Со мною в ногу шли мои года,
А вот сейчас, я не хочу быть с ними вместе.
Ведь то, что молодость проходит не беда,
Беда, что старость не стоит на месте.
Собрались звери как-то летом
В лесу субботник провести.
И Заяц, слывший здесь эстетом,
Задал вопрос оргкомитету,
Во сколько, и куда прийти.
Кто будет от «Лесной газеты»
Здесь завтра репортаж вести,
И что с собою принести,
Да что одеть ещё при этом.
Косит глазами безмятежно,
Блокнот и карандаш достал.
Но прерывая гул насмешек,
Раздался Льва зубовный скрежет:
«Как Заяц ты меня достал…
Одень ****…ю одежду!
У нас субботник, а не бал».
Косой всё это записал,
Невозмутимый, как и прежде.
Презервативов упаковку
В аптеке заяц прикупил
И тут же начал подготовку -
Один надел на уши ловко,
Из трёх жилет соорудил,
Два штуки, оснастив шнуровкой,
Вместо обувки прикрутил,
И на субботник прикатил,
Как было сказано, в спецовке.
Какая там была потеха!
Как в бурю, гнулся и стонал
В субботу утром лес от смеха.
Из шишек сыпались орехи,
Бобёр давился и икал,
И на груди рвал клочья меха,
Олень от смеха полинял,
Медведь сознание терял,
А где-то в сопках ржало эхо.
А Заяц, сев на пень под елью,
Всех деловито оглядел
И, удивившись неподдельно,
Промолвил вдруг членораздельно:
«Так, это что за беспредел?
Сидите, ржёте от безделья.
В чём Лев прийти вчера велел?
Что он сказал, то я надел.
Причин не вижу для веселья».
12.07.2019
А барселонцы, борзые как кони,
Вывешивают флаги на балконе.
Пол-Барселоны - флаги каталонские
Испанские при этом жгут по-скотски,
Другая половина – та совсем наоборот,
На вид – испанские, а Каталоньи – жжёт.
И только эмигранты из Одессы,
Что жили там на улице Пересыпь,
Лихие парни Фима, Сёма с Моней
Усердно служат целой Барселоне,
Когда с утра весь день и по ночам
Шьют флаги барселонским басмачам.
Страшно, не когда паяльник вдули в жопу,
А когда при том его включают в сеть наобум.
Не стонется тебе и громко не кричится,
Когда представишь счёт за электричество!
Мне врач сказал, что спорт добавит лет.
Я тут же принял к исполнению совет.
Отжался от дивана трижды, б***ь.
Себя почувствовал на восемьдесят пять.
***
Как врут, что спорт приносит людям пользу!
От этой лжи трясусь я мелко, и не верю, и зверею.
Да если б это было всё в натуре дело, а не воздух
Тогда на каждом турнике крутилось бы по два еврея.
- Не расслабляйся ты и крепко слухай:
На пляж твой Изя ходит с молодухой!
- Ему за сорок. Ты зазря его не торкай,
Ему ходить туда с лопаткой и ведёрком?
Гвалт и переполох учинил мотылёк,
Живущий один только летний денёк.
Он взял ипотеку, напился в дрова
И гусениц всех перетрахал сперва
И много чего учинить ещё смог.
Отвесил люлей скорпиону…И сдох.
…А правильный вывод не так уж далёк
Не жди пенсиона, будь как мотылёк!
Гаврилу мучила гангрена.
Боялся, вдруг дойдет до хрена?
И чтоб держать все под контролем,
Про поликлинику он вспомнил.
В регистратуре был аншлаг,
Висит над ней такой плакат:
Что время лечит, вот и стойте,
Возможно, вылечится кто-то.
Взять номерок? - не тут-то было!
А вы прошли флюрографию?
Вот наконец дверь кабинета.
Невропатолог Паркинсон
Сказал, что аномалий нету.
Бег, воздух и здоровый сон.
Гаврила послан к окулисту,
Оттуда прямиком к дантисту.
Потом был врач психоневролог,
На всякий случай - гинеколог.
Затем пошел он к терапевту.
Его Альцгеймер было звать.
Писал бумаги километры,
Просил его не отвлекать.
Врачи все что-то написали,
И на анализы послали.
Сдать всю мочу и кал велели
И кровь - из пальца и из вены.
