ХОХМОДРОМ- смешные стихи, прикольные поздравления, веселые песни, шуточные сценарии- портал авторского юмора
ХОХМОДРОМ - портал авторского юмора
ХОХМОДРОМ

Смешные истории: самое лучшее: стр. 49

ХОХМОДРОМ
СПРЯТАТЬ ТЕКСТЫ
НАЙДЁТСЯ ВСЁ >>>
НАШИ АВТОРЫ
ОБСУЖДЕНИЕ
Удачные произведения
Удачные отзывы
Добавить произведение
Правила сайта
РИФМОСКОП
Присоединяйся! Присоединяйся!
Смешные истории: самое лучшее: Стр. 49   Оцен.   Раздел   Дата   Рец.   Посет. 
 

Виктор Доцентко выводит Бешеного ...

(Олаф Сукинсон) 		  20  Смешные истории  2007-02-09  1  1055
Кто только не пытался уничтожить "Тридцатого". Но беда пришла, откуда не
ждали. С Бешеным разобралась краснопресненская муниципальная
поликлиника N 17. Случилось страшное. Когда он проходил плановый
медосмотр для отправки на задание в Ханты-Мансийск, врач Терапевдт
предложил Савелию Говоркову поставить ему то ли манту, то ли перке. Мы
сами путаемся, так как автор книжного сериала про Бешеного тоже не
очень подкован в медицине и все время ошибается в мантах и перкях.

Вы, наверное, не поняли, о чем здесь идет речь? А речь давно уже идет о
новой книге Виктора Доцентко "Прививка для Бешеного", выпушенной
питерским издательством "Александрийский столбп" в 2007 году. Прививка
эта оказывается роковой. Ни пуля, ни граната, ни нож, ни обрезок трубы
диаметром 600 не могли сломить бескомпромиссного бойца с мафией и
минфином. Но какая-то ни то бацилла, ни то вирус, проникший в могучий
организм Бешеного в результате ни то манту, ни то перке, вычеркивает
Говоркова из списка должников по квартплате ЖЭУ-315 Юго-Западного округа Москвы.

Халатные лепилы в давно не стиранных белых халатах забывают тщательно
промыть под краном одноразовый шприц перед очередным употреблением. В
результате чего "Тридцатый" подцепляет лихорадку Эбола, от которой все
его внутренности превращаются за сутки в ливерный фарш. Но у него еще
есть 24 часа. И Савелий проводит их с пользой для жизни, стараясь найти
тех негодяев, которые завезли тропическую болезнь в умеренные широты.

В конце концов и под конец своего бренного существования нафаршированный
самим собой Бешеный в бешенстве врывается в притон бурундийского мафиози Червончика. Это он, это он, африканский почтальон вкупе с нашими
местными подонками занят завозом нелегальных негритянок в поп- и
секс-индустрии столицы нашей Родины. Черные девочки и становятся
рассадниками разных зараз, от которых не спасает ни манту, ни даже
перке, а наоборот. Умирающий Говорков, истратив последние патроны на телохранителей Червончика, заражает Эболой самого босса, метко плюнув ему в лицо остатками собственной гортани. Вот на такой немного трагикомической ноте Доцентко и прощается со своим любимым героем. Простимся с ним и мы.
 

Крестовый поход

(Олаф Сукинсон) 		  20    2006-06-09  11  2093
Жил-был в одном городке Иван Петрович Шкаликов,
работал мастером производственного обучения в ПТУ и
регулярно выпивал по субботам, ну и по праздникам тоже. В
общем, был Иван Петрович нормальным мужиком: имел семью,
изредка приворовывал, кое-чем приторговывал, ездил на старом
"Москвиче", а летом выращивал огурцы на шести сотках.
   Так бы и вышел на пенсию нормальным, как не взбреди ему в
голову пойти в поход.
   В принципе, ну сходил бы он в свой поход, ну вернулся бы,
и живи себе дальше по-простому. Так нет же, вздумалось ему с
собой жену потащить. Впрочем, можно бы и после похода с
женой путевым человеком остаться. Но Ивану Петровичу-то
захотелось с группой туристов пойти. "Ну и что?"- спросит
какой-нибудь турист. Так ведь мастер Шкаликов в горы пошел.
Хотя, в горах тоже люди живут. Зато вы не знаете главного!
   Как пришел Иван Петрович из похода, так достал с полки
толстую тетрадку, нашел ручку и засел на месяц за писанину,
вот и пропал человек.
   Дело было летом, мастера ПТУ летом отдыхают 24 дня, а
потом сидят на работе и скучают, ведь ученики еще с каникул
не вернулись. Так вот, Иван Петрович даже на работу со своей
тетрадкой приходил и писал нечто, названное романом. Ну а
дома-то он вовсе из писанины не вылазил. Таким образом за
десять дней он всю тетрадку исписал, за другие десять -
вторую, за третьи - третью.
   Получился "роман в трех частях". О чем? Да про поход же.
Сильно уж понравилось мастеру Шкаликову в горах. "Красоты
неописуемой живописная местность. Тишина уши режет.
Зеленеющая округа и скалистые обрывы в цветочках и лишаях. А
вокруг - ни души, одни только бараны и бабочки...,"- так он
и написал в своем романе.
   Сперва Иван Петрович захотел начать свое произведение
так: "Жил-был в одном городке Иван Петрович
Шкаликов...". Однако, подумав, он так сказал сам себе:
   - А чего это я про меня "он" писать стану? Нет уж, лучше
сам "я" подпишусь!- и решил таким образом вместо "от
третьего лица" вести рассказ от "первого".
   А сам роман начался такими словами: "Вот я, значит, и в
дороге...".
   Жена Ивана Петровича сперва подумала, что муж жалобу
строчит. Но что-то уж жалоба велика оказалась. Тогда мадам
Шкаликова стала подозревать, уж не завел ли ее Ванька чего
на стороне. Заглянула она как-то ночью в тетрадку мужа и
успокоилась.
   - Хоть пить перестал. А то, что с ума сошел, так может и
к лучшему. Лишь бы выборов новых не было.
   Про выборы это она так подумала. Раньше все "лишь бы не
было войны" думала. Потом "лишь бы талоны не потерять". А
вот теперь одни выборы на ум приходят. Столько гадостей от
них, хоть войну заказывай.
   Дети тоже папу узнать не могут. Если прежде, когда
трезвым приходил, его от телевизора оторвать нельзя было, то
теперь ни новостей, ни футбола, ни даже прогноза погоды не
смотрит. Все пишет, пишет. Старший сын, что в 11 класс
ходил, однажды отца беллетристом назвал. А когда по уху от
Ивана Петровича за это схлопотал, то обиженно ответил:
   - А чего я такого сказал? Беллетрист - это писатель
такой, по толстым книгам специализируется, как Толстой или
Дюма там, или кто еще другой.
   Младший никак отца обзывать не стал. Во-первых, учился он
только в шестом. Во-вторых, его не вдохновлял пример брата.
А в третьих, младший еще плохо разбирался в длинных
иностранных словах, предпочитая вместо этой зауми кондовый
уличный жаргон. Вот и сказал парнишка папе:
   - Ну-у, ваще, блин!- что на его языке могло означать
буквально все и даже больше того.
   Товарищам по работе подобная странность Ивана Петровича
также не понравилась. Странности могут быть у многих,
пожалуйста. Но только в обычно установленных рамках. Вот
если ты напиваешься и начинаешь рассказывать "как воевал в
Конго и этих гадов из пулеметов молотил через одного по
очереди". Или когда таким же образом напиваешься, но "этих
гадов" ищешь на месте и прямо здесь им в глаз. Или во время
этой же пьянки плачешься в жилетку, а точнее в мундир
первому попавшемуся милиционеру о том, что "эти гады" тебя
отмолотили и прямо в глаз и прямо здесь. Нормальные
человеческие слабости. Но чтобы писать!
   - Это Петрович через край хватил.
   - Да, какой человек пропал.
   - Ну, вздрогнули!
   - За его здоровье!
   - Хэ-х, продрала.
   - А вот Петрович у нас завсегда разливал... .

      * * *

   Все на свете заканчивается в свое время, вот и роман
Ивана Петровича подошел к концу. Иван Петрович так и написал
в конце большими печатными буквами "КОНЕЦ". Потом закрыл
тетрадь, положил на нее ручку, сделал глубокий вздох и
закрыл глаза.
   Приятно почувствовать себя человеком, совершившим великий
поступок. Ну если и не великий, зато такой, от которого у
всех окружающих челюсти так и отвиснут.
   - И еще потомки узнают, кто такой Иван Шкаликов!
   Иван Петрович представил себе потомка, этакого оболтуса
из будущего: вот сидит он, потомок, и читает по наказу
педсовета полное собрание сочинений классика мировой
художественной литературы Шкаликова И.П., сидит и плачет,
стыдно потомку за свое дрянное поведение перед великим
предком. Что еще надо в этой жизни простому мастеру
производственного обучения? Только такие минуты мысленного
триумфа.
   Иван Петрович еще раз вздохнул, открыл глаза, сложил все
три части романа вместе и взвесил на руке.
   - Ну, это, допустим, не "Война и мир", и даже не "Три
мушкетера". Но тоже весомое произведение,- сказал он сам
себе и решил перечитать свой первый "труд".
   Однако, открыв первую страницу, мастер Шкаликов не
обнаружил там главного: названия всего романа.
   - Как я мог забыть? Без названия нельзя. Без названия
ничто существовать не может. Каждая вещь должна быть
проименована. Тем более, что у такой великой вещи имя должно
быть столь же великим, как и само содержание.
   Иван Петрович уставился в потолок и начал сочинять
название. Но почему-то в голову лезла одна ерунда. Он встал
и забегал по комнате. Это тоже не помогло. Тогда Иван
Петрович пошел на кухню, открыл холодильник, достал колбасы,
пару сырых яиц, потом отрезал ломоть хлеба и стал все это
есть. Тщательно пережевывая пищу и запивая ее молоком,
мастер Шкаликов призывал в свой мыслительный центр идею,
достойную будущего классика. Впрочем, кроме разной ерунды в
голову все равно ничего путного не шло.
   - Хождение по тропам? Нет, пошло. Дама с палаткой? Тоже
не то. Герой нашего племени туристов? Здорово! Нет, длинно.
Тогда так? Или так? Ну нет уж. Повесть о настоящем человеке!
Во! А, черт, у меня же роман, а не повесть. Как же его
обозвать? В июле 2005-го? Во глубине таежной глубинки? Книга о
разведчиках земли Российской? Где-то я уже это слышал.
Последний из проходимцев? Почему последний? Ведь и после
меня там проходить будут. Название, в нем вся соль. Соль?
Нет. Соть? Кровь и пот? Дядя Ваня Шкаликов? Как-то не
скромно. Озеро горных духов? Мы же стояли на озере. Я даже
про это целую главу сделал: "Озеро струится бризом". Хорошее
название про горных духов, что-то от Гоголя есть, я его
потом использую. Но как теперь быть? Хождение за три моря?
Или на три буквы?..
   Вариантам названия не было конца, но все они чем-то не
нравились автору. Он ушел с кухни и обратился к жене:
   - Мать, скажи, как бы ты назвала самое светлое и
радостное в твоей жизни?
   - Новая норковая шапка.
   - Тьфу!
   Иван Петрович обратился с тем же вопросом к детям.
Старший ничего не сказал, но покраснел и подумал:
   - Женя Афанасьева из десятого "В".
   А младший не стал краснеть и спросил у отца прямо:
   - Пап, мне можно до 11 гулять?
   - Нет.
   - Но ведь лето же.
   - Сиди и читай, готовься к учебе, двоечник.
   - А что читать? Мне учебники еще не выдали.
   - Вальтера Скотта читай, историю. Про это, про как его,
про крестовый поход...
   Тут Иван Петрович ударил себя в лоб, хлопнул сына по
плечу, вскричав:
- Вот оно!
   И поспешил к своей рукописи.
   - Крестовый поход! Ну как же. В этом есть что-то от
Серафимовича. Тот же изнуряющий ход действий, та же драма
фабулы произведения, те же титанические персонажи и
эпические эпизоды речи. Крестовый поход - Железный поток!
Это пафосно!
   Он думал так, или примерно так, ведь у него же не было
специальной литературоведческой подготовки, чтобы размышлять
над подобным по всем правилам. Впрочем, как бы он там не
думал, а главное было сделано, название найдено.
   Иван Петрович аккуратно вывел "Крестовый поход" на первой
странице своей трехтетрадной рукописи, подчеркнул два раза,
полюбовался на эту надпись, а потом решил выделить ее
пожирнее и обвел в рамочку. После этого автор хлопнул в
ладоши и прорычал:
   - Хорошо!- Он именно рычал это слово, когда ему что-либо
удавалось.

      * * *

   На следующее утро Иван Петрович собрался прямиком в
издательство. Правда, он не решил еще в какое именно. Мастер
Шкаликов просто взял телефонный справочник своего города,
нашел там главу "издательства", открыл справочник на
странице 275, где помещалась эта глава, и стал выписывать на
листочек адреса.
   Для себя Иван Петрович решил, что издавать его будут в
мягком переплете. Он очень любил такие книжки: с бумажной
разноцветной обложкой. Ведь именно в таком переплете
печатали самые интересные, на взгляд мастера Шкаликова,
вещицы. Иван Петрович всегда считал, что чем скучнее
обложка, тем хуже содержание книги.
   Издательств в городе было не так много, не считая
газетного, всего три: книжное, полиграфическое и свободное
издательство "Полдник". Ивану Петровичу захотелось в
"Полдник", ведь там же недавно напечатали полное собрание
сочинений Артура Конан Дойля. Но было как-то стеснительно
идти сразу в такое серьезное заведение, и автор "Крестового
похода" выбрал самое безобидное, как он думал, книжное,
которое разных там достоевских печатает.
   Иван Петрович взял тетрадки, положил их в спортивную
сумку и отправился покорять литературный Олимп.
   В книжном издательстве, которое занимало небольшой уголок
в здании, где размещались еще какой-то суд, некий техникум и
одно строительное управление, Ивана Петровича встретили с
непонятной настороженностью.
   - Добрый день,- поздоровался он с сидевшими в одном из
кабинетов женщинами. - Где тут романы сдают?
   Женщины переглянулись, одна из них улыбнулась и ответила:
   - Это, вообще-то, бухгалтерия. А редактор в другом кабинете.
   В кабинете редактора начинающий литератор снова
поздоровался, но, сильно разволновавшись, стал запинаться на
каждом слове:
   - Я - Шкаликов, моя фамилия. Иван Петрович зовут. Я
мастер производственного обучения. Только что вернулся с
гор. В походе был то есть. Там такая красотища, что аж дух
захватывает. Вы представить себе не можете, что там за
природа! Какая экология богатая. Нам с женой так
понравилось, так понравилось...
   Редактор кашлянул, чтобы отвлечь посетителя на мгновение
и самому вклиниться в разговор:
   - Здравствуйте, товарищ. Чем могу быть полезен?
   - А, да! В общем-то, дело такое, что я это, как же, ну
так сказать, получилось такое, что мне...
   - Вы не волнуйтесь.
   - Ху-х,- выдохнул Иван Петрович.- Я роман написал. Вот!
   - Очень интересно. Он где-то уже опубликован?
   - Нет, зачем, я же его только что написал. Зачем его
где-то публиковать? Пусть в родном городе книжка выйдет.
   Редактор пристально посмотрел на посетителя.
   - Видите ли в чем дело, уважаемый...,- редактор запнулся,
как бы подыскивая нужные слова, но тут зазвонил телефон.
   - Простите,- сказал хозяин кабинета и снял трубку.
   Пока редактор о чем-то долго разговаривал по телефону,
Иван Петрович от нечего делать рассматривал стол редактора.
Точнее не сам стол, а то, что на нем лежало.
   Когда ожидаешь в приемной высокопоставленного лица или
ждешь свою очередь в парикмахерской, или на прием к врачу,
либо вот так же в незнакомом кабинете сидишь перед занятым
не тобой человеком, когда нечего прочесть, не о чем
вспомнить и нельзя даже насвистывать и петь, остается только
одно: тупо за чем-нибудь наблюдать или отрешенно что-то
разглядывать.
   Предметом ваших наблюдений может стать узор на обоях,
пятна на полу, ползающая по потолку муха, вычурная люстра.
Таким же образом можно привлечь свое внимание к окружающим
субъектам, если таковые имеются. Правда, это не совсем
вежливо, тогда придется разглядывать собственные руки,
проверять состояние ногтей или сравнивать папилярные узоры
левого мизинца с правым указательным. Еще более
занимательным окажется какой-нибудь документ, который вы
достанете из своего кармана. Впрочем, лучше достать купюру,
на которой изображено так много всего интересного, что она
сможет занять ваше внимание минут на десять.
   Но нет ничего лучше чужого стола! По столу можно многое
сказать о его хозяине. Неряха он или наоборот, занудный
аккуратист. Принимает ли он пищу за столом; то есть нет ли
на столе крошек, жирных пятен, мокрого следа от донышка
стакана. А где сам стакан? Ведь он несет на себе информацию
о том, что именно пьет его хозяин: чай или кофе. Не прилипла
ли на стенке стакана чаинка, а может быть весь кабинет
пропах кофейным запахом. Хотя, хозяин может пить и что-либо
другое.
   А какой телефон стоит на столе? Новенький с кнопочками
или еще допотопный с диском. Почему здесь всего один
телефон? Или два? А что это под стеклом, которое лежит на
поверхности стола? Ну-ка, ну-ка. Плохо видно, все верх
ногами. Ага! Календарь с машиной или с девицей. Понятно.
Впрочем, ничего не понятно, зато есть чем занять скучающего
себя. Девица на календаре почти раздетая, в одних сережках.
А если на календаре нет девицы, то это тоже весьма
интересно. Почему же это ее нет? Что бы там не было
изображено, все равно найдется повод пораскинуть от безделья
мозгами, пока человек, которого ждешь, обратит на тебя
внимание. Естественно, все это полная чушь, но что делать...
   А, вот он обратил на тебя внимание наконец-то. Но ты
все-таки успеваешь прочесть на одной из папок, что навалены
на стол как попало, какое-нибудь "АВС N 2318". Что бы это
значило? Впрочем, ну его, к тебе уже обращаются с
вопросом...
   - Так, на чем мы остановились?
   - Я вот роман принес,- Иван Петрович полез в свою сумку
за тетрадками.
   - Ах, роман, да-да. Но вы понимаете, что надо бы
рекомендацию от какого-нибудь писателя, журнала. Мы так не
можем, вот просто взять и сделать книгу. Потом, вы должны
понять: экономическая ситуация сложная, наше издательство
вынуждено как-то выжить в этом хаосе. Вы сами видите, что
нам приходится печатать!
   Редактора, видимо, задело за живое собственное упоминание
о "сложной экономической ситуации". Он немного разошелся,
слегка повысил голос. Зачем-то достал из под стекла на столе
все тот же календарь с девицей и потряс им перед лицом Ивана
Петровича. Вблизи это оказался вовсе и не календарь, а
супер-обложка какой-то ахинеи какого-то Френка Гарбейча или
Пата Рэмнентса. В этой ахинее, конечно же, будут
присутствовать девицы, даже такие, в одних сережках, но
самое главное - это, как "...он вышел из НУЛЬ-пространства с
бластером наперевес и выстрелил в надвигающихся из-за
квантового отсека полугуманоидов с Беты Буцефала...".
Однако, там могло быть напечатано и нечто обратное: как
"...он сдвинул шляпу на глаза, поднял воротник, закурил
трубку и вдруг его осенила мысль. Он забыл улику у убитой на
антресолях, откуда доставал спрятанный в консервированной
спарже героин...".
   - Вот чем нам приходится заниматься!- сердито сказал
редактор, комкая руками супер-обложку.- Вот!- и скомканная
бумага, на которой только что красовалась бесстыдная
блондинка или брюнетка, нет разницы, полетела на пол.
   - Хорошо,- согласился Иван Петрович, чтобы не заводить
редактора дальше.- Вам нужны рекомендации? Я могу принести
характеристику с работы.
   - Нет же! Вы опять не поняли. Вначале все публикуются в
журналах, получают известность, имя, потом только... . Хотя,
если у вас есть деньги, то мы можем... . Впрочем...,- не
трудно было догадаться по виду Ивана Петровича, что денег он
не имеет. Редактор замолчал и как-то устало посмотрел на
посетителя.
   - Хорошо,- опять сказал мастер Шкаликов.- Вам нужна
оценка писателя? Давайте сюда вашего писателя.
   Редактор облегченно вздохнул и подумал:
   - Ну, слава Богу! Кому бы только тебя спихнуть? Ага! Вот
кому, ему голубчику. Мезознойскому! Он мне и так десятку
должен уже полгода. Пусть теперь повертится, как у черта на
кочерге.
   - Вот что, уважаемый. У нас есть как раз подходящий
писатель. То есть не подходящий...,- редактор запнулся,
соображая, как бы поприличнее представить писателя.- Это
очень известный в городе человек, он охотничьи рассказы
пишет, в молодости два года собкорром журнала "Школа
пионерского заката" работал. Вообще, человек он душевный,
любит начинающих, так сказать. Вот вам адрес, телефон его.
Хороший он человек, идите прямо к нему, не стесняйтесь.
   - Спасибо.
   - Да боже мой! Что за разговор? Идите к Мезознойскому.
Это такая глыба, такой человечище! Такой челове...,- в это
время Иван Петрович, сказав "до свидания", вышел из
кабинета, а редактор закончил свою фразу так:
   - Такой человечишка! Графоманишка! Пошлый и дутый
псевдолитератор. Склочник, кляузник, мерзавец и поц! Пьянь!
Червонец отдать не может, паразит. Господи, а этот тип?
Роман написал. Тьфу! Когда тут выжить не знаешь как. Это ж
надо, такую дрянь печатать приходится: "Сто способов засолки
сыроежки", "Кровавая попойка", "Детка, это дуло", "Смерть из
фритюрницы", "Восемьсот чудовищных япончиков", "Лежать,
дура, лежать, милая". Романисты, понимаешь, пикули запечные!
И охота им чернила лить? Мне самому, может быть, себя издать
не на что. А тут роман припер...
   Он еще долго вот так ворчал о бедах и тяготах
издательской деятельности. А Иван Петрович тем временем
торопился в гости к писателю.

