(из сборника "Думы о Ленине", сюжет взят из и-нета, рифмы мои)
Ох, не каждому из нас
Выпадает в жизни шанс,
И обиднее всего
Не использовать его.
Вот беседует с врачом
Седовласый старичок,
- Ой, касатик, с бабкой что-то,
Есть и пить ей неохота,
Не стирает, не готовит,
И вообще мышей не ловит,
Смотрит старая, милок,
Восемь суток в потолок,
Да с печи не сходит вниз...
Я ж ведь старый коммунист,
Я симптомы энти знаю,
Потому, переживаю.
Я вот этими руками
С корешками - моряками
В Петрограде Зимний брал,
НЭП давил, господ стрелял,
Ставил белых на колени,
Даже сам великий Ленин
В той трагической ночИ
На моих руках почил.
Врач,
- А ты ступай домой,
Душ прими, везде помой,
А как выйдешь после душа,
Ты, отец, виагру скушай,
Да под шубой. на печи
Ты старушку оттопчи!
Дед кряхтит, - Ишшо забота!
Спать со старой неохота,
Но послушался врача,
И, под нос себе ворча,
В дом родимый заявился,
В душе тщательно помылся,
Вытерся, виагру скушал,
И, горячий после душа,
Подкатился старичок
Хворой бабке под бочок...
День ли, два ли пролетело…
Только разве в этом дело?
Наш знакомый старичок
Снова встретился с врачом.
- Это ж надо?! Гадом буду,
С бабкою случилось чудо!
И стирает, и готовит,
Драит пол и окна моет!
То-есть, снова ожила …
(чУдны Господа дела!!!)
Вот что секс наделать может,
Да теперь вот думка гложет,
Я ж ведь, мать его ити,
Мог бы Ленина спасти!
(из сборника "Думы о Ленине". Сюжет взят из и-нета, рифмы мои).
Возле хутора Разлив, в лесной глуши,
Понастроили туристы шалаши,
И в одном из них, распугивая дичь,
Жил да был небезызвестный нам Ильич.
Много думал, власти жаждал, а пока
Не сбылось, сидел родимый у пенька,
Разложил все причиндалы для бритья,
Думал мирно: « Ну, сейчас побгеюсь я».
Травка, белые берёзки … Хорошо!
Финский мальчик потихоньку подошёл.
На вождя в упор уставившись стоит.
- Кто ты, мальчик?
- Раймо Нурми, - говорит.
Посмотрел Ильич с прищуром на мальца,
- Тьфу ты чёгт, куда же делась мыльница?
Бритву острую подправил на ремне,
- Ты не бойся, мальчик. Подойди ко мне.
Вот намылил наш Ильич своё лицо,
Посмотрел на пацанёнка с хитрецой,
По щекам опасной бритвой поводил,
И бородку чуть подправил. Не забыл.
Аккуратно вытер бритое лицо.
И опять взглянул на Раймо с хитрецой.
И к ручью пошёл, чтоб бритву сполоснуть.
Отпустил мальца. А мог бы полоснуть...
Не ради показушного протеста,
Жизнь надо нам прожить без всякой фальши,
Для подвига всегда есть в жизни место...
Старайтесь быть от этих мест подальше.
-Мадам, как Вы с маньяком справились сама?
В полицию приволокли, почти-что, труп.
-Я без любви живу уже пять лет одна.
А он был так себе, потом ослаб к утру.
Много дней и ночей дождь стоял над Землёю стеной,
Уходила под воду надёжная, твёрдая суша,
На огромном ковчеге куда-то плыл старенький Ной,
Он спасал от потопа звериные чистые души.
В океане они плыли множество дней и ночей,
Бушевала гроза и животных тошнило от шторма,
У людей наверху не хватало еды и свечей,
А у бедных зверей, запасённого ранее корма.
И когда от отчаянья люди устали кричать,
Бабы биться в истерике, плакать замёрзшие детки,
А животные начали в стены рогами стучать,
Прилетела голубка с зелёной оливковой веткой.
