ХОХМОДРОМ- смешные стихи, прикольные поздравления, веселые песни, шуточные сценарии- портал авторского юмора
ХОХМОДРОМ - портал авторского юмора
ХОХМОДРОМ

Смешные истории: самое посещаемое: стр. 22

ХОХМОДРОМ
Смешные истории: самое посещаемое: Стр. 22  Оцен.   Раздел   Дата   Рец.    Посет. 
 

Бытовые -21

(Леонид Олюнин)
  10  Водка и вино  2012-03-31  0  2141
ЧИКИ-ЧИКИ

У соседа за стеной что-то страшно грохнуло. Степан Степанович так и подпрыгнул в кресле. Вслед за грохотом отвалился приличный кусок стены. В проломе показалась голова соседа.
— Жертв нет? – поинтересовался он.
Степан Степанович не ответил – был в шоке.
— Вот и прекрасно! – обрадовался сосед. – Никто не пострадал! У нас здесь небольшая накладочка вышла. Жена в меня сковородкой запустила. Естественно – промахнулась.
Тут только Степан Степанович пришел в себя.
— Ни-ничего себе на-накладочка! – слегка заикаясь заговорил он. – Че-человека чуть до инфаркта не довели. Безобразие!
Заикание прошло – Степан Степанович продолжал.
— Я, как активный член ДНД наполняюсь возмущением при виде вопиющего хулиганства. Разве так можно? А еще женщина! Сейчас же буду звонить в опорный пункт милиции. Пусть разбираются.
Услышав про опорный пункт, сосед явно перетрусил.
— Степан Степаныч, ну, понимаете, – заюлил он, – жена моя человек нервный, невыдержанный: сорвалась. В какой-то степени, я и сам ее до этого довел. Может обойдемся без милиции? Лично проведу с ней воспитательную работу – по одной половице ходить станет. А пролом в стене сегодня же песком и цементом заделаю. И все будет, если можно так выразиться, «чики-чики». Хорошо?
— Хорошо-то хорошо, – покачал головой Степан Степанович, – одного только я не пойму, как можно сковородой проломить стену насквозь.
— Ее и авторучкой проткнешь, – принялся рассуждать сосед. – Как сейчас строители работают, сами знаете: тяп-ляп, лишь бы объект к сроку сдать. Сплошная халтура! За что людям деньги платят?
— Вы правы, – согласился с соседом Степан Степанович, – Я, как активный член общества Борьбы с Бракоделами, этого так не оставлю. Халтурная работа – вредительство, от которой страдает все наше общество. Сейчас же позвоню в мэрию, пусть высылают авторитетную комиссию. Пусть разбираются и наказывают виновных.
Сосед поежился. ЖЕКовская комиссия его тоже почему-то не устраивала.
— Степан Степанович, – вкрадчиво начал подъезжать он, – извините меня. Я вам солгал. Но солгал не из корысти. Лишний раз волновать вас не хотелось. Напрасно я очернил свою жену. Тихая она у меня – мухи не обидит. И на строителях вины нет: стены они хоть и тонкие ставят, но прочные. Дело вот в чем: какой-то злоумышленник вмуровал неизвестно для какой цели, в стену боевую гранату. Граната взорвалась. Загадка, да и только. Не дано ее разгадать никому. Поэтому звонить никуда не надо. А я сейчас же начну заделывать пролом. И все будет – «чики-чики».
— Какие там могут быть – «чики-чики»! – возмутился Степан Степанович. – Что вы говорите? Я, как активный член общества Сочувствующих Жертвам варварской Бомбардировки Хиросимы и Нагасаки обязан пресекать подобные явления. Успокоили, называется! А если в стене не одна граната, а целый склад? Что тогда? Сейчас же позвоню в ближайшую войсковую часть, пусть высылают саперов.
Сосед понял – лгать бесполезно. Пора говорить правду. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. И он начал говорить правду.
— Степан Степаныч, не было гранаты в стене. У стены стояла фляга с брагой. Брага забродила – флягу разорвало. Осуждай, меня подлеца, как хочешь. Вот и все!
— Нет, не все! – грозно сказал Степан Степанович, поднимаясь с кресла. – Не все! Я, не только, как активный член общества Борьбы за Трезвость, но и как бессменный его председатель, не могу пройти спокойно мимо отдельных случаев самогоноварения и изготовления браги. Отвечай честно на все мои вопросы и не вздумай изворачиваться. Ложью только отягчишь свою вину. Всю флягу разорвало?
— Нет, только верх.
— Брага в ней еще осталась?
— Осталась – литров пять.
— Где она?
— В банку перелил.
— Банка где?
— У меня в руках.
— Неси ее сюда. И соленых огурчиков прихвати.
— Для закуси?!!
— Чего кричишь? Можешь – потише? Ясно – не для натюрморта.
— И все будет – «чики-чики»?
— Разумеется – «чики-чики».
 