      * * *

   Писатель жил, как и подобает известному литератору, в
центре, в старом доме, что выходил окнами на одну из главных
улиц города. Дом был настолько старым, что штукатурка,
которой он был облицован, держалась уже на честном слове и в
любой момент могла обвалиться, что, впрочем, она изредка и
делала. Штукатурку иногда подновляли, от этого здание
выглядело несколько аляповато: со свежими и не очень пятнами
ремонта. Зато в этом доме жило много замечательных, но
весьма пожилых, людей. Еще дом выгодно отличался высотой
потолков и площадью комнат.
   Поднявшись по широкой, но уж сильно обшарпанной лестнице
с истертыми множеством ног ступеньками, Иван Петрович
позвонил в дверь писательской квартиры.
   По такой двери тоже можно многое сказать или представить
о ее хозяине. Например, обита она дермантином или нет,
железная или хлипкая из ДСП. Здесь уже вырисовывается и
некий социальный статус, и эстетические наклонности, и
личные качества владельца. Впрочем, может, там за дверью нет
настоящего мужика, пусть даже мужика в юбке. А какой звонок
на двери? Простенький или с трелями на мотив "арии Хосе из
оперы Бизе". А какой номер? О, есть над чем поразмышлять
возле чужой двери, ожидая, когда откроют.
   Дверь в квартиру писателя Мезознойского не могла
похвастаться железом, но зато она была обита черным
дермантином. Правда, обивке, наверняка, стукнуло уже
четверть века; она была такой ветхой, что походила на
древний пергамент. Украшениями двери можно было считать
ручку из потускневшей чуть ли не до черноты латуни и номер
из того же металла, одна из цифр которого то ли
деформировалась, то ли покосилась. А звонок - простая
кнопка, он не звенел, трещал.
   - Кто? Кто? Кто?- послышалось за дверью.
   - Писатель Мезознойский здесь проживает?
   - Сейчас.
   Перед Иваном Петровичем предстал взлохмаченный бородатый
тип с лицом землистого цвета, одетый в футболку с надписью
"СПОРТ" и бледно-фиолетовое трико, обвисшее на коленях.
   - Я Мезознойский. Вам чего?
   - Меня из издательства послали.
   - Куда?
   - К вам.
   - А что они хотят печатать?
   - Меня.
   - А я то тут причем?
   - Они хотят, чтоб вы мне рекомендацию дали.
   - Хм, нужна она им. Слышь, мужик, ты заходи.
   Иван Петрович зашел. Он не обиделся, что его так долго
держали за порогом, что писатель обозвал его "слышь, мужик".
Мастер Шкаликов просто был под впечатлением того, что
писатель (!) может так затрапезно выглядеть и пахнуть
перегаром.
   - Вот что, э-э, мн?
   - Иван Петрович.
   - А я - Артур Роландович.
   - Очень приятно.
   - Так вот, молодой человек,- писатель почему-то назвал
сорокалетнего Ивана Петровича "молодым человеком".- Есть
предложение. Как?
   По многообещающему взгляду Артура Роландовича мастер
Шкаликов понял, какого рода это предложение.
   - Ну я не знаю, удобно ли.
   - Ай, все удобно, что удобоваримо. О! Мысль такая
какая-то не такая. Надо будет ее запомнить, потом использую
где-нибудь. Сейчас зарядим,- Артур Роландович подмигнул
Ивану Петровичу и щелкнул пальцем по горлу,- а там со всем и
разберемся.
   Что оставалось делать Ивану Петровичу? Во-первых, он и
так уже давно воздерживался из-за своего романа. А
во-вторых, он был просто польщен, что человек, именуемый
ПИСАТЕЛЕМ, имеет к нему "предложение".
   - Вот,- подумал мастер Шкаликов,- не успел еще толком
знаменитым стать, а уже какое высокое уважение
высказывается. Только-только заявил о себе, а писатели мне
уже и "здрасти".
   Сели они, значит, за литровую бутылку какой-то подозрительной водки. Наливал писатель. Выпили молча. Закусили
луком, больше ничего другого на столе не оказалось. Вторая
пошла чуть веселее. Налив ее, писатель сказал:
   - Вот так и живем. Ну?
   Опять выпили, закусили. За третьей Артур Роландович
протянул Ивану Петровичу руку:
   - Тура.
   - Ваня.
   - Ну, будем!
   Иван Петрович несколько раз порывался рассказать о своем
романе, но писатель его останавливал:
   - Тс-с, не надо, Ваня.
   Когда бутылка закончилась, мастер Шкаликов называл
писателя "Роландычем". Возник вопрос о новой бутылке, однако
Роландыч предложил другой вариант продолжения их посиделок:
   - Сейчас я тебе свою повесть прочту. Никому не читал. А
тебе прочту! Слушай же, внимай же, оценивай.
   - Же!- сказал ему мастер Шкаликов.
   Появилась пачка пожелтевших отпечатанных на пишущей
машинке листов. Мезознойский нацепил очки и заплетающимся
языком начал читать свои "нетленки".
   Гость писателя скромно позевывал, пьяно думал о том, что
вот он какой сам молодец, и даже не старался уловить смысл
произведения хозяина квартиры. Иногда Иван Петрович тупо
поглядывал на Артура Роландовича и кивал головой каждый раз,
когда писатель повышал при чтении интонацию.
   Мезознойский сильно увлекся и, повышая голос, стал
стучать кулаком по столу. Ивану Петровичу в один прекрасный
момент это надоело, он тоже стукнул кулаком по столу и
громко сказал:
   - Что ж, Р-роландыч, хор-рошая повесть.
   - Ты думаешь?- удивленно заморгал глазами Мезознойский.-
Может мне ее еще раз сносить в журнал?
   - Сноси.
   Они помолчали. Затем Иван Петрович поднялся и пошел к
выходу.
   - Ты куда, Ваня?
   - Домой. Завтра опять в издательство надо.
   - Ты бы остался.
   - Нет, скоро поди твоя придет. А я ругани не люблю.
   - Никто не придет, Ваня. Некому уже приходить. Один я
остался, совсем один. Брошен, покинут, оставлен.
   - Не, мне идти надо.
   - И ты, Брут,- вздохнул Мезознойский.
   - Сам ты Брут,- ответил Иван Петрович и вышел вон.

      * * *

   В двух других издательствах с Иваном Петровичем обошлись
приблизительно таким же образом. Только там не посылали к
писателям, а слали сразу в журналы. И в полиграфическом, и в
свободном "Полднике" кляли существующую экономическую
ситуацию, приватизацию, валютный коридор, правительство и
прочее. Сетовали также на дороговизну всего и вся и
потрясали перед Иваном Петровичем разного рода "шедеврами",
коими пробавлялись издательства, чтобы "выжить".
   Чего мастер Шкаликов только не увидел среди издательских
"развалов". Детективы и фантастика, женские и исторические
романы, советы огородникам и желающим похудеть, пособия по
обращению с автоматом Калашникова и по борьбе с насекомыми,
поваренные книги, откровенную порнуху и такие древние
анекдоты, что даже античными их было назвать трудно. Причем,
обложки всех без исключения книг, даже сборник стихов
Маршака и буклет для любителей спагетти украшали голые и
полуголые женщины.
   Иван Петрович понял, что здесь ему ничего не светит.
   - Ладно же,- зло подумал он,- я вам еще покажу. Я еще
стану классиком и современником, тогда даже и не суйтесь ко
мне, никогда книгу не дам напечатать. Автографа даже не
подам. Эх, нет пророка в моем отечестве, все родились на
Ближнем Востоке. Пойти в журнал что ли?
   Вообще-то, журналов в городе было еще меньше, чем
издательств, всего два. Издавался, правда, еще и какой-то
литературный альманах. Иван Петрович не понимал слова
"альманах". Он знал, что журнал - это журнал; а альманах -
это "какое-то такое нетакое".
   Оба журнала имели географические названия. Один -
"Город", другой - "Горы". Учитывая то, что он сам
путешествовал по горам, Иван Петрович выбрал второй журнал.
Тем более, что "Горы" располагался в сделанном "под старину"
двухэтажном деревянном особнячке, что носил гордое имя "Дом
литератора". Само название дома манило начинающего автора.
   Первой встретила Ивана Петровича в "Доме Литератора", в
этой святыне для пишущего человека, уборщица, которая мыла
пол на первом этаже.
   - Здравствуйте, где тут у вас журнал расположен?
   - Тут и есть,- ответила уборщица мастеру Шкаликову и
провела тряпкой чуть ли не по ботинкам вошедшего.
   - А в каком кабинете?
   - Да в каком, в каком надо. Тебе то что?
   - Я - автор!
   - Много вас тут всяких ходит, авторов, пол чистый топчут.
Иди наверх, там увидишь табличку "редактор". Только там
никого нет. САМ - в отпуске.
   - Что же делать?
   - Так ты к заму иди. Авторы всякие ходят, а сами - как
дети малые, всюду их носом тыкать надо. И пишут, и пишут, и
пишут. А кому, зачем? Бумагу на ерунду переводят. Лучше бы
пол поменьше марали. Делом надо заниматься, делом...,-
уборщица еще и дальше ворчала себе под нос, а Иван Петрович
уже поднимался по скрипучей деревянной лестнице на второй
этаж.
   В кабинете с табличкой "зам.редактора" тоже никого не
оказалось. Тогда мастер Шкаликов зашел в другой кабинет, без
таблички. Зато дверь в эту комнату была открыта. В кабинете
за большим столом сидели бородатые и безбородые мужчины
старше среднего возраста и пили чай.
   - Мне бы редактора или того, кто за него,- сказал с
порога Иван Петрович.
   - В чем дело, товарищ?- по-старому обратился один из
пьющих чай, самый старший на вид, одетый в толстенный ручной
вязки свитер с высоким воротником.
   - Я вот тут написал. В журнал хотел бы отдать.
   Сидящие за столом люди переглянулись. Кто-то улыбнулся,
кто-то вздрогнул, кто-то покачал головой. Один даже поставил
чашку на блюдце и уставился немигающим взглядом на Ивана
Петровича. Того это несколько смутило.
   Человек в свитере сделал глоток из своей чашки, тоже ее
отставил, встал из-за стола и вышел к Ивану Петровичу в
коридор, прикрыв за собой дверь.
   - Ну, что вы там написали?
   - Роман.
   - Роман? О чем же?
   - Как я путешествовал.
   - И в каком стиле?
   - Да так, в пешем походе.
   - Нет, роман в каком стиле?
   - Простите?
   - Хорошо, давайте свой роман, я его посмотрю.
   Иван Петрович достал из сумки три заветных тетрадки.
Только увидев их, человек в свитере замахал на мастера
Шкаликова руками.
   - Да вы что, не могли перепечатать, что ли? Мы не берем
рукописные вещи, мой драгоценный. Надо печатать, надо
печатать.
   - Вы хоть посмотрите.
   - Нет, нет и еще раз нет! Таков порядок, и не мне его
нарушать.
   - Однако Пушкин и Толстой рукописи в издательства носили
и ничего.
   - Так то Пушкин. А у нас теперь принято печатать. Давно
уже машинки изобрели, мой драгоценный. Да и нелишне вам
будет еще раз при перепечатке переработать свое творение,
так сказать, простите.
   - Но мне мой роман и так нравится.
   - Мало ли что вам нравится. Вы же не учились писать?
   - Как это не учился? В школе еще.
   - Нет, литературно писать, в литературном институте.
   - Так ведь и Пушкин с Толстым тоже.
   - Что вы все Пушкина с Толстым приплетаете? Кто Толстой?
Это Толстой! И потом, знаете, сколько раз он "Войну и мир"
переписывал? А! А сколько я себя переписывал? А! Но вы же
раз перепечатать ленитесь. Вот перепечатайте и приходите.
   Не солоно хлебавши, Иван Петрович отправился восвояси. А
человек в свитере вернулся к своему чаю, думая, наверное,
как та уборщица: "Ходят тут всякие, занятых людей от дел
отрывают".

