в облаках как горящая вата
птахи ужоса в семь этажов
вон летит чикатила крылатый
перелистывать думки ножом
вон летит наша доля дурная
впопыхи из обугленных гнезд
в душеядную высь забираясь
выплывая в сквозной купорос
перепонки воздушные тромбы
ночь гремит проводницким ключом
прозерпиной сквозь вечную копоть
проливая свинцовый зрачок
персефона
эскадрильи горящих прокладок
запрещают опальный боржом
из-за туч серафимыч крылатый
кроет сАнсару в семь этажов
а по н*** закатные пятна
будто в омут элитных мадер
погружён впопыхах наш всеядный
и прожжённый насквозь постмодерн
перепутав горящие трубы
персефона сквозь вечный оскал
при попытке насвистывать румбу
проливает сердючкин вокал
"Плоть камня в тень тенёт воткал смешливый день.
Грань выдалась вперёд, в синичковую звень.
Гранит в дремоте: «Эх, искриться б я не прочь...»
..Гладь глыбову в мех мха укутывает ночь." (Светлана Дерепащук. "Как поцелуйна суть... " )
* * *
На солнце, при луне –
Искрящийся гранит…
Он память обо мне
Лелеет и хранит.
На глади глыбы сна,
Во веки всех веков,
Лежу, погружена
Во мхи моих мехов.
Свисает на уступ
Небрежная рука
И лёгкой ножки ступь
Изгибиста слегка.
Но не могу уснуть,
Коль рядом никого…
Как поцелуйна суть
Лежанья моего!
Который год хочу,
Чтоб струй не отводя,
Стекали по плечу
Лобзания дождя.
Но как его понять?
Прошёл – и был таков!
И вновь вокруг меня
Топтанье мотыльков,
Что ловят свой момент,
Секундной славы суть –
На тёплый постамент
Синичково вспорхнуть!
Осень пропела: «Ты будешь моей всё равно.
Этот роман неизбежен и он уже близко.
Колкой прохладой вот-вот постучусь я в окно
и поклонюсь тебе в ноги букетами листьев…»
Небо, подслушав, посыпалось каплями слёз,
этих напевов итог наблюдая так часто,
как призывные невесты из блёклых волос
тихо плетут показное подобие счастья.
Мне б оторвать по кусочку от летних красот,
спрятать за пазуху так, чтоб нигде не торчало,
этой же ночью сбежать бы...
Оксана Шипицына. «Осенний мотив» Жми сюда
Вот уже близок осенний сезон призывной.
Вроде бы, что мне с того, ведь не юноша я-то.
Но, постучавшись прохладою колкой в окно,
Осень пропела, цитирую: «Будешь моя ты!»
Дескать, слезами не капли, суши сухари,
Корпии вон нащипли из поблёкшей холстины...
Так и опешила я и, окно затворив,
Плотно задёрнула (чтобы ни щёлки!) гардины.
Господи, что это? Да за какие грешки?
Вроде бы скромно вела себя нынешним летом.
Разве что пляжилась топлес порой у реки —
Так и являть ведь особенно нечего мне-то...
Вдруг осенило: так вот где зарыт был щенок!
Перекуём же мечи, так сказать, на орала!
Мигом скатала холстину в упругий комок —
Да и за пазуху, чтоб хор-р-рошо выпирало!!!
Подражание Карамзину
на подражание Делилю
Жми сюда
О проституция! Ты мне милее всех
Иных забав и ветреных утех
Страсть нежных кротких душ, судьбою обделенных
Несчастных счастие и сладость огорченных
О проституция! Нежнейший перелив
От скорби и тоски к утехам наслаждения
Веселья нет еще, но нет уже мученья
Отчаяние прошло. Мне слёзы осушив
Ты радостно взглянуть на мир увы не смеешь
Боясь укоров злых, печальный вид имеешь
Бежишь, скрываешься от глупости людей
И сумерки тебе милее ясных дней
Природа мрачная твой нежный вид пленяет
И упрощает жизнь, а страсти усмиряет
Прочитав шуточные стешки паета Стихомана
/Жми сюда
Люблю я городской трамвай,
В трамвае хоть совсем не рай.
Но получаешь в нем заряд
На несколько часов подряд.
В трамвай влезая, у дверей
Я приобрел себе друзей :(
Они сказали мне тихонько,
Что выпихнут меня легонько,
Для них в трамвае места мало,
И лишь меня тут не хватало
Меж ног зажала меня тетка.
Ну а потом ее икотка
Сопровождала весь мой путь.
Я вдруг уткнулся в чью-то грудь.
Та грудь вздымалась будто шар.
Я думал, что попал в пожар.