Наше свадебное путешествие

(Yu)
  40  Смешные истории  2008-12-25  5  2137
Интересно устроена память: иногда она хранит события значимые, иногда значимо-занимательные.

Я помню, на день свадьбы (1991) мы заказали роскошную по тем временам машину "чайка".
Это было 22 января. Подали машину в Петергоф, где я в то время жил и вопреки всем опасениям машина пришла вовремя .
Но кто же знал, что повезёт она нас со скоростью 40 км/час?! А путь был не близкий: на Гражданку (за Наташей и родителями) и на Фурштадтскую (во дворец бракосочетаний)... О мобильниках тогда даже и сказок сложено не было...
Удивительно, что моя дорогая и горячо любимая на всю жизнь невеста (и будущие мама и папа) встретили нас вполне доброжелательно.
Уже потом выяснилось, что они успели и поволноваться, и впасть в панику, успокоиться и даже подумать, что может оно и к лучшему?
Наше прибытие помешало насладиться дальнейшему ходу развитию этой интересной мысли.

Добрались до загса без приключений, обменялись нежными поцелуями и кольцами, проверили подлинность наших подписей, немного покатались и погуляли по Стрелке В.О., оставили там (на память) битые бокалы и двинулись к снятому банкетному залу ресторана "Петровский" (если кто помнит, это плавучий ресторан рядом со старым "Кронверком" у Петропавловской крепости).

Гостей пригласили много, еды и питья заказали ещё больше. Тамада старался как в последний раз. Ансамбль оказался адекватным и малопьющим. Всё бы хорошо, но через час-два отдыхающим захотелось горячих блюд... Я пошёл искать официантов - не нашёл. Администратор испарился. На кухне вообще не души! Через минуту убедился, что исчезли и гардеробщик и швейцар. То есть на корабле мы одни. Куда хошь, туда и плыви...

Вскоре гости про горячее уже забыли по причине весёлости на душе. В ход пошли песни, розыгрыши, танцы - всё то, для чего собственно и собрались. Часа через два в зал вломилась разгорячённая толпа официантов-поваров-поварёнков. Несли всё подряд: и первое горячее и второе, торты, десерты, чай, кофе, мороженое и т.д. От вопроса "а где же вы были, любезный?" шарахались и прикидывались глухими.
Наш официант встретил меня как родного с объятиями и стопкой счётов. Он даже любезно предложил не только принять не крупные купюры, коих надарили много, а даже настойчиво конфисковал всю имевшуюся у нас наличную мелочь, чтобы мы с ней не парились.Ну, и бог с ним, мало ли на свете безобидных чудаков?

Из ресторана нас Натой шумной ( и пока ещё весёлой) толпой доставили на ж/д вокзал, посадили на поезд до Москвы, помахали ручками, и мы поехали. Ох, забыл сказать, что у нас были десятидневные путёвки по Золотому Кольцу (подаренные профкомом Университета). Так что ехали мы в Кострому с пересадкой в Москве. Вы резонно спросите, что мы там забыли зимой и в 40 градусные там же морозы?!
Просто в свадебной поездке мы планировали погулять по Вильнюсу, даже проплатили гостиницу и билеты. Но, увы, нас опередили танки, уже гулявшие там у телецентра... И мы поспешили в другую сторону.

И вот, едем в Москву. Нашим попутчиком оказался печального вида гражданин. Развеселить его не удавалось и мы прямо спросили, что же за грусть-кручина гложет его?
-Как? (он даже чуть повеселел) Вы не знаете?! с 00 часов 00 минут все 50-ти и 100-рублёвые банкноты Госбанка СССР больше не действительны!