      * * *

   Перепечатать - это только звучит так просто. А где взять
машинку? А где научится печатать? А какой делать
интерлиньяж? А сколько в строке знаков? И что такое "знак"?
Даже как отбивать абзац - тоже проблема.
   Естественно, что Иван Петрович ничего этого не знал. Зато
у него было, где взять печатную машинку. Когда-то училище,
где работал мастер Шкаликов, готовило операторов ЭВМ.
Операторов, за неимением самих ЭВМ, учили "шлепать" на
электрических пишущих машинках, по размерам напоминающим
персональный компьютер, только без дисплея. Печатала машинка
довольно сносно. Иван Петрович тоже печатал сносно,
указательным пальцем правой руки.
   В процессе работы он научился использовать и указательный
палец левой руки. И это неудивительно, ведь перепечатывал он
свое творение в течении четырех с половиной месяцев и
закончил уже зимой. В день у него получалось не более пяти
страниц. Да и то, пять нужно было печатать целый день, а
когда печатать, если работать еще надо.
   Зато на одном своем печатном листе Иван Петрович уместил
столько букв (он считал все по буквам), сколько другой бы и
на три не напечатал. Мастер Шкаликов даже гордился этим
достижением. Шутка ли, так сжато все оформить, чтобы живого
места на листе не осталось. Буква на букве, строка на
строке, а поля в полсантиметра.
   О Иване Петровиче давно сложилось мнение в коллективе -
"мужик сошел с рельсов". Как писать начал, так "чердак и
протек". Однажды его даже вызвал к себе старший мастер
училища и сделал выговор:
   - Ты бы, Петрович, завязал с этой дурью. В коллективе же
работаешь. Люди разное говорят. Ты знаешь, как тебя учащиеся
звать начали?
   - Помидором.
   - Нет, Помидором ты раньше был, когда с нами
по-человечески выпивал. А теперь ты не Помидор, нет. Ты -
Менестрель! Понял? Менестрель! Где только подлецы такое
слово выкопали? Я всегда говорил, что в "фазанке" этим
мерзавцам среднее образование давать, что воробьям капусту
крошить. Год отучился, и на завод! Если бы только заводы их
брали.
   - Да-да,- согласился Иван Петрович, обрадованный тем, что
гнев старшего мастера перешел на другой объект.
   - Что "да-да"? Почему у тебя кличка не как у всех? Почему
меня они зовут Мироном, директора - Косым, Виктора Палыча -
Куском, Тамару Якимовну - Баунти, а тебя, тебя -
Менестрелем? Тьфу! Ты что, масон?
   - Да нет, я как-то не претендую...
   - Так вот ты подумай, подумай, Петрович, над своим
поведением. Мы тебя предупредили, если что - не обижайся. И
не ляпай пятнами на светлое имя коллектива нашего ПТУ,
понимаешь ли! Тут и не таких видали, и не с такими субчиками
справлялись. Справимся и с тобой, гавриком. Запомни: мы без
тебя проживем, а вот проживешь ли ты без нас, это еще нужно
доказать. И ни-ка-кой мне беллетристики, Джером, понимаешь
ли, К. Джером самодеятельный.
   Дома "таракан" Ивана Петровича стал привычным, но не
особо любимым.
   - Все мужики немножко того,- филосовски смирилась с
писаниной мастера Шкаликова его жена.- Кто марки собирает,
кто ворон считает, а некоторые, не самые буйные, рассказы
кропают. В конце концов, лучше бы выборы новые начались!
   Эта кардинальная перемена по отношению к выборам у нее
произошла не вдруг. Во-первых, выборы только что прошли, и
поэтому их было даже как бы жаль. Во-вторых, во время
предвыборной кампании регулярно выплачивали зарплату,
своевременно выдавали компенсации и даже два раза выписывали
перерасчет. А в третьих, во время предвыборной кампании
появилось столько смешных телепередач, весело вещало радио и
так уморительно писали в газетах.
   Разве можно не любить такие великолепные выборы? После
них уже не так регулярно выдают зарплату, забывают о
компенсациях и даже не напоминают о перерасчетах. Да и
средства массовой информации снова скучнеют, сереют и гонят
такую откровенную муть, их даже не красят какие-то
надуманные парламентские скандалы, истории о половых
контактах с пришельцами и надоевше новости об очередном
взрыве на военном складе консервов во Владивостоке.
   - Больше выборов хороших и разных!- думает обыватель. Он
может и не мечтать про "хорошие" выборы, ведь и "плохие"
приносят много пользы.
   По крайней мере во время выборов можно увидеть, как
унижается перед избирателем тот, кто будет унижать того же
избирателя весь свой административный, депутатский или
президентский срок. Во время выборов можно узнать все самое
сокровенное о кандидате из уст его конкурента. А также в это
замечательное время можно уловить момент и подобраться к
облаченному хоть какой-нибудь властью кандидату с
просьбишкой. И проблема сама собой решиться минут за
пятнадцать предвыборного эфира, та проблема, которая не
могла до этого решиться лет сорок.
   Детям Ивана Петровича от выборов было ни тепло, ни
холодно. А вот насчет папиных причуд они, конечно, ничего не
говорили. Зато говорили им, говорили дворовые пацаны,
одноклассники и даже учителя.
   - Как, ты не выучил стихотворение Некрасова? Ты, сын
писателя!- это учителя.
   - Эй, ты, папенькин сынок, дай лит-ру списать. Как это
нету? У отца бы списал,- это одноклассники.
   - Дай закурить? А спички? Тогда денег давай! Как, и их
нет? Ну а семечки-то есть? Нет? Давай, что есть. У писателя
ведь должно что-нибудь да и быть,- это дворовые ребята.
   К этому можно привыкнуть, но все-таки, сыновьям Ивана
Петровича хотелось, что бы отец вернулся к себе старому, что
бы был как все, что бы бросил всю эту заумь и не смешил бы
народ.
   Но мастер Шкаликов, поставив перед собой задачу,
неумолимо шел к ее воплощению. Папка отпечатанных страниц
его романа пухла день ото дня, и с каждым новым листом Иван
Петрович приближался к тому моменту, когда наконец печатная
машинка отобьет пять заветных заглавных букв "КОНЕЦ".
   Когда машинка отпечатала эти буквы, мастер Шкаликов
бережно взял свой "труд" и весомо сказал:
   - Ай да Шкаликов, ай да титаник слова.
   Он, конечно, не знал, чем отличается "титаник" от
"титана", поэтому не стоит сильно критиковать его за этот,
грозящий стать крылатым, перл. Впрочем, он мог бы и не
говорить данную фразу, а сказать банальное:
   - Ай да я!- но автору хотелось как-то приукрасить красным
словцом речь своего героя, и вот что из этого вышло. Но сам
автор знает, что титан - это такой бак с кипяченой или сырой
водой.

      * * *

   Страницы романа были аккуратно уложены в папочку, на
которой был нарисован олень. Иван Петрович завязал синенькие
тесемочки папки, надписал на ней "И.П.Шкаликов. Крестовый
поход. Роман в трех частях", положил свое творение все в ту
же спортивную сумку и отправился в "Горы". В журнал "Горы".
   В редакции журнала Иван Петрович не встретил того
господина в свитере, зато сам редактор оказался на месте.
Редактор был стар. Даже не стар, а весьма стар. Хочется
сказать, что старее некуда, но лучше об этом умолчать, кто
его знает, какими мы сами будем в этом возрасте.
   Редактор внимательно выслушал Ивана Петровича, справился
о состоянии его здоровья, о семейном положении, месте работы
и политической ориентации. Редактор во время беседы
несколько раз ссылался на свои, мало известные посетителю,
литературные работы. Также редактор похвалил мастера
Шкаликова за то, что Иван Петрович, несмотря на такой
трудный период, нашел в себе мужество отобразить в
письменном виде свое видение мира. Но в конце беседы старый
редактор сказал следующее:
   - Однако, настал момент обратиться к читателю, к его
интересам, пусть низменным, но надо отбросить ложный стыд,
чтобы написать просто и правду. Надо оставить наши
писательские корпоративные интересы и встать на позиции
диалога между двумя субъектами, создающими объект -
литературу. Я говорю о нас - писателях и о нас же -
читателях. Вы только представьте, как важно отбросить все
ложные представления о том, в чем нуждается, на наш взгляд,
читающий человек. Нет, встанем на его позицию и дадим ему
то, что ему действительно необходимо.
   - Но как?- не понял ровным счетом ничего из сказанного
редактором Иван Петрович.
   - А так! Мы же с вами и читатели и писатели в одном лице.
Так вот то, что нам надо как читателям, необходимо
отображать нам же писателям.
   - Ну да?
   - А вы думали. В этом ведь вся диалектика! А ваш роман,
если это действительно роман, он ведь не несет на себе
согласия читателя с писателем?
   - Не знаю,- честно ответил Иван Петрович.
   - Так вот вы и узнайте, прежде чем писать, молодой, с
позволения сказать, человек. Впрочем, можете оставить свою
работу у меня, мы ознакомимся.
   От такой радости у мастера Шкаликова сперло дыхание, и он
с трудом спросил:
   - А когда, того, зайти?
   - Зайдите через месяц.
   Папка с оленем и синенькими тесемочками перекочевала из
сумки Ивана Петровича на редакторский стол. Надо было
подождать только один месяц, и...
   Иван Петрович зашел в редакцию через месяц, и через
неделю, и через две, и через десять дней. Так он ходил до
самой весны, пока наконец ему не отдали его "рукопись" со
следующими теплыми пожеланиями:
   - Извините, у нас уже расписан весь журнал на год вперед.
Как освободится место, приходите.
   - А, а, а...
   - Ничего, это общепринятая практика.
   - Но вообще, хороший роман?
   - Ну да, ну да, роман. А так, не знаю..., как освободится
место..., в общем, всего доброго.
   Иван Петрович вышел на улицу. Март таял, безусловно, март
таял. Солнце на мгновение ослепило мастера Шкаликова. Оно
было кругом: и на небе, и на струящейся ручьями мостовой, и
в стеклах домов, и на крышах, и внутри капающих сосулек и
даже на грязном снеге.
   Начало весны в городе - это не самое красивое время года.
Но оно дарит надежду. И поэтому Иван Петрович не очень
расстроился, он понадеялся на весну, на то, что еще не все
потеряно, и на журнал "Город".

      * * *

   В "Городе", в отличии от "Гор", работали одни женщины.
Может быть там были и мужчины, но Ивану Петровичу постоянно
приходилось иметь дело с дамами "Города".
   Женщины, на то они и женщины, чтобы смягчать собою этот
грубый-прегрубый мир. С мастером Шкаликовым в этом журнале
обращались весьма корректно и на удивление вежливо, чего
нельзя было сказать о "Горах". Ровно через сорок два дня
после первого посещения "Города" Иван Петрович получил свою
"рукопись" на руки. К реляциям, что оставили на папке в
журнале "Горы", добавились записки работников данного
журнала. "Передать на вычитку П.Светлому-Петриценко",
"Ознакомился, возражаю, П.Свет-Пет.", "Отдано на
редактирование Семену Кондовину", "Чёл, Кондовин, не то!",
"Взято Ч.Ш.Приспичем, вернуто тогда-то, передайте
Чулковскому, чтоб вернул мне верстку Бунина" и т.п.
Возвращая машинописный роман автору, одна из сотрудниц
журнала мило улыбнулась и сказала:
   - Мы не можем вас напечатать, потому что профиль журнала
несколько иной.
   - А какой?
   - Да такой. И потом, все это у вас сыро, надо бы вам еще
раз все осмыслить, поправить ряд оборотов. И потом, вы не
так все напечатали.
   - То есть как это неправильно? Напечатал не я, а машинка.
А уж она то печатает согласно ГОСТу.
   - Видите ли в чем дело, надо печатать так, как это
принято, чтобы удобнее было проверять. На одном листе не
более 30 строк, а в строке - 60 знаков. В число знаков
входят буквы, цифры, знаки препинания и даже пробелы. А
слева нужны поля. Это - ГОСТ.
   - Так, ну а если я все перепечатаю, то вы возьмете мой
роман в журнал?
   - Пожалуй, что нет. Но перепечать вам все равно бы не
помешало.
   Иван Петрович, битый жизнью человек, не отчаивался. Он
знал, что если чего-то сильно захотеть, то этого всегда
добьешься. Главное - не сдаваться.
   И он взялся перепечатывать свой труд для того самого
альманаха. Альманах, кстати, носил красивое женское имя
"Октябрина".
   Впрочем, даже такое нежное имя не позволило альманаху
принять Ивана Петровича в ряды своих авторов.
   - Мы, понимаете ли, по правде говоря, если быть честными
до конца, честными в общепринятом понятии, точнее, если
отбросить все условности и прямо так и сказать, выбирая
выражения, конечно же, вы понимаете какие, мы должны быть с
вами откровенными, это наш долг, гражданский и просто
человеческий, хотя просто людей не бывает, каждый по-своему
не прост, это же понятно, однако, не все еще дошли до этого
своим умом и подразумевают под словами "просто человек"
нечто уравнительное, где-то обидное для впечатлительной
натуры...
   Просто молодой редактор альманаха еще не умел отказывать
людям прямо, поэтому гнал откровенную чушь. Не дослушав его
до конца, Иван Петрович простился и ушел.
   Тут бы мастеру Шкаликову махнуть на все рукой, плюнуть и
растереть, вернуться к старой жизни, вновь влиться в
трудовой коллектив, дать ближним вновь увидеть в себе того
порядочного человека, который исчез для общества в
чернильных озерах и бумажных барханах. Но...

      * * *

   ...Но возле Ивана Петровича появился подозрительный
козлообразный типчик с бороденкой и в очечках, заговорщецки
подмигнул, взял под локоть и прошептал на ухо:
   - Вы зря ходите по всем этим журнальчикам. Ну их. Это же
мастодонты. Их время прошло. Осколки соцреализма. Да и кто
там пишет?
   - Простите, а вы сами-то кто будите?
   - Я лидер свободного литературного общества "Четвертый
стих" Трифон Конореев. Мы боремся с соцреалитиками.
   - За что?
   - Не за что, а потому что. Потому, что они нас к себе не
берут. Вот вас же не взяли?
   - А как же "Октябрина"? Она ведь не с журналами.
   - С журналами, с журналами,- замахал руками лидер
Конореев.- Журналы ведь их изредка попечатывают. А мы
против!- тонкие бледные губы лидера ехидно скривились.
   - А если бы вас брали, то вы были бы "за"?
   - Э, почтеннейший, вы еще надеетесь на них, у вас еще
полно иллюзий. Вот пойдемте на собрание нашего общества, вы
там увидите, стольких отверженных соцреализмом, что поймете,
как жестоко ошибаетесь, веря этим стегоцефалам от
литературы. Пойдемте, мы дадим вам окунуться в настоящую
творческую ауру "Четвертого стиха".
   - Хорошо, пошли. Но можно еще один вопрос?
   - Один можно.
   - А почему ваш стих четвертый?
   - Ну, это целое направление в искусстве. Это далеко
продвинутый авангард андеграундного элитарного
мировосприятия, проникновенно прошедшего через
основополагающие принципы стихостроения и прозослогания. Мы,
четверостиховцы, видим действительность такой, какая она
есть. Но трансформировавшись нашим самосознанием, критически
воспринятое бытие воплощается в нечто трансцедентное...
   - Минуточку,- осадил зарвавшегося Трифона Иван Петрович.-
А если проще? В чем конкретно ваш стих является четвертым?
   - Вы учились когда-нибудь в университете?
   - Нет.
   - Я тоже. Но тем немение я, как и любой другой
интеллигентный человек, знаком с тремя основными родами
литературного творчества. Это устаревшие лирика, эпос и
драма. Мы перечеркнули их раз и еще раз жирным крестом. Мы
совершили революцию в инженерии душ! Техническую революцию
литературы. НТР своего рода. Нам выпала козырная карта нести
людям новое слово в родной творческой речи. Мы придумали еще
один род. И назвали его четвертым, в отличии от трех
предыдущих. И в этом роде надо писать прозу стихами, а стихи
прозой. Если вам будет угодно, то я прочту один небольшой
рассказ, тогда вы поймете.
   Лидер четверостиховцев вскинул голову, закатил глаза и,
точно вытягивая из себя самого жилы, надрывно возопил:

      "Разрезала ночью эпоха
      Оковы кичливого Сада.
      Под книгой благого Мазоха
      Погреблен пришелец из Ада.
      Ослицей упившись, младенец
      Из гроба любим Афродитой.
      А естества же лишенец
      Властит на беспутной планидой.
      Целует муж мужа запоем,
      Жена под женою пожухла.
      Я - сон, Я - помечен тобою!
      Рука уж от флирта опухла.
      Но нет! Не могу!
      Но нет! Нету мочи!
      Сгибаюсь, склоняюсь в дугу,
      Никто прислонится не хочет..."

   - Да, парень, у тебя проблемы. Большие проблемы. Пожухла
она у него, ишь, планида ему не нравится, меньше порнушек бы
смотрел, тогда пухнуть не будет,- Иван Петрович похлопал
Конореева по плечу, и, не попрощавшись, пошел куда подальше
от "технологических переворотов в области литературного
правописания и проч.".
   А лидер общества "Четвертый стих", отправляясь на
конспиративную квартиру, отметил про себя:
   - Однако же каков. Оно и видно невооруженным глазом,-
поправил очки,- что таков. А если посмотришь вооруженным
глазом, то заметишь - под соцреалитиков подстраивается. Ну
что ж, он все это делает совершенно сознательно. Но дело в
том, что подобное плебейство в русской литературе - есть
патриархальный рай постгорьковских писачишек. Потому,
кстати, нам и не дают туда войти, что все они там одним
мылом мазаны. Вместе с тем, будь мы на их месте, мы тоже бы
кой-кого не пустили. А это объясняется душевным охлаждением
решительно ко всему после потребленной энной дозы
эстетической информации. Вот так-то! Может, лучше самиздатом
заняться? Да нет, не то, мелковато по большому счету.
Эх-хех.
   Иван Петрович, немного напуганный разговором о
"соцреалитиках", выбрал себе другое направление в
продвижении романа. Он понес "Крестовый поход" в газеты. Как
однажды крикнул вождь: "В массы!", так и мастер Шкаликов
пошел в прессу. Роман, естественно, он понес в газеты не
целиком, а частями.