Потом девчёнка в миниюбке,
И в норковой (ну вроде) шубке
Мне взгромоздилась на колени.
Ее блестящие все тени
Остались на лице моем ….
И запылал я весь огнем.
Когда добрался до работы,
Не вспоминал уже икоты,
И лишь девчонку вспоминал,
Когда я тени вытирал.
Люблю я городской трамвай,
В трамвае хоть совсем не рай …
В нем можно ездить на работу,
Но лучше бы иметь «Тайоту»
(стиль и орфография аффтара сохранены)
Кирпич изложил свой вариант поездок в общественном транспорте:
Люблю я городской трамвай,
Он для моей работы – рай,
Кому-то бодрости заряд,
А мне клиент хоть час подряд:
В трамвае тесно у дверей,
Я не ищу себе друзей,
Себя веду тихонько очень,
Я тонким делом озабочен,
Когда к кому меня прижало,
Я не кричу, что места мало,
Стрельнула глазками кокетка,
А мне плевать, ищу барсетку,
Уткнулся в зад я толстой тётки,
Что исстрадалась от икотки,
Пока ей пялились на грудь,
Я к кошельку нащупал путь,
Потом девчонка в мини юбке,
Ко мне прижалась своей шубкой,
Её блестящий макияж
Лишь подогрел мне мой кураж,
Легонько срезал я браслет,
Барыге сдам, а мне обед,
Мелькнули девушки колени,
Она сошла, остались тени,
Толстуху мучила икота,
А мне пора кончать работу,
Запел трамвайчик, дзынкнул звонко…
И я сошёл вслед за девчонкой!
Люблю я городской трамвай,
Он для моей работы – рай,
На днесь закончил я работу,
Тут рядом ждёт меня "Тойота"!
"Я, едва закончив школу, полюбила паренька.
Он был то ли гинеколог, то ль шофёр грузовика".
Алексей Березин
Я, ещё не кончив школу, полюбила паренька,
Ночью был он гинеколог, днём шофёр грузовика.
Нет, он не был педофилом, он нормальный был как раз,
Это просто я ходила по два года в каждый класс.
*** (Тошнит от Шнитке. Скушнер надоел...)
(Жумагулов)
Тошнит от Шнитке. Скушнер надоел.
Дореял Рейн до середины тезки,
сойдя на нет, пока я наторел
и скидывал небродские обноски.
Двудушничаю, чая одолеть
полков словесных армию, покуда
пустует мандельштамовская клеть,
и жизнь мерзка, как летняя простуда.
Меж светом с тенью горестно сную
(ни там, ни тут - со счастием не густо)
и правде в матку что-то там сую,
поскольку правда - злейший друг искусства.
Борец с умом, я сердцу - лучший враг,
хоть и оно происходящим сыто,
пока не смерть, как высшее из благ,
и точная цитата из Тацита.
Пародия:
Мне скушнер бес, а Бродский далеко,
Рейнвейн прокис, москвиты очерствели,
кто утром выпьет с пулей молоко,
кто Пушкина заменит на дуэли?
Александр Кабанов
Тошнит, когда, как лучшему врагу,
бурчат Кабанов, Быков и Коровин,
мол, издаю какой-то жумный гул,
пытаясь стать с предшественником вровень.
И я себя, двудушного, тащу
с натугой, как Корней гиппопотама,
из топи зыбких чаяний и чувств,
зарАжен цепким штаммом Мандельштама.
С умом привык я злостно не дружить,
снуя повсюду тенью цеппелина,
пока не смерть, а жизни миражи
и Плиния стиль, сплин и дисциплина.
Хочу попасть в счастливую струю
и правду написать о Казахстане.
(До матки я пока не достаю,
но скоро увеличу - и достану.)
Я сегодня в угарном умате...
До краёв свой наполнил стакан,
С аппетитом вскрыл кильку в томате,
Но и здесь обнаружил обман! (Владимир Зайченко, наш человек)
Эти гады, козлы, живоглоты
Посчитали, шо я идиот
Вместо кильки подсунули шпроты
Просто так это им не пройдет!
Шелест штор
Шумный штопор.
Шило шумит.
Шиншилла шуршит.
***
Шура шустро шла.
В шелковом шарфе.
Шлейф Шура несла.
На шатком шесте. (c) Ю. Петрова
******
Под шелест штор
Я шумный штопор
В шампанском шилом
Заглублю!
Я на шесте,
В шиншилле,
Гóла!
Стихи Петровой
Я люблю!
«Накрыли чувства нас лавиной,
я был счастливейшим глупцом.
Меня вторая половина,
вела знакомиться с отцом».
Дрюха
Не жизнь, ребята, а малина,
Пусть не по-русски, но фигня,
Теперь вторая половина,
Вдруг появилась у меня.