Мы ещё сохраняя бодрость духа, кинулись в укромное место считать и пересчитывать кровные денежки. Оказалось, что за исключением нескольких рублей мы у Госбанка СССР в полном игноре. Более так милых нашему сердцу 2000 оказались пасынками государства.
...То что творилось утром в Москве у сберкасс, не снилось и Зимнему в 1917 году. Но тогда народ хотел получить чужое добро, а здесь - вернуть своё собственное!!!
Итак, настоящих денег купить обратные билеты домой не было и по всем раскладам выпадала одна дорога - в Кострому...
И вот мы на месте. Отыскали женщину-руководителя группы и обратились с невинной просьбой поменять денежки.
-Конечно, конечно!... А сколько у вас?... Сколько?!!!!
Она впала в ступор и машинально взяла купюры.
Наутро эта добрая фея принесла нам полиэтиленовый пакет набитый трёшками, пятёрками, десятками.
Своё счастье мы осознали много позже, когда узнали, что студенты имели право поменять только одну банкноту в 50р., а работающие граждане только 100р.

Вообщем за время отдыха мы так себе ничто и не отморозили и, благополучно (но с огромным трудом) купив обратные последние билеты на боковые полки, сели в вагон. Тут фортуна отлучилась от нас, так как отопление в вагоне вышло из строя, титан не работал, а в окне зияла дыра, декоративно оформленная подушкой.
-Ээээ...(задали мы вопрос проводнику)..а можно ли нам перейти в другой вагон?
-Обращайтесь с начальнику поезда.
Мы обратились, получили благословение и пересели. И вот что нас потрясло: из 20 вагонов 1 вагон (наш, без печки) был забит под завязку, а в 19 оставшихся больше суток ехали практически только мы с Натой.
Разгадка оказалась проста - состав был туристический и билеты на него вообще не продаются на станциях. Проводники говорили, что часто так пустыми и катаются. А наш дополнительный вагон прицепили из жалости. Такие гримассы социалистического туризма...

Прибываем домой (Ленинград). Заехали к Наташиным родителям, и снова на вокзал. Только уже на Варшавский. В Болгарию. Вчетвером (с друзьями-студентами) едем к нашим пловдивским друзьям-студентам. Всего каких-то двое суток с половиной суток - и мы в Софии. Но и здесь, в стране где никто никуда не торопится, где каждый наслаждается проживаемым сегодняшним неповторимым днём, вдруг воцарилось какое-то беспросветное уныние.
Помните печального соседа? Так это ещё цветочки.
У них дела посеръёзней - отпустили все цены в свободное плавание (у нас такое будет через год в 1992г). И цены за два дня поднялись аж в 10 раз!
Мы на всякий случай (хотя нас это и не касалось) приняли печальный вид и махнули в Пловдив.

Время пролетело быстро. И вот мы в вагоне София-Лениград. Прибываем на станцию Русе (граница Болгарии с Румынией). Стоим. Час. Другой. Пятый. Десятый.Приезжает наш консул и говорит: -Ребята, вы будете смеяться, но румыны разобрали у себя часть дороги и говорят, что не соберут обратно, пока мы им Молдавию не отдадим. Так что время отправления вообще неизвестно, но от вагона на всякий случай далеко не отходите...Мы далеко и не отходили. Первый день. На второй - гуляли на привокзальной площади. На третий - ходили на часок в город. На четвёртый - уходили на целый день. Нам даже нравилось. Одна беда - денег не было. Не просто не было - а совсем (за исключением 30 разрешённых к временному вывозу и внесённых в деклорацию рублей). Всё что можно было продать продали ещё на второй день (часы, фотоаппараты и т.д.). Но есть всё одно хотелось. Подкармливал и Красный крест ( 1 батон и одна банка фасоли на двоих в день). И поэтому, когда на шестой день опять появился консул и объявил, что мы сейчас поедем, мы ему не поверили, но в вагон заманить себя дали.
На вопрос "а как же теперь без Молдавии жить будем?", он улыбнулся и сказал, что мы сейчас всех перехитрим и поедем по дороге, которую разобрать забыли. Правда, приедем не в Черновцы (Украина), а на какую-то-там станцию в Молдавию! Да-да, ту самую...И что удивительно, поезд и правда тронулся. Ехали не зажигая свет, опустив шторы, и (для верности) дыша через раз...
К утру расслабились и задремали. Но вот вагон дёрнулся и остановился.
-Приехали, сказали нам какие-то дяди
- В смысле???, спросили мы
- Молдавия. Поезд дальше не пойдёт.
- Да, ну! (не поверили мы)...Наш дом ещё далеко...
- Насчет дома не знаем. А родные колёса этого состава остались на Украине...
И верно: в Румынии и Болгарии ж/д пути по ширине меньше наших, и при пересечении границы свои колёса остаются дома, а состав получает местные транзитные.