      * * *

   Газет в городе водилось куда как больше, нежели журналов.
Из всего спектра местной печатной прессы Ивана Петровича
вперед привлекла разноцветная шестнадцатиполосная
еженедельная газета "Дело". В ней мастер Шкаликов очень
любил читать программу телепередач и шарады с анекдотами,
что печатались на последней полосе. В этом Иван Петрович
видел верх журналистики. Еще в "Деле" его привлекала рубрика
"Наша служба и опасна...", где могла появиться заметка
такого рода: "Недавно корреспондент нашей газеты зашел на
огонек в один из местных пунктов обмена валют и обнаружил
там спящего охранника с автоматом на груди. Страж спал стоя
на посту. Руки корреспондента потянулись к АКМу, чтобы
врезать прикладом в обвисшее пузо охранника. Вот так и
крадут валюту у доверчивых граждан, а их в городе не мало."
   Гениально, правда? Это вам не посевные или обмолоты. Это
весьма оперативно и злободневно. Такие "информационные"
статьи занимали в "Деле" две полосы. Еще пару полос занимал
обзор НЛО, посетивших окрестности города на прошлой неделе.
На целую полосу шли сексуальные сплетни из жизни людей и
дельфинов, на соседней полосе публиковались иллюстрации из
этого зоопарка. Ну а на оставшееся место лепили рекламу всех
цветов и расценок.
   - Неужели же "Дело" откажется печатать вместо всего этого
мой роман с продолжением?- спросил себя Иван Петрович,
осилив свежий номер вышеназванного еженедельника.- Они еще
спасибо мне скажут. "Крестовый поход" в духе ихних статей.
   В "Деле" был кризис информационного жанра. Главный
поставщик жаренных статеек в рубрику "Бандиты постреливают,
милиционеры полавливают" заболел запоем. Приходилось
заполнять место в газете отчетами с пресс-конференций
каких-то коммунальщиков, новостями санэпидемстанции и
скромными упоминаниями о победах местной гандбольной
команды, игравшей в третьей лиге. Изредка криминальный
репортер приползал в редакцию, сдавал пару свежих материалов
о своем пребывании в медвытрезвителе и исчезал вновь со
словами: "Щас, тока опохмельнусь".
   Ответсекретарь "Дела" ужасно нервничал, так как знал, что
"Бандиты постреливают, милиционеры полавливают" самая
убойная вещь в газете. Он стоял в коридоре возле
тропического дерева с никому неизвестным названием и курил
одну сигарету за другой. В кадке, куда было посажено это
растение, лежал бумажка, гласящая: "Просьба посетиелям под
дерево бычки не бросать". Вокруг бумажки все было усыпано
окурками, на смятых фильтрах которых чаще всего краснели
следы от помады.
   В тот момент, когда ответсекретарь закурил пятую подряд
сигарету, рядом с ним возник Иван Петрович.
   - Кто тут главный?- спросил мастер Шкаликов у
ответсекретаря.
   Тот плюнул на окурок и вдавил его в бумажку с надписью,
призывающей посетителей не сорить под дерево. Ответсекретарь
не был посетителем, он здесь работал.
   - Я главный. Ну?
   - Вот,- вручил ему двенадцать машинописных листов Иван
Петрович, пообещал зайти через неделю и быстро откланялся (у
мастера Шкаликова было сегодня профсоюзное собрание, поэтому
он так торопился).
   А ответсекретарь от безделья зашел в свой кабинет да и
начал читать то, что ему принесли. Чем дальше он углублялся
в это, тем громче и продолжительнее хохотал. А чем громче и
продолжительнее он хохотал, тем больше людей сбегалось на
этот шум. Пока не пришел главный редактор и спросил:
   - И чего ты ржешь?
   - Да вот, еще один графоман объявился, приволок рассказ.
Вы только послушайте...
   Далее приводится дословная выдержка из "рассказа
графомана", паузы на смех опускаются.
   "... Я шел, лениво перебирая мыслями, по направлению к
лагерю. Вдруг мне показалось. Я встал. Чу! Чу? Ничего. И я
пошел дальше.
   Ветер разгулялся в кронах вековых сосен совсем не на
шутку. "Серьезно это он",- подумал я и понял, что быть буре.
Но какая буря может быть в тайге? Вот именно. Что же тогда
попусту опасаться за собственную жизнь, когда опасаться то и
нечего. Плохо одно - стемнело. Не совсем уж чтобы вообще. А
так, темнее стало что-то.
   Я вышел на полянку и увидел белый гриб. Надо его нарвать.
Жаль, что не захватил ножа, ведь можно и повредить его. Я
нарвал белый гриб и положил в карман. Вот это природа! Мне
нравится! Плохо только одно - ее осталось мало.
   Подходя к лагерю, обнаружил надпись на дереве.
Нецензурную. Видимо это туристы, кому же еще. Когда они шли
до нас, так баловались. Охотники так не могут, их тайга
кормит: зверями, птицами, ягодами, грибами, целебными
растениями, дровами, материалом для строительства жилищ.
Нехорошая надпись на дереве, прямо сказать, не нужная здесь
в тишине. Что это? Зачем? Это разрушает нашу экологию, это
плохо.
   Но вот ветер стихает, остается легкий бриз с озера. На
озере, наверняка, ходит огромная рябь. А по верхушкам сосен
зыбит. Того и гляди, задует вновь.
   Темнеет все больше. Слышится смех, доносящийся из лагеря.
Это смеются наши. Видимо, вспоминают. Надо идти быстрей,
ведь и у меня много воспоминаний, посмеемся вместе..."
   - Вы представляете,- сквозь слезы сказал ответсекретарь,-
как от надписи на дереве портится наша экология, если
учесть, что понятие "экология" означает раздел науки? И
этого счастья у нас аж целая дюжина страниц. Строк пятьсот!
Ой, это же надо: "Лениво перебирая мыслями, гляжу - чу,
огромная зыбь".
   - Не зыбь, а рябь,- поправил его один из верстальщиков.
   - Какая разница. Ты вообще представляешь себе это явление
природы? Огромная рябь. Это же Айвазовский. Просто
Айвазовский не понимал, что "Девятый вал" теперь называется
"Огромная рябь".
   - Постойте,- сказал главный редактор,- а ведь это
творение начинается не с первой страницы. Тут стоит 127,
128, 129 и так далее. Круто, правда? А как оно называется?
Здесь не написано.
   - Что-то вроде "Крестного хода",- начал вспоминать
ответсекретарь название, сказанное ему Иваном Петровичем.-
Или "Поход в никуда". Не помню. Но, послушайте:
   "...Наш лагерь так нам понравился, что мы решили дать
название этому месту, где стояли больше недели. И назвали
"Наше место". Чувствуешь себя первопроходцем. Кортесом.
   Здесь такая чаща леса, что дремучей не бывает. Мы увидели
здесь много разной живности. Какой богатый и раздольный
край. Какое великолепие красок. Зеленый так и брызжет в
глаза. Ждешь, когда выскочат из зеленой дремучей чащи
дикари. Но дикарей нет, теперь они работают в леспромхозе.
Не выскакивают они что-то нынче. Зато я уже второй раз видел
горного барана. Жена сказала, что это козел, но я то точно
знаю, как отличить барана от козла. Баран орет "ме". А козел
"бе". Это две большие разницы. И еще у козлов бывают
бороды..."
   В этом месте ответсекретарь прервался и сердито посмотрел
на гогочущих сотрудников. Дело в том, что он сам носил
бороду.
   - Э-э, смейтесь, "зеленая брызга в глаза".

      * * *

   Надо ли говорить, что в редакциях городских газет Иван
Петрович настолько примелькался, что разве только зеленый
студентик журфака местного университета, начинающий
потискивать статеечки про музыку и машины, еще не знал
автора знаменитого среди всей пишущей братии "Крестового
похода".
   - Привет, Петрович!
   - Как там дикари в леспромхозах?
   - Начинающим литераторам наше бонжур!
   Так встречали его "барракуды пера". Мало того, стало даже
модным использовать перлы из нигде не опубликованного романа
мастера Шкаликова в газетных статьях. Особенно были
популярны такие заголовки: "Неперебранные мысли", "Легкий
бриз уносит "Торпедо"", "Серьезно это он", "Плохо только
одно - кредиты уплыли", "Акции? Надо их нарвать", "Доллар
так и брызжет в глаза", "Надпись нехорошая", "Козел из
дремучей чащи".
   А роман все равно никем не издавался.
   Но Иван Петрович не опускал руки, он ходил и ходил по
редакциям. Когда он прошел все крупные газеты, то добрался
до многотиражек, однако даже в "Красном кулинаре" (газете
пищевого техникума) и в "Ученье-свет" (печатном
органе трудового коллектива электротехнического института)
не брались публиковать мастера Шкаликова.
   Однажды он простился с женой, поцеловал детей, взял
котомку с продуктами на месяц, немного денег, папку с
"Крестовым походом" и исчез. Пропал. Никто больше его в
городе так и не увидел. Говорили, правда, что в Москве на
Казанском вокзале видели обросшего волосами оборванца,
который читал за милостыню нечто похожее на роман о
путешествии в горы. Однако было ли это по правде, да и был
ли то Иван Петрович, решить было затруднительно: ведь только
к этому нищему обращались с вопросом: "Предъявите вид на
жительство", как он с диким криком убегал прочь и появлялся
на старом месте не ранее как через пару дней.
   А где-то, быть может в Сибири, или на Кубани, или у
Белого моря, а то и вообще у черта на куличках еще один
человек собрался в "Крестовый поход". Что ж, скатертью
дорога!

      Вместо эпилога.

   Клемансо, когда он не был еще президентом Франции, и
вообще в политике был никем, редактировал один журнал.
Как-то раз в этот журнал зашел молодой человек и отдал свои
первые рассказы. Прочитав их, Клемансо посоветовал парню
оставить литературу и заняться чем-нибудь более полезным,
печь булочки, например. Молодой человек ушел из журнала
Клемансо. А звали этого незадачливого графомана Эмиль Золя.
 

Как поиметь успех (для милых дам ...

(Ормига Кисьера) 		  20    2006-04-08  19  2249
Эти нехитрые советы написаны для сетевых поэтесс (да и прозаичек), не сильно обремененных литературной одаренностью.
Этих милых дам одолевает то же, что и других гармонично недоразвитых сапиенсов – ЖЕЛАНИЕ ПОНРАВИТСЯ ВСЕМ.
И пусть кто-то скажет, что это невозможно!
Вот описание пути, пройдя по которому, можно добиться популярности в кратчайшие сроки.

НИК
Первое, что необходимо для вступления в ряды соискательниц /поэтической славы, настоящей дружбы, простого женского счастья, всего перечисленного…./ - это, конечно, правильный творческий псевдоним.
Нет никакого смысла называться своих настоящим именем. Ну, скажите – кого может заинтересовать например Мария Кравченко или Татьяна Петрова?
Псевдоним должен говорить о вас многое. Например, если вы хотите показать, что вы просты в общении, не приемлете условности и прочую этикетную фигню - смело называйтесь: Ксюха, Танюха, Масянчик, Лапуля, Красотуля и т.п.
Ежели хотите намекнуть на свою изысканность, назовитесь - Изольдой, Дульсинеей, Марией-Антуанеттой. Не гнушайтесь ранее опробированными именами – Мерилин Монро, Эвита, Жорж Санд, Фанни Каплан, Маргарет Тетчер, да хоть Кондолизза Райз!
Но так как наша задача понравится всем, необходимо комбинировать душевную простоту с изысканностью. Назовитесь, например, Нифиртити, Пинелопа, Монсерат. Либо – камсамолка, Экибана, Эндульгенция….
Употребленное слово будет говорить о вашей высокой культуре и эрудиции, а небольшие, совершенно незаметные ошибки в написании – о простоте и близости к плебсу.
Возможно достичь того же эффекта, комбинируя слова. Например - Ксюха Монро,
Изольда-красотуля и т.д.

ФОТО
Тут два основных правила:
Фото должно быть.
Фото должно быть с ногами.
То есть личико тоже немаловажно. Но наличие ног увеличит шансы на успех.
Сфотографируйтесь дома, на фоне персидского ковра. Лучше всего – возлежащей на кровати, среди подушек, рюшей и прочего розового безобразия. Пусть все знают, как красиво в вашей спальне!
Если личико на всех фотографиях оказывается неудачным – попробуйте его накрасить как можно более выразительно. Это скроет недостатки.

ОБЩЕНИЕ.
Выберете себе образ, в котором будете существовать на просторах поэтического сайта.

- Для молоденькой девушки, пишушей душераздирающую, суицидальную, чернушно-любовную и глубоко философскую лирику, подойдет амплуа «инженю-пипи». Все что нужно делать – это вести себя максимально естественно, а главное не сдерживать себя в порывах.

-Если вам только вчера исполнилось 20 ( а сегодня уже - хлобысь и 45), не отчаивайтесь. Помните, что вы теперь взрослая, уверенная в себе дама. Не побоюсь этих слов - раскрепощенная львица (фото можно разместить вчерашнее) . Ведите себя раскованно, не ограничивайтесь простым написанием рецензий. Как можно чаще заигрывайте с молодыми мужчинами, говорите с ними страстными полунамеками. Не бойтесь показаться навязчивой! Им очень приятно ваше внимание. Подписываясь, не забывайте писать «с любовью»! Пусть радуются, что смогли завоевать Ваше сердце!

А теперь советы для соискательниц всех возрастов:

- Не будьте прикольной – это несексуально
- Не материтесь – это ранит и без того воспаленные глаза сетевых поэтов.
- Не будьте манерной – это неприкольно
- Изредка материтесь – это пикантно
- Оставляйте в качестве рецензий ссылки на свои стихи – людям очень интересно знать, что вы пишете.

- Обязательно напишите во вступительном слове фразу «Пожалуйста, пишите мне побольше рецензий» - а-то вдруг кто-то подумает, что вам рецензии не нужны…

- Следуя правилу «простота и изысканность» рекомендуется написать что-то вроде:
«Мое творчество – смысл моего существования, поэтому я вкладываю в него всю душу. Надеюсь вы, дорогие читатели, не плюнете в нее. Я понимаю, что стишки так себе, но они искренние!»

- Плетите интриги, затевайте склоки – без этого жизнь сайта превратиться в гнилое болото.

- мелькайте в списках читателей как можно чаще. Не страшно, если у вас нет времени и сил читать все, что публикуется на сайте - вполне достаточно просто прощелкать все ссылки по-очереди.

КАК ПИСАТЬ РЕЦЕНЗИИ

- Кокетничайте – это никогда не помешает. Даже если рецензируемые стихи про войну, напишите что-то вроде: я балдею! Но эротические в вашем исполнении еще балдежней!

- Если вас раскритиковали – знайте, этот хам просто не нашел лучшего способа с вами познакомится. Так ему и скажите. Ежели это был вовсе не хам, а хамка – то она наверняка вам завидует (возможно у нее в спальне не так красиво)

- Не грузите людей, пишите короткие отзывы: обожаю! Мяу-мяу! Ухтышка! Хихик! Гы:) и т.п.

- хвалите всех и вся. Если сказать нечего, то просто скопируйте в окно рецензии любую строку произведения и добавьте парочку восклицательных знаков или смайликов.

- Главное в правильной рецензии – мурашки. Без них сложно передать свой восторг, ибо если мурашки тучным стадом не пронеслись по вашей спинке, то поэт может подумать, что вам не понравилось его стихо.

- На хорошие рецензии отвечайте с восторгом, многократно целуйте, обнимайте и благодарите рецензента. Дай бог не в последний раз он к вам зашел…

- Обязательно пишите ответные рецензии. Даже стихи там окажутся феерически дебильными, то воспользуйтесь методом копирования любой строки. Или напишите:
«больно», «тепло», «пробежали мурашки» - короче любое физиологическое замечание будет уместно.
- Если пишете ответную рецензию хаму, то незачем читать его стихи – про напишите ему, что сам бездарь и дурак.

КАК ПИСАТЬ СТИХИ

- Абсолютно неважно как вы их пишете. Ведь в стихах главное - мысль. Лучше о вечном: почему он не пришел, почему он ушел, почему не позвонил, зачем звонит каждый день 20 раз (козел), меня никто не любит (и не понимает), отдалась, а он не оценил (отдалась не тому). Также неплохо смотрится описание природы – солнышко, травка, кошечки-собачки.
- Помните, что придраться с глупой критикой может только бездушный гадкий человек, не разглядевший за вашими строками (пусть и корявыми) вашу душу и глубину мысли.

- Пишите как можно больше. Если не получается - старайтесь.
- Стихи лучше выкладывать небольшими порциями – по 10-20.

Вот и все, по крайней мере, самое важное.
Короче говоря – дорогие дамы, все очень просто. Главное - верить в свои силы и быть настойчивыми. Ненастойчивых могут не заметить.

Всем удачи!
 

Происшествие

(Актёр) 		  20    2005-04-15  6  1618
Майор дорожно-патрульной службы Петр Косоротов оказался рыжим толстопузым коротышкой с глазами навыкате, гак у гусака.
- Из редакции?... Да, звонили. Присаживайтесь, - протянув руку, он указал на потёртый стул с засаленным сиденьем.
- В общем так, сегодня в пять утра водителя трамвая задержали. Представьте себе, двигался с нарушением скоростного режима по полосе встречного движения в сторону МКАДа...
- Шутите?!! – у корреспондента газеты "Очередная сплетня" Геннадия Овечкина пересохло в горле и вспотел палец на кнопке диктофона.
- Хе... Мы тоже поверить не могли... Без контактного провода, без рельсов. Начальство на ушах стоит. Только что сотрудник Академии Наук приезжал. Покрутился вокруг трамвая, за колесо потрогал, лоб поморщил и умотал без объяснений.
- Не может такого...!
- Может, может. Сам видел. Кошмар, конечно, а не зрелище. Хорошо ещё утро раннее, машин мало. Пришлось по тревоге район перекрыть. Трамвай около двадцати тонн весит, идёт где-то под сотню. Он с такой фигурой никого не стесняется. Мотает его от тротуара к тротуару, аж фонари шарахаются. Водитель в дребадан пьяный, видимо, заблудился с перепоя и на МКАД попасть не мог. Битый час за ним колесили с мигалками, точнее, скакали по распаханному асфальту. Полрайона вспахал, скотина, хоть пшеницей засевай...
- И как вы его остановили?- поинтересовался Овечкин.
- Не сразу, надо сказать. Через трамвайный парк узнали телефон домашний, жену с постели подняли, объяснили что к чему. Та скалку схватила и за нами.
- Смеётесь...
- Ну, что вы? Какой тут смех? Можно сказать, последнее средство. Хотели танками улицу перегородить, да ведь не факт, что остановят. Стрелять нельзя. Решили, вот, обойтись без жертв... Жена – она женщина русская... Как, говориться, трамвай на хо... тьфу... коня на ходу остановит, в горящую эту... избу войдёт.
- Ну, и?
- Остановила... Кстати, Катериной зовут. Она и встала поперёк дороги, как Катюша образца 43-го, одну руку вбок, прямой наводкой скалкой замахнулась. Затем еле мужика спасли, оторвали бабу от него, а то бы замордовала до смерти. А нам-то он живой для отчётности нужен.
- А с виновником происшествия можно будет побеседовать?
- Никакой возможности, он в полном отрубе... Но это ещё не всё!! – Косоротов многозначительно приподнял правую бровь, отчего, как показалось Геннадию, и без того выпученный глаз чуть не выкатился прямо на стол. – Вскоре после нашего звонка нам перезвонили из трамвайного парка и заявили об угоне трёх! – тут Косоротов сделал ещё более значительное лицо и придержал пальцем глаз. – Заметьте, трёх (!) трамваев "Татра" чешского производства! О местонахождении последних двух ничего не известно!
Косоротов перевёл дыхание.
- Зато о водителях информация имеется, - майор нацепил роговые очки а'ля Гарри Поттер и извлёк бумагу из стопки на столе, - это Колесников Павел, наш герой Мещеряков Семён и Яценко Николай. Три закадычных друга, три любителя заложить за воротник, правда, до сих пор в нерабочее время.
Овечкину эти фамилии ровным счётом ничего не сказали, поэтому он промолчал, давая выговориться словоохотливому гиббдешнику.
- Когда подъехали ребята из 4-го управления по борьбе с организованным алкоголизмом, вагон обыскали, нашли рюкзачишко. А в рюкзаке четыре полные поллитровки из-под "Гжелки", плавленый сырок "Янтарь", бритвенный станок, носки, пара плохо стиранного белья, ласты, маска и дыхательная трубка. Одна недопитая бутылка в кабине валялась и ещё три таких же пустых под сидениями. Прежде чем водитель выпал в осадок, с него пытались снять какие-либо показания, а он, глупо ухмыляясь, промычал что-то про "прикуп" и "Сочи" – и аха... того-самого ...ушёл в осадок.
- Любопытно.
- Да-а, любопытно. А ещё любопытнее, куда те два трамвая подевались. Трамвай не мотороллер, далеко не замеченным не уедешь. Их бы первый же патруль засёк... Итого, дело весьма загадочное, попахивает сверхъестественным. Федералы забрали дело себе, но я буду в курсе, - майор оторвал свой филей от стула и сунул Петру потную руку, - звоните.

***

Сделав запись, Овечкин оперативно смотался на редакционной девятке в трамвайный парк.