Все перепутал бедолага -
В пробирку он с трудом накакал,
Как в банке кровь смешал с мочой,
О том уж просто промолчу.
Анализ принял Вассерман,
Сказал Гавриле - ты болван.
Хоть сифилиса нет в помине,
Анализ чтобы повторили.
Табличка на двери-уролог,
А оказалось - гинеколог.
Гаврила злится, не поймет,
Над ним что очередь так ржет?
Гаврила понял, что все глухо,
И стал искать врача глаз-ухо .
От этого регистратура
Надолго тупо встала в ступор.
Врачи диагноза не знают,
Гаврилою в футбол играют.
Надежды нет, ну прям хоть плач-
Гаврилу ждет последний врач.
И завотделом Анакойхер
Сказал - тот врач зрит прямо в корень,
Не нужен никакой анализ,
Он ставит сразу всем диагноз.
Вот и отправился Гаврила
К тому врачу что было силы.
Но поздно он попал к нему-
К патологоанатому.
Заходит в церковь благий старец, в седине,
И просит с батюшкой побыть наедине.
- Почто решились в Божий храм наведаться?
Небось-кабысь настало время исповедаться?
- Я заглянул к вам смело в гости по пути,
Но коль хотите, можно исповедь пройти.
Прожил на свете 80 лет
И 30 лет сблюдал безбрачия обет,
С тех пор как Циля умерла, моя жена,
Не получалось с разным сексом ни хрена.
Бог справедлив - послал «Циалиса» таблетку -
И ночку напролёт я трахал профурсетку.
- И это всё? – спросил священник мрачно.
Зачем несёте в храме эту чушь собачью?
Про это зелье греховодников «Циалис» …
Когда последний раз исповедались?
- Хоть и пришли мои преклонные года,
Не испОведался нигде, и никому, и никогда.
Священник: - Такое в толк нельзя принять, ей-ей.
- А чё тут надо принимать, коль я – еврей?
- Так **** ж в церковь, да ещё с такою майсою?
- Да счастлив я! Везде хожу и всюду хвастаю
Сел как-то беженец с востока
в такси в столице.
Играла музыка в «Чероки».
Араб стал злиться.
Сказал таксисту без намёка:
«Умок твой узок.
Тогда во времена пророка
не знали музык.
Висеть тебе, таксист, на рее
с крюком на гландах.
Так что…
музон глуши скорее
и жди команду!»
Таксист сказал арабу в ока,
открыв дверь шире:
«Тогда во времена пророка
такси где были?
От ремешка получишь бляхой
ты, чудо-юдо!
Так что…
иди отсюда на х@й
и жди верблюда!»
- Не думайте за мой почтенный возраст,
И не считайте, сколько прожил лет.
На самом деле для меня всё просто,
Поскольку я романтик и поэт.
Не надо мне на телефоне виснуть,
Рулады петь как курский соловей...
Да мне достаточно лишь свистнуть -
Любая женщина становится моей.
- Так это правда? Вон шикарная фемина!
Докажь, что свист твой не дешёвые понты,
Не пропусти ты эту прелесть себя мимо
И покажи во всю, на что способен ты.
- Увы, призыв такой будь щас неровен,
Не след толкать меня к сплетению тел.
Я знаю хорошо, на что способен,
Но в этом месяце я раз уже свистел.
Обнявшись, тихо спим с женою.
Лишь храп идёт от сонных рыл.
Вдруг в дверь звонок и стук ногою.
Я дверь, зевая, приоткрыл.
Гостей видал я в кои веки.
А тут пацан, брелком звеня,
заныл:
«Мужик!
Будь человеком!
Ну, помоги!
Толкни меня!»
Я сонно тело скособоча,
кричу:
«Глаза свои протри!
Ты охренел, пацан?!
Час ночи!!
Ты на часы-то посмотри!»
Тут вышла жёнка Вероника.
Трындит, прижав кота к груди:
«Пойди пацанчика толкни-ка.
Не переломишься, поди.
Подразгони слегка дремоту.
Помочь обязан каждый тут.
Сегодня ты толкнёшь кого-то,
а завтра, может, нас толкнут»…
Толкнуть, коль надо – это свято.
Безлюден двор в поре ночной…
Да что же это за херня-то! –
машины ж нету ни одной.
Я подошёл к парнишке ближе,
и тут «сразил» меня пострел:
«Ну, чё стоишь, мужик!
Толкни же!» и…
на качели тихо сел…