Мы неубедительно пожалели наших проводников (которым потом придётся ещё много дней мыкаться) и с лёгким сердцем забыли о них, потому что....узрели потрясающею всякое впечатление картину:
утро. но ещё не рассвело. залитая огнями платформа какого-то полустанка. два состава напротив друг друга (один бывший наш, другой - будущий наш). через каждые 2 вагона перекрывающее продольное движение стоят баррикады столов заваленные давно забытой нами снедью (копчёные колбасы, сыры, пироги, яблоки и т.д.). и всё по символическим ценам!!! Забыв про приличие мы тарились и тарились на наши рубли. Ни копеечки не пропало зря. Всё было вложено исключительно в пищу.
Сутки обжирались и веселились. Вспоминали недельное путешествие. Мы так сроднились с ним, что когда поезд прибыл на конечную станцию, выходить просто не хотелось. Но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Так было и с нами, когда мы стояли с огромной грудой багажа (книги, альбомы и т.д.) и не узнавали вокзал.
-Извините, остановили мы грузчика... А что это за город?
Он посмотрел на нас с опаской...
- Москва
- Какая Москва???
- А их что, много?
Так мы и стояли прижавшись к штабелям книг...даже без 5 копеечных монет на метро. Но тут подошёл добрый человек (болгарин, один из многих, с кем успели перезнакомиться в поезде) :
- Ребята, мы микроавтобус поймали. Только вас и ждём...

Не буду рассказывать, как улыбались в кассе интуриста на Ленинградском вокзале, когда мы попросили бесплатные билеты до Питера. Причём в купе. Но билеты дали. И вечером мы были дома. И даже не подозревали, как всем нам по-большому счёту повезло: купи билеты на день раньше - неделю бы сидели в Румынии, на день позже - тоже сидели бы, но уже на привокзальной лавочке Софии.

Это было очень незабываемо-светлое свадебное путешествие. Все эти годы мы всегда тепло улыбались, вспоминая его. Подобные приключения случались и потом. И не одно.

А у этого было и продолжение. Ровно через год (когда и у нас цены подскочили в десять-двадцать раз) мы с Натой решили потратиться и отметить первую годовщину свадьбы в том же ресторане "Петровский".
На этот раз весь персонал был на месте, но не было ни одного посетителя. Мы попытались тихо смыться, но администратор грудью закрыл выход и стал нас уговаривать остаться.
Мы пожалели его. Сделали заказ. И опять долго ждали горячее. Даже начали волноваться, не случилось ли чего в стране опять?
Но оказалась, переживали зря. Появился официант с подносом. Я растроганно поведал ему:
-Знаете, год назад мы так же долго, как и вас сейчас, ждали своего официанта.
-Так это ж я и был! Я-то вас сразу вспомнил.. Да такое и не забывается! А дело было так: подходит приятель, мол, только не обижайся, поменяй стошку...Да не вопрос! Какие обиды?! Подходит другой...Ты только не обижайся....Я поменял, благо мелочь есть...Подходит третий....А потом мы узнали таааакое....
Вообщем, все побросали свои рабочие места и бегом по домам...Кто менял у знакомых (типа, только не обижайся), кто покупал билеты на вокзалах на все поезда подряд...А вот меня выручили вы...Все ваши денежки я поменял на свои, за которыми и бегал...Так что низкий вам поклон за всё то доброе, что что для меня сделали!