В администрации ничего толком не знали или предпочли промолчать на всякий случай. Зато один из разнорабочих малярного цеха, Михаил, назвавшийся приятелем Николая Яценко, по счастливой случайности был найден Геннадием и куплен на корню предусмотрительно приобретённой бутылкой коньяка "Кутузов". Михаил препроводил Овечкина в какую-то замызганную каптёрку, где гостеприимно усадил за жалкое подобие стола, сотворённого из двух деревянных ящиков и листа оргалита.
- Колян всегда был большой фантазёр, - открыв бутылку зубами и сделав подряд несколько нехилых глотков прямо из горлА, хотя стакан стоял рядом, Михаил крякнул и посмотрел на бутылку с отвращением, - фантазёр, и эта... по бабам ходок. А ещё он выпить горазд. Грамотно умеет. Сначала съедает маленький кусок сливочного масла, а потом уговаривает пару-другую бутылок – и ни в одном глазу.
- Старик, а нельзя ли по делу? – прервал его Геннадий.
- А я и по делу говорю!... Случай один был – силовой провод отключили ночью, неувязочка вышла. А Колян - он последним был на линии, последний трамвай, как говорится. И вот, встал этот трамвай, как вкопанный, а Коле чё делать-то? Хозяйство бросить не может. А зима, холодно-то без электричества. Колян и вспомнил про бутылку с водочкой, что домой вёз на субботу.
- И-и?
- Ну, и уговорил он её, хорошую. Тут электричество дали, он до парка и доехал.
- Дальше-то чего? – Овечкин начал терять терпение.
- И всё!... Доехал, говорю, до парка... А потом только узнал, что электричества (!) никто не давал.
- Хм...
- Вот такая фигня!
Миша махом допил остатки "Кутузова":
- Делают же дрянь, - пробормотал он в сторону, - эх, водочки бы.
- Постой, - Геннадий пожалел, что не дал "Кутузова" после разговора, - ты мне толком объясни, а то плетёшь тут пьяную чушь.
- Почему пьяную чушь? - возмутился Михаил. - Я пьяную правду говорю. Пьяный – это сила! Как говорится, пьяному всё пох. А почему так говорится?.. Потому что - ПРАВДА!
У Михаила в голосе прорезались патетические тона, глаза поплыли, он потряс в воздухе чёрным промасленным пальцем и перешёл зачем-то на шёпот.
- Они экс-пе-ри-менты ставили... Угу... Кто грамотнее пил – у того трамвай быстрей шёл. И почему-то этот фокус только с трамваями и получался, наверное, оттого, что они работают от электричества. А как-то раз сам видел, как один полетел. Невысоко полетел так, сантиметров десять над землёй. Чтоб мне провалиться на этом месте, если вру! – Миша коротко перекрестился. - У Сёмы так не получалось, а Колян первый был среди них летун. Он не только трамвай, он и электричку заставил бы летать силой, так сказать, своего алкоголизма! Между прочим, это он уговорил Сёму и Павлика к морю податься. С детства мечтал. Он ведь ни разу в жизни на море не был!
Миша подозрительно шмыгнул и потёр осоловелый глаз запястьем.
- Всё в Австралию хотел, а они своё заладили: Сочи, Сочи. Он им тогда и говорит, вы, мол, дуйте без меня в Сочи, чего я там не видел, а мне на океан хочется... или ещё куда далее. Мечтатель был, как Циолковский.
- Откуда такие подробности? Они что, тебе докладывались? – спросил Геннадий, удивляясь больше тому, что тот слыхал о Циолковском.
- Я им помогал, как друг. За водкой бегал, я..., я... - на последнем предложении у Миши непроизвольно слиплись веки, голова запрокинулась назад и надрывно захрапела.

***

На следующий день Геннадий первым делом позвонил майору.
- Да, новости есть, - жизнерадостно откликнулся гиббдешник. - Представьте себе, обнаружился второй трамвай. И знаете где? ...Не поверите! В Сочи! ...На платной стоянке около санатория "Малый Ахун". Водителя нашли на полу вагона спящим в одноместной палатке. На утро, как прочухался, божился, что ничего не помнит. Самое интересное - никто, ...ни одна сволочь не знает, как он туда попал. Асфальт без повреждений. По воздуху что ли?.. Теперь бы третьего сыскать...

Овечкин почему-то решил промолчать о вчерашнем разговоре с Михаилом. Всё происходящее ему представлялось не совсем реальным, эдаким собачьим бредом. В любом случае, он жаждал развязки этой таинственной истории. Но развязка неожиданно затянулась. Сначала от майора перестала поступать свежая информация. Затем тему засекретили вовсе. СМИ как в рот воды набрали. А редактор газеты при встрече совестливо отвёл глаза и дал другое задание.

Лишь спустя недели две, на первое апреля в одном из научно-популярных журналов проскользнула статья о том, что американский телескоп в штате Нью-Мексико зарегистрировал на Луне новообразование в районе Моря Спокойствия: красноватого оттенка, продолговатой формы, порядка 10-15 метров в длину. Высказывалась версия об искусственном происхождении объекта. Геннадий так и не понял, была ли это первоапрельская шутка, но ему живо припомнились слова о Циолковском, и почему-то показалось, что Николай всё-таки осуществил мечту своего детства. Стало немного, но по-доброму завидно. Фантазия рисовала Овечкину маленькую одноместную палатку рядом с красным трамваем чешского производства на берегу высохшего лунного моря и самого алконавта, лежащего рядом в маске и ластах, с запотевшей, початой бутылочкой "Гжелки". Отсутствие на Луне кислорода Овечкина не трогало. Пьяному ведь и море по колено, и летающие трамваи по плечу. Волновало одно: только бы водки хватило на обратную дорогу.
 

Марш авиаторов

(Uri Pech) 		  19  День радио  2023-03-02  4  553

Шурик был тружеником невидимого фронта. Работал в «Полтиннике» радистом. Росточком не вышел. О карьерном росте не мечтал. Сидел тихо в уютной радиорубке и добросовестно озвучивал мероприятия. В лицо его мало кто знал. Такой простодушный карапуз легко мог затеряться в трудовом коллективе. Но байки про него из уст в уста часто доходили до высочайшего руководства в лице директрисы – женщины простой, дородной и властной. Потому что выпивал специалист.

Шурика за долгие годы работы в популярном дворце мало что могло удивить. Он на своём веку многих из будки повидал: народных, заслуженных, легендарных, знаменитых. Всех и не припомнишь. Жизнь в ДК им. Пятидесятилетия Октября била мощным животворящим ключом. Отчётные концерты пёстрой самодеятельности соперничали с кассовыми гастролёрами, торжественные собрания и слёты чередовались с эстрадными концертами советских, а иногда и зарубежных звёзд. Всё это давно стало для Шурика – человека без возраста – рутиной. Потому в радиорубке, в углу за проводами и штативами, имелся тонизирующий горячительный запас. В противоположном углу, за нефурычащим телевизором, ютилась замаскированная слоем пыли стеклотара.

      Александр тихой тенью прошмыгнул в просторное фойе и, притаившись за кадкой с развесистой пальмой, оценил обстановку. Сквозь еловые ветки у парадного с панорамными стёклами фасада пробивались лучи уличного освещения. Они чётко выхватывали над опустевшей гардеробной вмонтированный в мозаичную стену круг циферблата. Наступил тихий час ночи. На вахте наконец погасла настольная лампа. Значит, тётка-вахтёрша в этот раз не спалит. Но как вахту миновать и сон привратницы не потревожить? В выспавшуюся, но пока не совсем похмелённую голову изобретательного радиста пришёл гениальный план эвакуации: десантироваться по-английски через пожарную лестницу на глухой стене с торца опустевшего дворца.

Чтобы гарантированно не нарушить подфартившей тишины, Шурик быстро разулся и, вооружившись кроссовками, на цыпочках проскакал в служебный коридор. Миновав три этажа и четвёртый – технический, ночной беглец спокойно обулся и вылез продышаться на громадное рубероидное поле под куполом ясного звёздного неба.
Сашка в душе оставался романтиком. Вспомнилась наивная детская мечта о межпланетном полёте. Безмолвный космос в непостижимой вышине и мерцающий город за периметром крыши, стремящийся в дальние дали, завораживали. Хотелось бесконечно вдыхать свежесть летней прохлады и поделиться восторгом с Карлсоном. Но мечты остались мечтами, а симпатяга Карлсон в своей сказке. Летом ночи коротки. Пора было приземляться и успеть до рассвета домой.

Шурик сориентировался в поисках спасительной пожарной лестницы. Робко приблизился к самому краю пропасти, крепко ухватился за округлые металлические поручни и, осторожно приседая, нащупал первую перекладину. На душе стало легче. Весь процесс напоминал погружение в бездонный обезвоженный бассейн. Спуск пошёл с каждым шагом всё уверенней и быстрее. Но пожарные лестницы имеют одну характерную особенность. Они обрываются довольно высоко от земли. Для рядового низкорослого выпивохи, зависни он в трёх метрах от тверди, падение закончилось бы гарантированной травмой. Но Александр был не робкого десятка, пофигист со стажем. Несколько мгновений ему и прыгать-то не особо хотелось. Он представлял, как эффектно в данный момент его абрис в лунном сиянии смотрится на фоне космического горельефа – гигантских Адама и Евы, парящих в невесомости на стене бокового фасада.

Но эта, никем не наблюдаемая картина, не могла длиться вечно. Кисти рук предательски вспотели и ослабевали, сила земного притяжения брала верх. Напутственное «Ну, и фиг с ним» послужило триггером. Шурик благополучно приземлился на пятую точку в недокошенную траву у дома культуры. Запущенный газон смягчил позорное падение. Саша отделался внушительным шлепком родной земли по заднице.

Шурик обрадовался мягкой посадке, машинально отряхнулся и перебежал в самый центр дорожной развязки. Круглый перекрёсток был превращён руками неугомонных коммунальщиков в могучую клумбу, увенчанную настоящим реактивным самолётом, застывшим в своём последнем старте на устремлённом ввысь пьедестале. Радист быстрым шагом полетел по пустынной улице Космонавтов, вдоль бесконечного заводского забора на родную окраину спального района. Во время марш-броска одинокий скороход развлекал себя философстфованием. На вопрос «Ради чего я на свете живу?» в конце пути пришло неожиданное озарение – «Я живу ради жизни на Земле!»

Когда Сашка ватными ногами завернул в свой двор, в верхних окнах девятиэтажек робко отражалась алая заря, притаившаяся за унылыми пятиэтажками.
У своего подъезда Шурик притормозил и гордо задрал всё лето нестриженную голову. Вот его гнездо на четвёртом этаже. Окна не горят. А на пятом мерцает цветомузыка и умиротворяюще похрипывает из форточки всеми знакомое:

Кто захочет в беде оставаться один?
Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?
Но спускаемся мы с покоренных вершин,
Что же делать? И боги спускались на землю.*

- О-о! Заходи, Санёк. Ты чего в такую рань?
- А ты чего сам празднуешь?
- Да вот не спится! Владимира Семёныча поминаю. Вчера большой диск Высоцкого в «Мелодии» отхватил. Хочешь сначала поставлю?
- Сам не спишь – другим не даёшь. Закругляй прослушивание! Жену разбудишь.
- Ты что, заболел? Я пять лет в разводе…
- Я про мою Наташку. Дело у меня к тебе. Плесни для храбрости. Я, когда с лестницы летел – ключи посеял. Некогда. Про лестницу в следующий раз расскажу. Дело житейское – с твоего балкона на свой спуститься, пока жена не проснулась. Наливай-наливай, не микрофонь, Колян!

Сосед Саньку отказать не мог. Два раза телик ронял – два раза Шурик чинил. А ещё перед Восьмым марта ему самодельную цветомузыку пропил.
Они выпили не чокаясь. Ноги Александра продолжали гудеть после ночного марафона без предварительных тренировок. А вот руки отдохнули. Почувствовалась уверенная сила в ладошке, сжимающей стакан. Просьба Коляна не удивила. Шурик уже не в первый раз проделывал этот головокружительный трюк.
Александр проверил рывком на прочность Колькин клетчатый плед и ловко привязал морским узлом к балясине.

- Ты уж извини за беспокойство, брат! - цепкие кисти верхолаза крепко ухватили свободный конец импровизированной страховки.

На этот раз узел, затянутый впопыхах, оказался чересчур велик. Он слишком укорачивал спасительный плед. Подошвы кроссовок чуть-чуть, но не доставали долгожданной перекладины родного балкона. Сашка решил рискнуть. Мысленно прозвучала команда: «Ну, и фиг с ним».
Всё произошло мгновенно. Прыжок. Кроссовки отпружинили от перекладины. Тело рухнуло в пустоту. Но тут же сработала катапульта, отшвырнувшая каскадёра-самоучку на балкон третьего этажа. Пострадавшего спасли струнами натянутые бельевые верёвки, выставленные кронштейнами наружу.
На пронзительный бабий вой «Грабят!» прозвучал нелепый пароль: «Спакуха! Эта я, Саша – сосед с четвёртого этажа».

В этот день в Шурике пробудилась сила воли. Он решил резко завязать: минимум до бабьего лета, когда природа умоляет: «Влезь в долги, но выпей!». Максимум послабки касался только Великих праздников, когда напиться – дело святое.

      Целую неделю в «Полтиннике» царил предпраздничный аврал. Накануне годовщины Великого Октября во дворце должна была состояться Областная партийная конференция. В её рамках намечалось вручение переходящего отраслевого Красного знамени Воронежскому мехзаводу. Ожидался приезд почётных гостей – космонавтов-земляков.
Наконец всё было готово к торжеству. Окна помыты, кресла пропылесосены, паркет натёрт, лозунги утверждены, плакаты нарисованы, букеты закуплены, пригласительные вручены, ассортимент буфета расширен шоколадными наборами, бутербродами с икрой и коньяком «Арарат». Знамя из Днепропетровска доставлено и временно хранилось в кабинете директора дворца.
Но, как всегда, неожиданно возникла незапланированная проблема. С острым аппендицитом попал в БСМП дирижёр духового оркестра.
На планёрке Шурик выступил с инициативой. И ведь никто его за язык не тянул. Всеобщий настрой, видимо, повлиял. Жалко стало труд товарищей смазать таким житейским пустяком. Подумаешь, духовой оркестр без палочки! А он - радист от Бога! - на что?
- Тамара Иванна, а давайте, когда пионеры вот это знамя в зал вносить будут, я «Марш авиаторов»** включу?
- Молодец, Саша! Великолепная идея! В свежую голову и свежие идеи приходят. Но вы, Ираида Ильинична, его проконтролируйте пожалста, - обратилась директриса к заму по хозчасти.
- Будьте спокойны, Тамара Ивановна! – загорелась субтильная дама выше среднего возраста, всегда готовая взбодрить нерасторопных подчинённых: - Уж я с него глаз не спущу! Вчера генералили его радийку. Полы помыли, бутылки сдали. Пульт протёрли. Топчан починили.
- Довольно! Товарищи, все по местам. Сегодня у нас трудный и ответственный день, – подвела черту подобревшая директриса.
Довольней всех был Шурик. Ведь не Ираида, ни Тамара не догадались поинтересоваться, куда пошла выручка от реализованной стеклотары. А сколько свежих бутылок марочного вина после вчерашнего шмона спряталось под отремонтированный топчан, тем более, не догадаются.

Вечером нарядный народ загудел в фойе дворца. Шурик запустил по локальной радиоточке коллекцию бравых советских маршей, записанных несколько лет назад на могучую магнитофонную бобину. Весь день Ираида Ильинишна вертелась вокруг него. Под вечер у въедливой надсмотрщицы нарисовались какие-то организационные проблемы, и она перешла в режим дистанционного контроля – по внутреннему телефону. Уже шесть или семь раз за час перезванивала. И всё одно талдычила: «Саша, не забудь включить марш, когда будут вносить знамя!» Шурик даже замучился «не забуду» повторять. Лишь полстаканчика марочного успел пригубить. «Заколебала!» - в сердцах выдохнул Александр и допил вторую половину стакана.
Наконец зал заполнился. На трибуну под бурные аплодисменты поднялся заместитель министра Оборонной промышленности СССР. За телевизором появилась первая кандидатка порожняка на будущую сдачу.
С заключительной приветственной речью выступил герой Советского Союза лётчик-космонавт Анатолий Васильевич Филипченко. Председательствующий торжественно объявил:

- Товарищи, прошу всех встать. Отраслевое переходящее Красное знамя внести!

В это время в радиорубке раздался телефонный звонок. Ираида скомандовала: «Включай!» А у Саши в одной руке полный стакан, в другой – початая бутылка. Шурик решил врубить «Марш авиаторов» локтем. Но вместо «Всё выше, и выше, и выше…» обалдевшие пионеры шагнули в зал под:

Ох, братцы, искупаться в Черном море - красота!
Да что там море, душ сойдет и ванна...
Но только у геолога заветная мечта:
Умыться черной нефтью,
Умыться теплой нефтью,
Умыться первой нефтью из фонтана.... ***

Вместо магнитофона Шурик ткнул локтем в клавишу радиолы, которая у него всегда была настроена на радио «Маяк». Передавали «Концерт по заявкам».

Можно легко представить, что творилось в зале. Ответственные товарищи в президиуме онемели. Зал умирал от хохота.

Утром Шурик был вызван на ковёр, который прикрывал от затаптывания директорский паркет.

- Вызывали, Тамара Иванна?
- Присаживайся, Александр.
- Спасибо. Я пешком постою.
- Не надоело кривляться, Шурик! Поговорим с глазу на глаз. На чистоту… Эту комедию пора кончать. Я устала от твоих выкрутасов. Так что ты садись в моё кресло. А я пойду в радиорубку, выпью, вздремну. С сегодняшнего дня меняемся ролями. Я буду бухать, а ты меня воспитывать.
- Я всё понял.
- Что ты понял, скоморох беспартийный?! Меня чуть из этого кресла не вышвырнули! Да за такое при Сталине… Слава Богу, на этот раз только строгий выговор с занесением!

      Александр уволился по собственному желанию. И был принят на должность осветителя в кукольный театр «Шут».
______

* «Прощание с горами»: слова и музыка В. Высоцкого (х/ф Вертикаль′′ Одесская киностудия. 1966 г.)
** «Марш авиаторов»: слова П. Д. Германа - муз. Ю. А. Хайта. Впервые опубликован весной 1923 года. С 1933 года являлся официальным гимном Военно-воздушных сил СССР.
*** «Мечта геолога»: слова О. Анофриева – муз. Л. Афанасьева (х/ф ′′Северный вариант′′ Свердловская киностудия. 1974 г.)

______

На фото: Воронеж. ДК им. Пятидесятилетия Октября накануне варварского уничтожения.
 

Жизнь в карантине

(Кручко Игорь) 		  19  Коронавирус  2020-04-03  0  799

День первый.