Ликовали, - Земля! Наконец-то сухая земля!
И смотрели, смотрели с безумной надеждой куда-то ...
Только дядюшка Ной, что бессменно стоял у руля,
Видел смуглых, небритых людей на снегу Арарата.
У подножья горы оказался надёжный причал,
Их встречала толпа шумом, музыкой, радостным смехом,
А какой-то носатый парнишка все время кричал,
- Ара! Ара! Скорее сюда!! Цирк приехал!!!
Парадоксы старости – днём в дремоту клонится,
Вечером усталость, по ночам бессонница …
Были много раз со мной этакие случаи,
Я лежал в тиши ночной и вопросы мучили:
«Интересно, есть ли Бог? А ведь есть, наверное.
Или нету? Бог не мог сделать столько скверного.
Ну, а вдруг он всё же есть? Нет, пожалуй, нету…
Или есть?", страдал я весь, думая об этом.
А вчера небесный глас в комнате раздался,
- Ты уже протёр матрас! На фиг Я те сдался?
Был бы кто – нибудь другой, Я б не дал ответа.
Спи спокойно, дорогой. Нету Меня, нету…
-А как тебя узнать? А то остановлю другую.
-Да, не узнать меня в толпе практически нельзя.
Когда увидишь девушку ты страшную такую,
Подумаешь: «Хотя бы не она!» А это буду я!
Бар. Темнота. Предрассветная тишь.
Смотрит из норки немецкая мышь.
Тихо бормочет, - Вот красота!
Пива полно и не видно кота!
Пиво в бокальчик себе наливает,
Махом единым его выпивает,
Мчится стремительно к норке неблизкой,
Чтоб закусить своё пиво сосиской.
Смотрит из норки французская мышь,
Нету кота, благодатная тишь,
К бару стремительно мчится она,
Там выпивает стаканчик вина,
И закусив его чёрной икоркой,
Так же стремительно прячется в норке.
Мышь мексиканская смотрит из норки.
Светит луна сквозь прозрачные шторки,
Убраны стулья, вокруг чистота,
И, что отрадно - не видно кота.
К бару напрягши мышиные силы
Мчится, глотает стаканчик текилы,
Быстро сгрызает засохшую корку
И торопливо бежит в свою норку.
Русская мышка смотрит из норки.
Нету кота, та же стойка и шторки,
Та же луна, так же чисто и тишь.
И за спиртным устремляется мышь.
К бару стремительно мышь подбегает
Водки сто граммов себе наливает,
Выпив бормочет, - Вот красота!
Вмажу ещё, пока нету кота!
Любим мы эту заразу проклятую,
Мышь выпивает четвертую, пятую …
Смотрит – всё та же вокруг темнота.
- Где эта сука?! Не видно кота!
Мускулы мышь не спеша разминает,
Тельник на хилой груди разрывает,
- Вечно истории с этим котом!
Ладно, ничё блин… Мы, блин…, подождём!
В далёком племени центральной Африки,
Бумагу пачкая, рисуя графики,
Жил антрополог белого обличия,
Он изучал туземные обычаи.
Не знаю в долгом ли, иль в скором времени,
Был зван он в хижину - контору племени,
И прибежав туда, промокнув под дождём,
Имел крутой базар за баб с самим вождём.
- Жена десятая мальчишку белого
Мне родила вчера! Я вот что сделаю:
Чтоб ты породу мне не портил заново,
Я запеку тебя в листе банановом.
- Сначала выслушай, твоё величество!
Ты держишь белых коз в большом количестве,
Но в стаде, видно даже не учёному,
Одна коза твоя как уголь чёрная.
- Ты, чё орёшь-то так? Не можешь тише ты?
Фильтруй базар, чувак! Вдруг жёны слышали …
Живи. Мальчишку я за своего приму,
А про козу забудь! Ни слова никому!