А первая…нет, не уходит,
Молчала, правда, пару дней,
А вот сегодня вдруг о моде,
Сама заговорила с ней.
А что, жилплощадь позволяет,
И мне не в тягость, я не жмот,
Ведь если та не возражает,
Пусть эта тоже здесь живёт.
Смотрю, пожрать готовят вместе,
И в магазин – совсем друзья,
Становится всё интересней,
Что у меня тут за семья.
И вот сейчас две половины,
Перед моим снуют лицом,
Я стал счастливейшим кретином,
А был счастливейшим глупцом.
Но я их строю, я лютую,
Когда у них вдруг «eyes to eyes».
Кричу: «На первую-вторую
А ну-ка мигом рассчитайсь!
Ещё хоть слово, и стихами,
Моими, вечер весь займём!»
Они как это слышат – сами,
По комнатам своим, бегом.
P.S.
Жить можно, если б не рутина,
Которая как в глаз бельмо.
Вчера к отцу, вот, где картина,
Меня, вторая половина,
Тащила, как быка в ярмо.
Стихи что брошенные дети,
Гуляют сами по себе
По дому, записям, по ветру,
Страницам, чаще на заре.
Ну что же вам не спится, дети,
Откуда бодрость в поздний час?
Почём вы днём не дома были,
Где так скитала рифма вас?
......
Что ж рада вам и ночи позже,
Пока растёте вы любя,
Пускай гуляете так поздно,
Я не ругаюсь, вы ж дитя.
Дитя небесного чертога,
Его посланник между строк,
Растёте, крепнет ваша форма,
ЧествУю каждый ваш росток.
Слежу меняетесь с прогулки,
Свежее ясней строчки, слог,
Звучат и ярче ваши струны,
Что так прекрасно пишет Бог.
Он вас встречает у порога,
Сажает у камина в ряд,
А вы шумите, ворошитесь,
Сбивая в рифму всё подряд.
......
А что поэт, такой же сирот,
Такой же мученик ночи,
Ему не жалко глаз и перьев,
Ему тепло и от свечи.
Он рад и вам и вашим играм,
Он как читатель глух и нем,
Он горд игру его продолжить,
Ему сотворчество не плен.
Мария Ермак,
«О небо, только не молчи»
Мне Бог мои стихи диктует,
Он для меня стараться рад.
Ему я очень благодарна,
Сбивая в рифму всё подряд.
О том, о сём и вновь об этом.
Мои стихи... Они – дитя.
Как и оно, они свободны,
Куда-то пО ветру летя.
Ещё – по записям своим же,
Ну, и т.д., ну, и т.п.
Дитя, летайте, подрастайте:
Важнее – небо, чем СП.
Скажите, рифма где скитала
И где она бродила вас?
Почём вы не были сегодня?
Наверно, лезли на Парнас?
Гляжу, румяны и довольны –
Наверно, всё же взобрались.
И снова Бог мне строчки шепчет,
И вновь меня уносит ввысь.
Мои стихи меня пленяют,
И я торжЕствую за них!
Всё Ясней и отчеливЕе
Звучит мой каждый новый стих.
Поэт – такой же сиротинуш,
Такой же бедный человек.
Макает перья он в чернила,
Забыв про двадцать первый век.
Он трёт свои глаза при свечке,
Кремень и трут употребив.
И, как огонь, душа пылает,
Дотла сжигая примитив.
Поэт, когда стихи напишет,
Ему, поэту, всё равно.
Глухонемой его читатель
С ним в этом деле заодно.
Бываю с Богом я на связи,
ПонЯв: в поэзии – мой шанс
Себя излить по белу свету.
Когда же следущий сеанс?
Небес велИка безупречность,
как пазл в частицах из снежин.
Быть может, так белеет вечность,
Когда останешься один?
Один с природой на дуэли,
один среди страны снегов.
Душа жива в замерзшем теле,
ведь нету у души врагов...
И никакое тяготенье
не может помешать душе,
услышать ангельское пенье,
устроить ангельский фуршет.
______
Пародия называется "Дуэль с фуршетом"
Люблю я ангельское пенье:
Ведь там, где пенье – там фуршет.
И никакое тяготенье
Не сможет помешать душе
Жить без врагов в замерзшем теле
Как пазл в частицах из снежин,
Сойдясь с природой на дуэли
Один, представьте, на один!
Пусть капают на нос дождины,
Летят песчины в глаз и в рот...
НелЁгко мне. Но я – мужчина
(Кто видел разницу- поймет)
Пусть невелИка безупречность
Моих стихов и тут, и там,
Но в них - фуршет, а значит – вечность!
(Для наших пародисток-дам)