      Очень обрадовался тому, что появилась уйма свободного времени. Теперь спать буду целыми днями с перерывом на обед. Боже, какое счастье, что на работу ходить не надо! Еще большее счастье, это много дней я не увижу моего начальника – Бориса Николаевича, с его вечно недовольной мордой на лице. К тому же за мое пребывание дома еще и деньгу дают. Красотища-то какая! Не жизнь, а рай, помазанный сверху медом.

      День двадцатый.

      Упершись лбом в окно, уныло рассматривал пустой двор. От нечего делать, почесал щеку. Может побриться? Таким образом, можно убить минут десять свободного времени…

      Третий месяц карантина.

      Из кухни сделал спальню. В бывшую спальню перетащил электроплиту и кухонный стол. На этом комнаты закончились. Шкаф для одежды разобрал до молекул. Одежду же запихал в шкафчик для посуды. То, что может пропасть – трусы и носки, аккуратно сложил в холодильник. Ну, чем-то себя нужно занять в свободное от работы, время!

      Шестой месяц карантина.

      Мимо меня, в очередной раз, прошел Зигмунд. Это мой кот. Процокал когтями по полу словно лошадь. Еще стрелки на ручных часах стали выводить из себя своим тиканьем. Подошел к телевизору и вытащил молоток из кинескопа –решил вбить гвоздь в стену. Просто так. От нечего делать.

       Восьмой месяц… или девятый? Уже не помню.

      Несколько часов красиво пел песни. Когда попса надоела, окунулся в мир рока: стал стучать ложкой по батарее, при этом дудя в лейку. Но головная боль все равно не проходила от удара об дверь соседки, живущей этажом ниже. Больше не буду кататься на тазике по ступенькам лестничной площадки.

      Рs.В первый рабочий день после карантина, я подошел к Борису Николаевичу, прильнул к груди и расплакался от счастья. Он меня обнял по-отечески и, гладя по голове, стал приговаривать: – Я так работой завалю, что и двадцати четырех часов в сутки тебе не хватит.
      Несмотря на душившие меня слезы, через силу вымолвил: – О-го-го! Я знал, что вы душевный человек. Но… не до такой же степени удушевности!
 

Ржавые культуристы

(Юра Харьковский) 		  19    2019-12-27  1  718

Когда я проходил практику на ТЭЦ, со своим другом Вадиком, комсомольцы станции решили сходить на выходные в турпоход к живописному Бухтарминскому водохранилищу. Компания была молодая и жизнерадостная, поэтому мы с нетерпением ждали прихода субботы, чтобы весело отдохнуть на природе. Были заранее распределены роли кому, что нести в рюкзаках. Нам с Вадиком поручили взять из дома картошку на всю кампанию. Дежурить нам, как раз выпало в ночную смену, поэтому с вечера пятницы мы нагрузили рюкзаки картошкой и пошли на работу. До двух ночи мы трудились, а потом "заботливые" машинисты - приколисты, Витя с Женей, разрешили нам поспать до утра. – Завтра вам далеко топать, - ласково сказали они, - поэтому отдохните хорошо перед походом, мы вас сами разбудим вовремя. Нам выделили две лавки, где мы сладко и уснули, в ожидании утра. Проснувшись утром, я ничего не понял. Вокруг, посмеиваясь, ходили машинисты с другой смены. А нас, подлые ребята, Витя с Женей, мало того, что не разбудили, так ещё и крепко привязали верёвками к лавке. Мы попросили ребят развязать нас, но они сказали, что получили строгое указание нас не освобождать, потому что мы наказаны за сон в рабочее время. Такой подлости мы не ожидали и, с чувством горечи, осознавали, что в поход ребята уйдут без нас. Но собравшаяся компания молодёжи не хотела голодать без картошки в походе, поэтому за нами прислали двух ребят, узнать, в чём дело. Зайдя на пульт, они увидели унизительную картинку, как мы с Вадиком, корчились на лавках, пытаясь освободиться от верёвок. Посмеявшись, ребята нас развязали и мы счастливые, подхватив свои рюкзаки, которые показались нам спросонья очень тяжёлыми, бегом кинулись к автобусу.
К обеду мы достигли крайней точки, куда мог проехать автобус и, дальше, нам предстояло идти 20 км. по пересечённой местности к водохранилищу. Взвалив рюкзаки, мы двинулись к цели. Ребята все молодые, взяли хороший темп, а мы с Вадиком, почему-то не могли его выдержать и начали потихоньку отставать. – Что вы, как сонные мухи, - покрикивал на нас комсорг, - подтянись, а то к вечеру не успеем. Вадик был намного здоровее меня – рост 185см., и широк в плечах, но и он, видно было, сильно устал. Что уж говорить обо мне. На привале я, заподозрив неладное, стал ковырять картошку в рюкзаке, подозревая, что там, на дне лежит, какая-нибудь железная болванка. Вадик тоже стал искать у себя, но, к сожалению, мы ничего не обнаружили и, напрягая последние силы, пошли дальше. Уж как я дошёл, не помню. Пот катил градом, ноги подкашивались, рюкзак, как огромный магнит, тянул к земле. Все шумно радовались красивой природе, тёплой воде и предстоящему романтическому ужину, в молодой весёлой компании. А меня ни на что, не было сил. Я лежал, как марафонец, после выматывающей дистанции и пытался прийти в себя. Ребята распалили костёр, девчата начали готовить ужин. Кто-то из них открыл наши рюкзаки, высыпал картошку и начал её чистить. И тут раздался звонкий девичий возглас: "Ой, тут картошка железная! И у меня тоже, - откликнулась другая." Мы с Вадиком подскочили к девчонкам, они протянули нам… чугунные шары с шаровой мельницы, которая измельчает уголь на станции. Шары были точь-в-точь как картошка, того же размера и цвета, потому как были ржавые. Тут до меня дошло, что именно поэтому мы их и не увидели среди картошки. Опять подлая шутка Вити с Женей! Отобрав шары мы прикинули их вес. Каждый из нас тащил рюкзак килограммов по сорок. Было стыдно и обидно. Девчонки смеялись, ребята подкалывали. А наш комсорг, подведя итог общему веселью, с издевкой сказал: "Да вы, ребята, у нас не туристы, а культуристы, да к тому же ещё и ржавые!"
 

САМОЗВАНЕЦ

(Алик Кимры) 		  19  О науке  2019-11-29  7  751

«Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник»
М.Ю.Лермонтов

Во время очередной командировки в Белокаменную в 1967 году мой научный руководитель П.М.Сосис попросил тихонько вызнать в ВАКе прохождение докторской коллеги М.И.Длугача. Ну, что-то типа расчётов многосвязных областей и оболочек с отверстиями. Пётр Моисеевич сам находился в стадии защиты докторской, вот и поинтересовался, как проходит докторская коллеги в общей с ним области строительной механики.

В ВАКе ко мне подвалила миловидная девушка годов 27, представилась аспиранткой и принялась кокетливо выспрашивать некоторые технические подробностям по теме докторской Длугача. Я понял, что она меня приняла за него, а поскольку почувствовал – между нами пробежала та самая искра, побоялся погасить её неуместным признанием.

Слово за словом, вечером мы оказалсь в ресторане гостиницы «Балчуг». Бухло... музыка - старая сводня... танцы-шманцы-обжиманцы - сделали своё дело. А потом бурная ночь в комнатушке Натальи в коммуналке на Ордынке. Утром я вышел с полотенцем на шее в ванную, и мне встретился сосед, пожилой интеллигент в пенсне:
- Вы к нам надолго? Если – да, давайте знакомиться...

Надолго - не надолго, я и сам не знал, боялся, что сказка прервётся, когда Наташа узнает, кто я на самом деле – кондовый киевский аспирант непрестижного НИИ. Сам же как мог продлил командировку, а через неделю примотал в Москву опять. Совсем впадлу стало обманывать любимую, но я всё не решался на признание, которое могло стать роковым. Хотя порывался несколько раз, мол, Наташа, хочу тебе признаться...

Она смеясь, переводила разговор на другую тему, пока, наконец, с хохотом выдала:
- Хошь сказать, что ты не Длугач? Так я с самого начала знала, кто ты – месяца три тому назад ты выступал с докладом на конференции в Вильнюсе, блистал эрудицией, юмором да набриолиненной шевелюрой. К концу твоего выступления я в тебя втрескалась, но не решилась подойти – у тебя на пальце сияло обручальное кольцо. В этот раз ты был без кольца, да я не стала упускать случая – когда б ещё встретились...

Действительно, Наташу после защиты кандидатской отправили в докторантуру Стэнфордского университета. Там она вышла замуж за американского профессора, натурализовалась. А за мной следила по публикациям и в конце-концов спустя чуть ли не полвека мы встретились. Но лучше бы этого не делали, я ужаснулся сухой согбенной бабки, в которой от прошлой Наташи остались только синие глаза, да и те выцветшие до бледноголубых...
 

Тёща тоже человек

(Дем Оланд) 		  19    2019-03-14  1  696
Когда, переживая униженье,
буксует демография страны,
то хочется поправить положенье,
не нагружая психики жены.
   Да мне б и на неё хватило мощи,
   и на соседку, милую вдову,
   когда б ни «боди-гард» в формате тёщи,
   и не в кошмарном сне, а наяву.
Когда живёшь без запасного тестя,
а твой инстинкт внимательно пасут,
то можно «погореть» на ровном месте
или нарваться на семейный суд.

   Но вдруг ослабла тёщина «забота».
   Я охренел, увидя как-то раз,
   как та в «секс-шопе» выбирала что-то
   и прятала от посторонних глаз.
А позже у соседки «Маты Хари»,
к которой уж неделю - ни ногой,
я получил «железный» комментарий
насчёт секретов тёщи дорогой.
    Узнал, что бедолагу в стиле ретро,
    как люди говорят, «попутал бес».
    Седой мужик фактурой под два метра
    в ней вызвал сексуальный интерес.
И Эвелина Ганская, возможно,
зашевелилась в дорогом гробу.
С природой спорить безнадёжно сложно,
когда интим вторгается в судьбу.
    И понял я, что не господня «ксива»
    подогревает жизнь в земной игре.
    Ведь тёща-то действительно красива,
    как русская природа в сентябре.
Как можно быть законченной козлицей,
которой подавился бы вампир,
а с классным мужиком преобразиться
и мне достойный обеспечить мир!?
    Любовь привычно позвала в дорогу,
    к желанному причалу своему.
    Уйдёт она к нему, и – слава богу,
    И я её как женщину пойму.
Теперь жена готова на ребёнка,
и жизнь открыла новую главу.
А тёщу, что влюбилась как девчонка,
теперь я нежно мамою зову.
 

Не в вещах счастье…

(Соломон Ягодкин) 		  19    2019-03-07  0  626

Ударить изобилием по дефициту, а какова будет отдача? Не говоря уже о том, что вконец обнаглевшие покупатели начнут всё более настойчиво и настойчиво сначала сдачу просить, а потом её и требовать, причём вплоть до мордобития...

Торговля, которая унижает тебя обилием всего, не вправе называться торговлей, потому что любая торговля должна прежде всего дарить людям радость, что, мол ни у кого других нет, а вот у меня – есть!..

Не в вещах счастье, а в их извечном дефиците, любого уважающего себя торгового работника спросите...

Захотел и купил, но тогда всякое желание покупать пропадает! И идёшь покупать как бы из-под палки, а что хорошее так можно купить?..

То, что можно купить, дёшево стоит, а потом не стоит вообще ничего. Вот тогда и надо всё покупать, причём покупать практически за бесценок, пока не вернётся золотой век пустых прилавков и полных подприлавков, а ведь он вернётся наверняка...

Фото Алексея Кузнецова
 

САНИТАРЫ РЫНКА

(Ременюк Валерий) 		  19  День торговли  2018-12-07  3  3060
В нашем приморском городке и своей рыбы хватает, слава богу, и залетная нет-нет да и появится. Я имею в виду прилавки местного рынка и холодильники горожан. Дора Ивановна Штрюкова любила свежую рыбку и хорошо в ней разбиралась, поскольку муж ее, Осип Тимурович, был заядлым рыбаком. И добычливым, к тому же. Знал правильные места и способы ловли и никогда не возвращался с рыбалки с пустыми руками. Ну, а жене, ясное дело, доставалась почетная обязанность обработки и переработки даров моря или окрестных озер. Через руки Доры Ивановны за двадцать пять лет совместной жизни с Осипом прошло, наверное, тонн сто рыбной плоти всевозможных сортов – от вульгарных карасей или язей до элитных экземпляров морской форели и балтийского лосося. Транзитом через лещей и судаков со щуками. Я уж не говорю про всевозможных окуней, плотву да красноперку. Поэтому в практической анатомии обитателей пресных и слабосоленых водоемов Дора разбиралась в совершенстве. Но однажды произошел случай, поставивший Дору Ивановну в тупик.

К семейству Штрюковых заехал в гости Осипов друг детства Жорка Журов. Проездом из Норвегии после законного трудового отпуска, который Жорж с компанией провел на рыбалке в скандинавских фьордах. Уж не знаю, как, но протырил Жорка через таможню свежемороженой сайды и трески, пойманных своими руками. Немного, килограмм пятьдесят, в пяти ящиках-термосах, укутанных тряпьем и заваленных всякой походной всячиной типа палаток, надувной лодки, спальных мешков и пропотевших штормовок. Ну, и отвалил Жорка другу пару-тройку зачетных хвостов – в качестве сувенира из дальних стран. Да. И всё бы хорошо, но Дора Ивановна после отъезда гостя занялась обработкой рыбы и обнаружила в ее кишечнике незнакомую флору. А может, фауну, что еще страшнее. Какие-то белесые палочки-колбочки, окружающие отдельные внутренние органы. Естественно, бдительная хозяйка дома объявила «Стоп!» дальнейшему процессу переработки и командировала Осипа Тимуровича с образцами тканей несчастных рыб в местную СЭС (санэпидстанцию). Для произведения анализов и экспертизы. Образцов набралось на полулитровую банку из-под кабачковой икры.

Городская СЭС примыкала отдельным флигелем к районной больничке, соединяясь с последней коридором-галереей во втором этаже. А так как к моменту описываемых событий главный вход в СЭС находился в хроническом многолетнем ремонте, народ проникал на станцию транзитом через больницу и галерею. Пошел туда и Осип, натянув на тапки полиэтиленовые хлипкие бахилы и держа под мышкой банку с образцами рыб. Войдя в больничные коридоры, Осип почувствовал тоску в душе и нытье в области десен. Так организм отреагировал на душный воздух и специфические запахи жизнедеятельности пациентов, усиленные тягостными ароматами бюджетных лекарств. И лишь в переходной галерее его слегка отпустило – тут были открыты форточки окон и воздух хотя бы отдаленно напоминал, что за пределами этого богоугодного заведения есть живая природа, свежесть мокрой травы, ароматы леса, звуки ветра и птиц… У окна Осип заметил двух сухоньких старушек в застиранных синеватых больничных халатах. Они стояли, опершись о подоконник, и смотрели через стекло в больничный двор. Осип, проходя мимо, мельком глянул туда же. Во дворе грудились больничные машины, какие-то крупногабаритные детали полувыброшенных медицинских аппаратов, мусорные контейнеры вдали. А в центре – небольшой, чисто символический скверик – старое бетонное корыто недействующего фонтана, воздвигнутого лет сто назад, да две убогие пустые скамейки по бокам под тощими кустами сирени.
- Ах, как здесь хорошо! – говорила бабуля справа восторженным голоском.
- Да-да, - отзывалась эхом левая, - такой свежий воздух!
- И зелень за окном, смотрите!
- Да-да, столько зелени! – вторила левая правой.
Осип еще раз глянул во двор. Кроме тощей сирени, другой зелени двор не содержал. И Осипу стало от этого особенно грустно, почти тоскливо. От чужого малобюджетного, нищенского счастья…

Но в санэпидстанции Осипу дали от ворот поворот, мол, СЭС не работает с продовольственными товарами от населения. С ними надо на пункт санитарного контроля при местном рынке. Ладно, делать нечего. Осип снова прошел через соединительную галерею мимо коридорных старушек, всё еще радостно гуляющих на свежем воздухе под форточкой окна. «Как мало человеку нужно для счастья, если разобраться!» - подумал он и вышел на улицу. Еще минут пять Осип пребывал в философическом углублении мыслей, шагая к остановке автобуса, пока его не окликнула насмешливо какая-то женщина:
- Мужчина, вы бы сняли бахилы-то! Больница уже давно кончилась!
- Ой, спасибо! – сконфузился Осип и стянул с тапок разлохмаченные голубые мешочки.

На городском рынке было многолюдно, шумно, в воздухе витало электричество торгового оживления. Одни надеялись продать, другие намеревались отовариться. И каждый в уме прикидывал выгоду своих вариантов торговли. Помещение пункта санитарного контроля Осип нашел в дальнем торце здания рынка. За дверью, обитой утепляющим дерматином еще прошлого века, его встретили три женщины бальзаковских лет, сидевшие каждая за своим канцелярским столом. Все были с явными излишками живого веса, круглыми лицами и лоснящимися щечками. С очками на носах и одинаковыми, видимо, форменными, башенками волос на макушках. «Родственницы они все, что ли?» - непроизвольно подумал Осип и подошел к первой по ходу работнице поста.
- Здравствуйте! Хочу попросить вас сделать анализ моей рыбы. Жена сомневается, не гельминты ли в ней? – и протянул свою банку.
Дама взяла тару, недружелюбно зыркнула на посетителя:
- А что за рыба, откуда?
- Свежая сайда, друг сам поймал в Норвегии, во фьорде. Сайду и треску. Сразу заморозил и нам привез вчера немного в подарок… вот.
- И что вам не нравится в этой сайде? – саркастически усмехнулась дама, вытряхивая содержимое банки в эмалированный железный лоток, стоящий перед нею на столе.
- Так это… Жена там разглядела какие-то палочки или колбочки, черт их знает… Гляньте, короче, так или нет? Если надо за анализ заплатить – скажите, сколько…

Дама взяла со стола лупу в оправе и на ремешке, типа тех, что используют часовщики, водрузила на глаз, взяла скальпель и склонилась над объектом исследования. Поковырявшись в рыбной плоти, откинулась на стуле, сняла лупу, отложила скальпель, задумчиво подвигала лысыми бровями.
- И что там? – шепотом спросил Осип, ожидая страшного диагноза.
- Придете завтра после обеда, результаты анализа уже будут готовы, - буркнула дама, не глядя на просителя.
- А… сколько?
- До свидания, молодой человек! – повысила голос строгая санитарша.
Осип Тимурович пулей выскочил из кабинета. На рефлексе. Он побаивался официальных дам, старался не вступать с ними в пререкания, будучи научен печальным опытом юношеских попыток качнуть пару раз свои права и получив болезненный отпор.

