простое...,
но чрез души ль Руси простор ( ? ),
когда количество – безмерно,
когда молчание уж гудит,
где возрасту, неимоверно,
сознание пришлое претит...
Вам – сорок пять...- Сама Эпоха
ступает, с юных лет, вослед...-
Живите ж долго, но без вздоха -
во избежание худших бед!
Девчушка однажды гуляла на стройке.
Теперь вот к больничной прикована койке.
Виною тому не кирпич, не паденье
Прочёл гастарбайтер ей стихотворенье.
***
Мальчишки на стройке искали селитру,
А сторож Кузьмич дрыхнул "скушав" пол-литра
Тогда на селитру забили детишки
Уснувшему деду спалили штанишки.
***
На стройке мальчишка встречался с девчонкой,
А рядом с соляркой стояли бочонки.
И, может, у них всё отлично бы было...
Вот только напрасно она закурила.
***
На стройке банкира пытали бандосы
Его заставляли курить папиросы.
Делиться, банкир, посчитал моветоном...
Улики успешно сокрыты бетоном.
***
На стройке паркурщик провёл тренировку
Ни опыт ему не помог, ни сноровка.
Не вызвал симпатии в местном народе...
В военном билете есть запись: - не годен.
В матче с испанцами игрок сборной России Игнашевич забил автогол.
В игре с Хорватией остерегаться надо Модрича,
Да и Манджукич в их составе грозно смотрится.
Ракитич с Ребичем опасны на краях.
И Рактич в каждый миг устроит крах.
Спасенья от Ковачича ищите...
Но нет опасней Игнашевича в защите!
В преддверии зимних рождественских скидок
Дурачитесь тут, веселитесь ребячливо.
Не в курсе, что скоро нам рабство корячится
Страшней тростниковых плантаций Флориды?
Профукали партию в шахматы предки
Пришельцам космическим. (Хреновы воины).
Планета Земля под пятой рептилоидов!
Все наши правительства - марионетки!
А если вдруг что-то пошло не по плану,
Страны неугодной державник артачится,
В среде хладнокровных вселенских захватчиков,
Строптивцы такие зовутся ТЕРРАНЫ.