Назавтра Осип явился к назначенному времени, санитарный пункт как раз открылся после обеденного перерыва. В коридоре санитарщиков витал до боли знакомый запах свежежареной сайды. Еще не дойдя до двери кабинета, Осип уже понял, что его образцы успешно прошли экспертизу санитарного пункта и признаны вполне съедобными. Но все же вошел в уже знакомую комнату:
- Здрасьте! – сказа он вежливо, сняв кепку. – И как результаты анализов моей рыбы?
Его дама взглянула на него уже намного приветливее, чем вчера, вытерла масляные губы бумажной салфеткой и выбросила ее в мусорное ведро рядом со столом.
- Ну, что сказать… Объем, конечно, маловат для полноценного анализа. А вы говорили, там друг еще и треску вам привез?
- Да, немного есть…
- Вот-вот. Вы еще и трески нам баночку принесите сегодня – и тогда завтра мы вам дадим полное заключение о качестве продукта!
- А сколько платить?
- О цене потом договоримся. Вы, главное, несите, не задерживайте!

«А вот фиг вам! - сказал себе под нос Осип, выйдя из здания рынка на улицу. – Перебьетесь!»
 

Из показаний Александра Кокорина ...

(Лука Шувалов) 		  19    2018-10-09  3  876
Я собрался кофе выпить
Под названием «латте»,
Не могли что ль тихо выйти
Те, которые «не те».

Вон сидит с надутой рожей,
Круассан ко рту поднёс,
На татарина похожий
Или типа китаёз.

Мы с Мамаевым культурно
Объяснили всем кто мы,
А китайцам – чистить урны
У киосков шаурмы.

Тут он начал типа вякать,
«Безобразие! То! Сё!»,
Мы его послали на …
Ой, как вспомню, так трясёт.

А потом тот стул попался,
Опустился на него,
Ничего, мужик поднялся,
Нос расквашен, зуб сломался,
Вот… а больше ничего.

Ну, испортил свой «бриони»,
Наворует, не беда,
А меня Семак погонит
Из Зенита – это да.

Так давай, мужик, мириться,
За имплант я заплачу,
Мне же, дядя, скоро тридцать,
Я ещё играть хочу!
 

Амнезия

(Ринат) 		  19    2018-03-10  1  1031

Макар Денисович Дунюшкин в нашем институте был человеком заслуженным. В каком научном направлении был задействован и что собственно нового он привнёс в науку, никто не знал. Тем не менее, Макар Денисович имел ученую степень доктора технических наук и звание профессора. Кроме того наш герой обладал многочисленными регалиями и другими званиями. Всё это было приобретено в незапамятные времена, когда институтом рулил семейный подряд в виде тестя - директора института и супруги – начальника отдела кадров. И хотя крыши над головой и крепких тылов уже давно не было, на жизнь профессору жаловаться не приходилось. В институте его ещё терпели, а пенсия была уже оформлена. Про Дунюшкина руководство вспоминало в основном только тогда, когда нужно было провести экскурсию по лабораториям для студентов и школьников, либо председательствовать в жюри на конференциях молодых специалистов.
      Короче говоря, жизнь у Макара Денисовича удалась, несмотря на все перипетии произошедшие в стране за последние годы. На здоровье профессор особо не жаловался, но ещё со студенческой скамьи страдал лёгкой рассеянностью, которая с годами коварно переросла в амнезию. И если раньше Макар Денисович ограничивался собиранием чужих ручек и прочей канцелярской принадлежности, то с годами он перешел на одежду и обувь.
      Как-то раз, он умудрился надеть чужую куртку, выходя из бизнес-класса самолёта. Приехав домой, профессор с удивлением обнаружил ещё одну такую же куртку на вешалке. Соседи сверху и снизу, двери которых Макар Денисович постоянно пытался открыть неродным ключом, потребовали, чтобы он завёл специальную карточку с номером своей квартиры. И это действительно помогло. Заходя в подъезд, наш герой вытаскивал из кармана эту карточку и переходя с этажа на этаж, успешно находил свою квартиру. Ту же самую процедуру он ежедневно проделывал во дворе дома, при поиске машины. В институтской столовой Макар Денисович такие карточки не использовал, а зря…
      В костюме, на котором было нацеплено множество «заслуженных» и «почетных» знаков отличия, он не спеша заходил в столовую. Взяв поднос, профессор становился в начало очереди у кассы и начинал монотонно гундосить:
      - Эээ… подайте мне первое.
      - Эээ… подайте мне гуляш с картошкой.
      - Эээ… передайте стакан сметаны…
      И так далее.
      Движение очереди останавливалось почти на пять минут, пока все обозначенные блюда нехотя передавались по назначению. Невозмутимая и очень полная кассирша рассчитывала заслуженного работника, который с полным подносом степенно удалялся к одному из свободных столов для совершения трапезы. Движение злобно-негодующей очереди восстанавливалось и раздражение постепенно улетучивалось.
      Как-то раз, когда почетный работник, расставив все блюда и отнеся поднос, направился обратно к своему столу, его остановил один из молодых специалистов.
      - Макар Денисович, - обратился он к Дунюшкину, - я давно хотел проконсультироваться у вас по поводу повышения эффективной эффективности.
      Надо сказать, что заслуженному работнику очень нравилось, когда к нему обращались за консультациями, особенно молодые сотрудники. Важно надув щеки, он внимательно выслушал вопрос, а затем произнёс свой заготовленный на все случаи жизни монолог, состоящий из банальных штампов, приправленных воспоминаниями из далёкого личного опыта.
      Когда консультация закончилась и молодой человек удалился, Макар Денисович снова решительно направился к подносам и далее в начало очереди к кассе.
      - Эээ… подайте мне гороховый суп.
      - Эээ… подайте макароны с котлеткой.
      - Эээ… передайте пожалуйста салат и два хлеба…
      Невозмутимая кассирша молча рассчитала профессора, а обычно раздраженная очередь с интересом наблюдала, как почетный работник отрасли аппетитно поглощает второй обед, даже не подозревая, что через два стола стоит нетронутый первый.
      На этом эпизоде история могла бы закончиться, если бы не группа молодых людей из институтской команды КВН. Эти хохмачи быстро просекли ситуацию и стали периодически её повторять. Каждый раз, когда ничего не подозревающий доктор наук, избавившись от подноса, направлялся к столу, в предвкушении обеда, кто-нибудь из этих бездельников специально останавливал его, чтобы задать какой-нибудь научный вопрос. Затем, получив исчерпывающий ответ, молодой человек удалялся, а вся институтская публика с интересом наблюдала за дальнейшими действиями заслуженного работника. Осечки случались редко, обычно Макар Денисович снова взяв поднос, опять направлялся в начало очереди к кассе, откуда раздавалось всем знакомое:
      - Эээ… передайте пожалуйста…
      Это безобидное развлечение вносило небольшое разнообразие в серые будни института. Поэтому, чтобы не произошло разоблачение, ибо участниками розыгрыша были все посетители столовой, никто из них не смеялся, а лишь отвернувшись ограничивался ехидным смешком. Не смеялась только невозмутимая кассирша, по-видимому привыкнув к зверскому аппетиту профессора.
      Однажды, когда очередной розыгрыш успешно завершился и Макар Денисович уже направлялся к выходу, не спеша выковыривая кусочки мяса, застрявшие между зубами, в столовую неожиданно зашел новый директор института в сопровождении заместителя по общим вопросам. Увидев профессора, директор остановил его и стал расспрашивать о работе, а затем попросил зайти к нему с отчетом после обеда. После чего, директор, по-хозяйски оглядев помещение и сделав какие-то замечания своему заместителю, удалился.
      Растерянный Макар Денисович постоял немного, по-видимому что-то усиленно вспоминая, а потом неожиданно для всех, решительно взяв поднос в третий раз направился в начало очереди:
      - Эээ… передайте пожалуйста рассольник…
      Обычно невозмутимая кассирша, на этот раз чуть удивленно приподняла брови, однако все также молча рассчитала прожорливого профессора. Часть институтской публики, на этот раз уже не могла сдерживаться. Прикрывая рот, некоторые даже выбежали из столовой, чтобы вволю предаться неудержимому хохоту. Оставшиеся работники института, старались не глядеть в сторону Макара Денисовича, который растерянно ковырялся вилкой в тарелке, никак не понимая- почему ему не хочется есть. А если кто ненароком и встречался взглядом с измученной физиономией профессора, то также зажимая рот, выбегал из столовой, присоединяясь к толпе рыдающих от смеха сотрудников.
      Поварихи, стоящие на раздаче, удивленно выглядывали из-за тарелок с блюдами, не понимая - почему так резко поредела очередь. И только одна невозмутимая и очень полная кассирша молча и уверенно продолжала свою работу.
 

Все возможно детка!

(Андрей Сацук) 		  19    2016-11-02  1  1209

Оранжевые листья проглатывали морозный озон Екатеринбурга как капризные дети дешевые леденцы. Октябрь накренился на плечо ноября и глиноземной тяжестью вытолкнул его за календарную линию.
      Бродяги начинали предпочитать скверам - подъезды, а пиву - спиртовой "Боярышник". Наступала пора, когда поскользнуться, стало гораздо проще, нежели чем испачкаться.
      Я шатался в неглубоких дебрях площади железнодорожного вокзала, сопротивлялся колючему ветру искусственным мехом китайского капюшона и мысленно пытался представить, как все это выглядело - ровно сто лет тому назад.
      В моем воображении - "рено" и "мазды" преображались в извозничьи дредноуты с волчьими шубами на троне, внутри которых, рыжие разбойники пили огненный чай, и выглядывали от времени из огромных воротников с хрипом: - Коляска на "Арамиль"!.. Восемь "целковых" до Нижнего Тагила!..
      Ходоки с мешками приценивались, а извозные кони-исполины били копытами и роняли горячие, навозные картошки на брусчатку...
      Бодрый бег моих исторических пилигримов был грубо прерван хлопком двери старенькой "ауди", из которой выпало слезливое существо в короткой шубке и сапогах, каблуки которых не предполагали пешеходный переход по пути Амундсена и капитана Татаринова. "Ауди" брызнула вон. Существо поднялось из свежего сугроба с устным изложением нескромной сентенции:
      - Тварь!.. Сука е...!...
      Существо оказалось дамой весьма приятных лет и наружности.
      Услышав от меня выражение: - Мадемуазель! Чем я могу Вам помочь!?.. Она попыталась удалиться с той скоростью, с которой обычно исчезает подворотный грабитель, услышав полицейскую сирену.
      Но, выбранный ею демарш, настолько не соответствовал дорожному покрытию и набойкам, что сделав три фигурных финта на месте, девушка, выбросив руки вперед как баскетболист принимающий подачу - грохнулась лицом на брусчатку, помнящую картофелины лошадей старинных извозчиков.
      Из сумочки со звоном вылетели и покатились - мобильник, очки и губная помада. Проезжающая мимо "маршрутка" пожалела, и по неизвестной причине оставила целой только фломастер губной косметики.
      Если бы пострадавшая стала выражаться, бия кулачками о снег, сгибая и разгибая ноги, вполне возможно что моя позиция так и осталась бы на уровне случайного критика... Но... "Аnything is possible baby"!.. Иначе, по русски - Все возможно детка!..
      Она встала на колени и посмотрела на остатки телефона с такой спокойной усталостью, с какой наверное смотрел выживший грешник Вавилона на очередную, грозовую тучу...
      Наши взгляды на жизнь были тождественны. Она, взглянув на мою (в очередной раз!..) протянутую руку и мои глаза, узнала во мне уже не полицейского, но Друга! Подала на встречу лапку и произнесла, - Мерси!
      Улыбка ее, осветившая мне Екатеринбургский вокзал, не менялась и в то время
когда мы стояли перед моими отцом и матерью, перед пышногрудой владелицей ЗАГСа и перед гинекологом сообщившем ей о первой беременности...
      А когда наш третий ребенок (дочка) - родилась семимесячной, и врачи хмуро пожимали плечами, бормоча по латыни, и сказали - Не выживет...
      Она выжила!.. И заканчивает нынче седьмой класс, удивляя тренера по плаванью результатами скорости!..
      Помнишь как я, двенадцать лет назад - целовал тебя и дочку в больничной палате? Сжимал твою лапку и шептал:
      - Аnything is possible baby!..
 

Черга за щасливою смертю

(Ицхак Скородинский) 		  19    2016-10-26  4  1251
- Хто тут крайній?
- Я. Останній... Я.
- І що дають?
- Смерть. Щасливу смерть. Як заспокоєння від життєвих витребеньок.
- А як це відбувається?
- Раз, і готово. Безболісно і без яких ось таких собі ...страждань. Так Ви займаєте?
- Так, звичайно. Хіба таким можна поупускатися.
- Тоді я відлучуся, мені, знаєте, дуже, дуже треба. ...Ось, тільки. Якщо повернуся, Ви мене признаєте?
- А Ви за ким?
- Геть, за тією пані в скривавленій сукні. Так, та, що схожа на скелет.
- А перед нею?
- Нікого.
- Як нікого? Тут цілий натовп!
- Вони не займали. Ось вони точно, що крайні, на самому краєчку стоять. Мучаться, моляться, чіпляються. Хто за що. Не хочуть щасливої смерті.
- Ось ще одна. Вирішилася, нарешті.

Ще одна: - Я правильно потрапила, тут можна швидко померти? Божечку ж мій, а Ви мене не пропустите вперед, я вже більше не можу, не можу я більше, не можу!!!
- А чого Ви так квапитеся, Така молода, красива, Вам би жити та жити?
- Він мене кинув, кинув, пішов, і я здуру проковтнула цілий флакон якоїсь гидоти і тепер мене нудить і дикі різі в животі.
Гострий живіт! Гострий живіт!
Так,розступитеся, нетями, дівчина хоче, дуже хоче!
...Зникла.
Розчинилася.
- Це завжди так буває, коли таким, як вона, промивають шлунок. Так я відійду ненадовго?
- А де ж пані? Пані де?!
- Пані вже там. Так що, Ви наступний.

Що ж робити, що робити!!!!

- А хто тут останній?! А що дають?
- Я. Крайній. Самий крайній. Смерть дають, бітою по голові.
- Як цікаво. Раз, і готово?!
- Слухайте, Ви подумайте, прийдіть в себе, проспіться. А завтра з ранку...
- А що тут думати. Хочу. Негайно. І все!
- Тоді я відійду на хвилиночку, зроблю останній дзвінок. Якщо я повернуся, Ви мене потім пустите в мою чергу?
- А. ...Перед Вами. Перед Вами хоч хто-небудь займав?!
 

Рассказ профессора Капицы

(В.Голубев) 		  19  О науке  2016-07-03  3  1315
Пошли они как-то на пляж. Сам Капица и еще два или три профессора с научными степенями. Взяли с собой несколько бутылок вина. Тоже ведь люди. А бутылки закрыты пробкой и сверху пленкой которую надо разрезать. А как на грех ни у кого ни ножа ни другого режущего инструмента нет. Что делать? Подзывают соседа, ну бич бичом. Тот коробку спичек вынимает греет пленку и снимает ее одним движением руки. Потом мизинцем проталкивает пробку внутрь. И говорит:
- В школе физику учить надо было, салаги!
 

УДАЧА ТАКИ ЦЕЛИТСЯ

(Алик Кимры) 		  19    2016-06-11  1  1166

«Удача так и целится, попробуй увернись...»
Жми сюда .

Куда конь с копытом, туда и рак с клешней: мы с Шустрой вроде бы товарищи по несчастью.

Только моя «удача» догнала меня не по голове, а по ноге, и не веткой с дерева, а собственным скутером. Удар такой силы, что мощный скутер разлетелся вдребезги, а стопа распухла вдвое, об чём честно известил коллег-хохмодромовцев Жми сюда .

Как это всё случилось? Черножопый идиот на "зебре", пытаясь проскочить перед зеленым на встречке, вмазался мне в ручку скутера. От сильного удара я сделал пару кульбитов через голову, но успел запомнить первые 5 цифр и букв номера - соколик пытался смыться.

И когда коп меня поднял и по ритуалу стал спрашивать дату рождения (проверка на вшивость, в сознании ли потерпевший), я попросил его не париться, а записать начало номера. Тут же по iPad’у нашли водилу и по телефону вернули на место ДТП. В Калифорнии в любом ДТП автомобиль-человек прав прохожий. Может потому, что пешеход по-английски – pedestrian, созвучно педерасту, а последние в «золотом штате» - первые.

Из небольшого авта вышел такой среднего роста черножопый вьюнош, отдал копу мокументы и двинулся ко мне. Я встретил его фирменным опперкотом великого украинского тренера 50-70-х годов Федченко –Дубровина. Он отлетел на пару метров и потерял сознание – то ли от моего удара, то ли от жёсткой встречи кудрявой бошки с асфальтом. От этого же удара свалился и я – в момент акции всей дурью автоматически опёрся на раненную ногу и рухнул от боли.

Нас привезли в один госпиталь и поставили рядом койки. Он уже пришёл в сознание и стал панически требовать убрать его как подальше от меня. Типо у него и так уже болит и кружится голова, тошнит. У него диагностировали сотрясение моска. Я же пообещал его не трогать, мне стало его жалко и стыдно за свою несдержанность. Да и что мог ему причинить, если и сам не мог подняться.

Нас сразу после всяческих экспресс-анализов отвезли на рентген, у меня – ноги, у него – черепушки и челюсти. К счастью, у обоих обошлось без переломов, и ваще мы стали товарищами. По несчастью. К вечеру меня забрала подруга дней моих суровых, его же перевели в другое отделение госпиталя, где он вылеживался неделю, в то время как я скакал на одной ноге и сходил с ума от боли.

Апасля его адвокат подал на меня в суд за удар, мой адвокат доказал, что 78-летний старик, да ещё раненный и контуженный так приложиться просто физически не мог, а водила симулировал, сам упал и расшибся. Симулировал – во избежание наказания за наезд на пешехода на «зебре» и попытку удрать с места ДТП («heat and run»).

В конце концов по этому пункту пришли к ничьей – удар не был засчитан, а с водилы сняли обвинение в попытке удраться с места ДТП, как-то они договорились и с полицией. Хотя на ринге такой удар бы ещё как засчитали, рефери досчитал бы до 10 и мне присудили бы победу чистым нокаутом. Кстати, припишу в свой боксёрский список: 14 боёв, 13 побед, из них 11 нокаутом.

А дальше предстоит суд со страховой компанией водилы, но тут много не обломится – страховой фонд этого шлепера оказался минимальным. Я же не застрахован ваще, нет смысла: у меня долг в банке, и когда я крякнусь, страховку конфискуют в погашение долга. А так долг просто спишут.

В итоге хожу с «волкером» - такой девайс на колёсах, претерпеваю муки от ушиба, а больше от лечения. С родным университетом договорился временно читать лекции по скайпу – они выводят изображение на большой экран в аудитории.

А аборигенов мне жаль: они в диких непонятках, как я в моём возрасте разрезал на самокате. Как не получил ни царапины или хоть мелкой ссадины, когда кувыркался на асфальте после наезда. Как сумел вдарить обидчика.

Им же невдомёк, что я – совок, взращённый Партией, хотя в Рядах никогда не состоял. С пионерских ногтей «Всегда готов!». Воспитан комсомолом, который добровольно-принудительно спровадил меня в числе других мастеров спорта на 4-хмесячные курсы коммандос при спецоблцентрах КГБ. Для подготовки к интернациональной помощи молодой кубинской революции - защиты её достижений. К счастью, достижений не обнаружилось, и до нашей помощи дело не дошло. Иначе бы я оказалася в Штатах на 40 лет раньше.

Короче, Партия выковала из меня бойца, и те самые кульбиты были во спасение, и отработаны многомесячными изнурительными тренировками. А аборигенам ничего объяснять не стал – не поняли бы, прав Задорнов – тупые. Но добрые и отзывчивые. Сыну даже выразил восторг, какие копы няшки-обаяшки. Он меня несколько разочаровал: если бы, грит, ты был не почтенным белым профессором солидных лет, а негром любых годов,- обаяния бы тебе досталось от копов куда меньше.

В общем, веселуха. Заодно ближе познакомился с полицией, скорой, юстицией. Напугали, сколько месяцев уйдёт на восстановление. Надеюсь, Шустрая (на то она и Шустрая) поправится быстрее, чего ей от души желаю.

А весёлая ли это история и прав ли я как аффтар, поместив сей опус в соответсвующий раздел? Думаю, прав: история произошла с весёлым индивидом, коим считаю себя сам и окружающие, а весёлый человек всегда прав. И никакие хохмоскептики, да и само болезненное ДТП меня в этом не переубедят.
 

Юбилей

(Олег Сибирёв) 		  19    2016-02-21  2  1003

Как-то у Достоевского случился юбилей – пятьдесят лет. Во время празднования, в одном из самых элитных ресторанов Петербурга, в банкетный зал неожиданно ворвался не приглашённый на данное мероприятие разъярённый Лев Толстой со своим костылём и с криками: «Проходимец! Шарлатан!!!» прямиком бросился в сторону Фёдора Михайловича.
      Не успел Достоевский опомниться, как вдруг прямо перед собой увидел огромный букет роз.
– С днём рожденья тебя, дорогой Фёдор Михайлович! – неожиданно произнёс Толстой… и как шарахнул Достоевского костылём по голове!

© Сибирёв О.А.
 

Главному Милиционеру страны

(Олег Сибирёв) 		  19    2016-02-14  5  1083

Главному Милиционеру страны
от Сибирёва О.А.

      Уважаемый Главный Милиционер страны!

      Недавно начал публиковать свои рассказы на сайте «Хохмодром» и с изумлением узнал, что меня ненавидит огромное количество людей, о существовании которых я даже не подозревал.
      Почти каждый день в мой адрес сыплются угрозы. От невинных: «Снять с него штанишки и сделать хохоль-мохоль», до совершенно реальных: «Гад, сгори в аду! Утопим труп в пруду! А после им натопим баню!»
      Данные угрозы сопровождаются детальным описанием нанесённых мне телесных повреждений: «… покуда в нос ему не настучали, и не сломали берцовую кость, пять рёбер и жызнь!»
      Уважаемый Главный Милиционер страны, я на полном серьёзе полагаю, что моя жизнь находится под угрозой и на основании изложенного прошу выделить мне персональную охрану, бронированный джип и конспиративную квартиру!
      Иначе – зарежут!!! Я их знаю, этих авторов «Хохмодрома»! Они шутить не любят!!!

© Сибирёв О.А.
 

Вопль души – 176

(Соломон Ягодкин) 		  19    2015-06-01  5  1226
Скажешь вслух что думаешь, и на душе светло, даже если потом и побьют, а так, сплошной молчаливый мрак…
 

ГИМН ЖЕНЩИНЕ

(Алик Кимры) 		  19    2015-03-05  0  1132

Эпическая поэма

Предисловие к поэме (в сокращении)

Когда Бог создал женщину, ангел приблизился к созданию и прикоснулся:
- Вы её сделали такой мягкой!
Создатель подтвердил:
- И правда, она мягкая, но также и прочная. Ты даже не представляешь себе, что она может вынести и совершить!
- Она сможет думать? - спросил ангел.
Создатель ответил:
- Не только думать, но также и мыслить и общаться.
Ангел что-то заметил, приблизился к модели женщины и прикоснулся к её щеке.
- Оп-па, кажется ваша модель дала течь. Я же вам говорил, что вы слишком много работаете!
- Это не течь, это слеза,- возразил Создатель.
- А зачем это нужно? - спросил Ангел.
Создатель объяснил:
- Слёзы - это женский способ выражать радость, боль, огорчение, одиночество, милосердие, благородство и Бог, то есть я, сколько ещё вещей.
Ангел удивился:
- Вы гений! Вы учли все, чтобы сделать женщину исключительным созданием!

... У женщин достаточно силы, чтобы поразить мужчин. Они могут выносить многие предприятия и конфликты, но в их владении также находится радость, любовь и счастье. Они улыбаются тогда, когда им хочется кричать. Они поют, когда им хотелось бы заплакать. Они плачут, когда радуются, и смеются, когда нервничают. Они сражаются за свою веру и против несправедливости.

... Они не принимают ответ "нет", всегда зная, что есть лучшее решение. Они во многом себе отказывают, чтобы их семья этого не испытывала. Они идут вместе с другом к врачу. Они любят абсолютной любовью. Они плачут, когда их дети успевают и друзья добиваются успехов. Они рады получить известие о свадьбе или рождении. Сердца их разбиваются, когда они узнают о смерти друга. Они поражены потерей члена семьи, но живут уверенно даже тогда, когда думают, что больше жить не могут. Они знают, что лаской и поцелуем можно залечить любые раны.

... Женщины бывают всех размеров, сортов, модификаций, мощностей, калибров, цветов и форм. Они водят машины и самолеты, ходят, бегают и отправляют SMS-ки, чтобы напомнить вам, что они вас ещё любят. Или нет...

... Благодаря сердцу женщины мир вертится. Они дарят вам счастье и надежду! Так же сострадают и вдохновляют! Они морально, а когда и аморально, поддерживают семью и друзей. Женщины могут о многом сказать и многое предложить. Передайте это всем женщинам, которых знаете, чтобы напомнить им какие они ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ! ... и всем мужчинам, на всякий случай, если они это забыли..."

------

Всё это я выразил в поэме. Работал над ней более 60 лет. В холод и зной. На воздусях и во хоромах. На лёгких прогулках и тяжёлых производственных совещаниях...

Начальный вариант составил несколько увесистых томов. Но потом принялся сокращать, убирая лишнее, кажущее, наносное... Читателю предлагается последний, но далеко не окончательный вариант.

Нет совершенней ничего,
чем тело женщины в расцвете.
И кто сумел воспеть его,
тот Бог и Царь на всей планете.

Киев, Пенза, Львов, Кишинёв. Москва, Ленинград (Петербург), Днепропетровск, Сталино, Донецк, Адлер, Гантиади, Петропавловск-Камчатский, Сочи, Ереван, Сталинград-Волгоград, Тбилиси, Минск, Пинск, Гомель, Харьков, Одесса, Киев, Владивосток, Сверловск, Енакиево, Челябинск, Москва, Красноярск, Новосибирск, Ужгород, Рахов, Черновцы, Пуща-Водица, Конча-Заспа, Труханов остров, Ольгинский пролив, Довбычка, Русановка, Краков, Пенза, Саранск, Черкассы, Жданов, Железногорск, Пятигорск, Чита, Мурманск, Сочи, Адлер, Сопино, Жданов (Мариуполь), Пекин, Кимры, Шанхай, Калинин (Тверь), Новосибирск, Баку, Улан-батор, Донецк, Краков, Варшава, Хабаровск, Старая Русса, Тирасполь, Берлин, Ворошиловград (Луганск), Бухарест, Бомбей, Коммунарск, Белград, Салоники, Кипр, Братислава, Мюнхен, Кельн, Гамбург, Льеж, Лейпциг, Дрезден, Бургас, Регентсбург, Париж, Вена, Брянка, Дуганск, Кишинёв,Зальбург, Пассау, Женева, Цюрих, Рим, Лос-Анжелес, Токио, Турин, Венеция, ... Нью-Йорк, Сан-Франциско, Нью-Джерси, Бостон, Сан-Хосе, Сан-Диего, Доминикана, Гавайи, Антильские острова, Венеция, Рим, Неаполь, Цюрих, Бостон, Оттава, Ганновер, Квебек, Ниагара, Сиэттл, р.Делавэр, Вашингтон, Майами, Рио-де-Жанейро, Стамбул...

август 1954 - март 2015 гг.

 

Байки из НИИ. Колбаса из туалетн ...

(Репин В.) 		  19  Колбаса  2014-12-21  2  9538

"В колбасных изделиях присутствует не более 2% микрокристаллической целлюлозы (МКЦ) – это эмульгатор, добавка, препятствующая слеживанию и комкованию, текстуратор. Ее индекс – Е460 CELLULOSE".
"Результаты исследований показали, что замена 1% мяса на микрокристаллическую целлюлозу позволяет увеличить выход готового продукта на 8-14% по сравнению с контролем. Не влияя на вкус, цвет и запах готового продукта, микрокристаллическая целлюлоза обеспечивает снижение потерь при варке".
Источник: Жми сюда

Дело было еше при Советской власти, в середине 80-х, в нашей лаборатории в конце обеда. Засунул я кусочек докторской колбасы под микроскоп (у нас МБС-9 были, новенькие, стереоскопические, увеличение почти до 100 х).

Удивительный пейзаж открылся моему взору: розовое вспаханное поле, на котором в беспорядке лежали зерна крахмала, измельченный и прозрачный в таких размерах жир - как слипшиеся от жары кусочки рахат-лукума, и среди всего этого изобилия - торчащие вкривь и вкось заостренные, как пики, и тоже почти прозрачные волокна целлюлозы, по внешнему виду напоминающие ощипанные и закультивированные в это поле листья финиковой пальмы.
Минут пять я сидел, зачарованный этим зрелищем, и пытался отыскать следы мяса. Я не говорю, что мяса там не было, но я его там не нашел. Аромат, идентичный натуральному - да, был, не отказываюсь.

Показал коллеге, тоже ведущему инженеру. Решили, что раз ГОСТ позволяет - значит, ЭТО съедобно. Тут подошли наши инженерши - Татьяна и Марина. Мы с Александром дали и им на колбасу посмотреть.

И напрасно. Девушки оказались впечатлительные, одна - даже очень.
Докторскую колбасу они потом долго не ели, и похоже, смотреть на нее не любили, хоть и без микроскопа.
 

Байки из стрелкового клуба. Футб ...

(Репин В.) 		  19    2014-12-14  0  1048

Дело было на рубеже 60-х - 70-х. Наш Октябрьский ССК ДОСААФ был расположен на Крюковом канале, позади Никольского рынка. Клуб был старенький, деревянный, с открытым стрельбищем. Замыкалось оно двумя высоченными кирпичными брандмауэрами (причем к дальней торцевоой стене был прилажен пулеприемник), деревянной засыпной стенкой высотой метра под три и стрелковой галереей домика, бойницами выходившей на поле стрельбища. На поле росла травка, цвели одуванчики, которые время от времени нам приходилось выкашивать - с тех пор у меня, горожанина, вполне сносное умение пользоваться косой.

Но не бывает худа без добра, и наоборот: травка с одуванчиками - это, конечно, хорошо, но открытое стрельбище - не очень здорово. Рядом находилась школа, доверху набитая сорванцами. И конечно, они постоянно гоняли мяч на пустыре у тира.
Бывало, мяч залетал на стрельбище. Школяры звонили, стучали, орали, требуя вернуть мячик. Стрельба прекращалась, эти разбойники бежали на стрельбище, забирали мяч, и непременно кто-нибудь прихватывал пригоршню стреляных малопульных гильз из огромного ящика, стоявшего в стрелковой галерее.

И на следующий день начиналась канонада: мальчишки пихали в гильзы серу со спичек, зажимали горлышко плоскогубцами и клали на трамвайные рельсы на рядышком пролегавшей Садовой улице. Грохот, милиция, открученные уши...
- Где взяли?
- В тире...
Милиция приходит к нам и требует "не допускать, предотвращать" и т.п.
А начальнику это надо?
А мяч залетал к нам все чаще и чаще, пацаны обнаглели окончательно.

И вот однажды, когда мяч снова приземлился на отметке 25 м, где-то на линии пистолетных мишеней, в самый разгар тренировки, тренер не выдержал:
- Макс, стрельни!
Ба-бах! Мяч стоит, как вкопанный.
Ба-бах! Ба-бах! Ноль внимания...
- Макс, да ты что? Андрей, давай ты!
Бах, бах, бах! Мячик даже не шевельнется, как заговоренный "от пуль, от штыка, сабли, пики..." Чертовщина какая-то!
Андрей перезаряжает обойму и выскакивает на стрельбище.
- Ну, я щщщас!
Подходит к мячу и стоит в задумчивости.
Подходим и мы.

В центре потертого кожаного мячика полдюжины мелких темных точек - закрывшиеся кожей входные отверстия калибра 5,6 мм.
Зато сзади на мяч страшно смотреть - лохмотья кожи, обрывки резины...
Собственно, четверти мячика просто не стало.
А у двери уже названивают "футболисты".
- Ну, и как теперь отдавать будем?
- А что делать? Как есть, так и отдадим...

Входят мальчишки, передаем им бренные останки.
- Во класс! А вы все так стрелять умеете?
- А нас научите? С каких лет можно?
- Порядок! теперь физрук, наконец, новый мячик выдаст!
- Дяденьки, а гильз стреляных можно взять?
- БРРЫСЬ ОТСЮДА!!!

Но с тех пор мяч почти не перелетал через стенку.

А я с тех же пор перестал верить фильмам, в которых мафиози, подстреленный из пистолета, отлетает метра на три, пока не ударяется со страшным грохотом в стену. И вы не верьте!
 

Поликлиника проф. Преображенског ...

(Валентин Бакланов) 		  19    2014-03-20  1  1108
Профессор принимал пациентов, прописывал пилюли, привычно припевал. Перебинтованный пес Псарик прилег под письменным прибором, потихоньку придремывая. «Подфартило» - подумал пес.

Приблизительно пополудни поток пациентов прервался, подле приемной показалась процессия посетителей пролетарского происхождения. Прошли, пачкая половое покрытие, покрывая пятнами паркет. «Персидские половики потопчут погаными подошвами» – подумал профессор. «Противно пахнет пропотевшими портянками» – подумал пес.

Передний посетитель, покрытый проседью, поздоровавшись, представил пришедших: «Преддомкома Пфондер. Первый помощник Петрухина. Полномочные представители Пришибеев, Полунин. Пришли познакомиться, поговорить по поводу последнего постановления».

«Пролетариату позволено пренебрегать писаными правилами?» - перебил Преображенский. «Пошаркать подошвами по половику перед прихожей – проблема?». Пришедшие, переминаясь, промолчали.

«Потрудитесь предъявить постановление, показать паспорта» - потребовал профессор. Просмотрев поданные паспорта, попытался прочесть полное помарок полуграмотное постановление: «Патсилить плотнека Пахомова пять пирсон плосчат прахфесра…». Переспросил: «Прошу пояснить, плохо понимаю примитивную писанину».

Преддомкома Пфондер протяжно произнес: «Простите, профессор, пролетариат Пречистенки постановил – просить профессора принудительным порядком передать под подселение пару помещений приватной поликлиники. Пять помещений поликлинике предостаточно!».

«Позвольте!» - побагровел профессор – «Постановлением правительства Преображенскому, персоналу, прислуге предоставлено право проживания при приватной поликлинике. Прочие подселения противоправны!».

«Профессор, пять помещений…».

«Прошу покинуть приемную – пора принимать пищу!».

«Профессор, перекроем паровой подогрев поликлиники!».

«Попрошу подождать!» - профессор поднялся, позвонил: «Приемную премьера, пожалуйста!».

«Приветствую, Петр Петрович, профессор Преображенский! Позвольте предупредить - прием пациентов партийного Политбюро, полномочного Правительства прекращаю, послезавтра покидаю Первопрестольную, переезжаю Пятигорск. Планируемая процедура пересадки почки переносится ... Пусть пациентов принимает Пфондер!»

«Почему, профессор?» - просительно прогудел привилегированный пациент.

«Пришел преддомкома Пфондер, при подручных, приказал принудительно передать под подселение помещения поликлиники, пригрозил перебоями парового подогрева!»

«Пусть подойдет!» - пригласил премьер.

«Преддомкома Пфондер!» - представился приглашенный.

«Послушай, проклятый п##дюк, … позволил ... почему … пес поганый!» - послышалось присутствующим. Премьер, позабыв правила приличия, проявлял пролетарское происхождение.

«Профессор проживает... предоставляемая площадь ... пять помещений...» - пытался пояснить перетрусивший преддомкома.

«Положишь партбилет, поедешь под Пермь пеньки прикорчевывать!» - пообещал премьер.

«Понял, простите» - покрытый потом Пфондер повесил проклятый приемопередающий прибор.

«Позвольте предложить Петру Петровичу полемику по поводу правоты постановления» - произнесла персиковая Петрухина.

«Покорнейше прошу полемику перенести, поскольку пришла пора принимать пищу» - проговорил повеселевший профессор.

Процессия понуро пошла прочь, палимая позором.

Пес порывался проверить прочность пролетарских порток, перетерпел, просто презрительно пролаяв.
 

Секс летучей мыши

(Лев Красоткин) 		  19    2014-03-01  3  437

В высокой башне взаперти
Принцесса под арестом.
Женой стать шансы не ахти,
И не ахти – невестой.
Но как-то ночью раздались
Из башни охи-стоны…
Охранник! Ну теперь молись!
Недоглядел, подонок!

А через время на окне висели в ряд
Двенадцать злобных и вонючих бэтменят!
<< Новее
29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Старее >>   | Скрыть тексты

 Добавить 

Использование произведений и отзывов возможно только с разрешения их авторов.
Вебмастер