* * * * *

Сегодня - 2 года как Наташи нет.
Я часто вспоминаю подобные светлые моменты.
Мы придавали значение вроде бы и не значимым мелочам. Например, я очень любил покупать ей пирожные.
Ната обнаружит их в холодильнике:
- Ах, это кому?
-Одно тебе, второе, чтобы было по-справедливости, мне
Ната с пирожным садится за комп, в свой любимый литлван...Смотрю, ага, съедено. Несу кофе, блюдечко со вторым эклером (буше)
-Ой, а ты?
-Ну уж нет, это я для тебя покупал
-Честно?
-Честно!
-Мурррррммм...

Такая вот постоянная не приедающаяся нам игра...
А не так давно был сон, будто бы Ната снова жива. И моя первая же мысль: значит можно купить пирожное!

* * * * *

Простите, что начал за здравие, а...
Хотел написать инкогнито, но потом посчитал, что это не правильно.
Просто очень захотелось, чтобы научились ценить утекающее по минутам счастье, мера которого нам не известна, все, кто любит, любим или ждёт ещё встречи с любимым человеком.
Берегите любимых, храните в себе любовь, не поддавайтесь мелким обидам, не отдаляйтесь друг от друга и старайтесь давать больше, чем ожидаете получить в ответ.

Это, конечно, не так легко. Но неужели вам не хочется открыть холодильник, найти любимое пирожное и воскликнуть:
- Ах, это кому?
 

Если вам нравится...

(В.Стоумов)
  10  О любви  2011-02-13  0  2136
Если вам нравится, что

- можно сходить на свидание, не сходя с рабочего места;
- никто не видит, как вы краснеете,когда клянетесь в вечной любви;
-есть отличная возможность любить одновременно нескольких особей противоположного пола, и никто не назовет это групповухой;
-никогда не придется предохраняться и платить алименты;
-заниматься любовью можно до тех пор, пока глаза не уситанут от монитора , а пальцы - от клавиатуры;
-денежные месячные затрраты в худшем случае сопоставимы с затратами на час реальной любви, а в лучшем - равны нулю;
- для смены партнерши достаточно одного щелчка мыши;
- чувствуешь себя в полной безопасности от загса, спида и мести жены;
- разрыв отношений всегда модно списать на неполадки оптоволоконной связи,

значит, виртуальное любовь - это именно то, что вам нужно!
 

Производственные - 8

(Леонид Олюнин)
  15  Работа  2012-01-20  0  2132
ОБЯЗАНЫ

Мастерская у нас сгорела. В середине рабочего дня. Мы как раз в это время на обеде были. Как полыхнет!... Даже домашние шмотки не успели из раздевалки вынести. Вот. Все дотла... Теперь администрация за все наше сгоревшее платить станет. Обязана!
У меня, например, свитер финский сгорел. Я за него уйму денег на толкучке отдал. И туфли индийские ручной работы. И шнурки японские... Словом, здорово погорел! Тысячи на десять.
А у приятеля Кости «бананы» дымом ушли. Из микровельвета, говорит, были «бананы», фурнитура — закачаешься! Одно слово — фирма. Только врет он все: никаких у него «бананов» не было. Но теперь не докажешь. Много у кого что сгорело. И все импортное. А как иначе? Иначе на работу сейчас не ходят.
Мастерская горела, мы на траве сидели. Курили, наблюдали, спорили. Вопрос решали: отчего она заполыхала? Не иначе как от сварщика, или от окурка. Или от того и другого разом. Сварщик наш больше всех в курилке ошивался, перекуривал. Работа у него вредная: ему без перекуров никак нельзя. А снимут старшего мастера: не доглядел. Но обязан был доглядеть. А он в курилку не заходил. Не курящий, говорит. Только это не оправдание.
Пожарники бегают все в поту, все в саже. А самый их главный на нас орет: «Почему сидите? Почему не помогаете?» То и сидим, что обеденный перерыв. Обедать обязаны. А у него обеденного перерыва нет. Он пожар тушить обязан. Ему за это деньги платят, премиальные выписывают.
И, вообще, пожарники народ надоедливый. Когда еще мастерская целехонька была, их инспектор вечно приставал: «Почему курите в недозволенном месте? Где огнетушители? Где противопожарный инвентарь? Почему проходы к гидрантам захламлены?»
Был у нас раньше в мастерской один огнетушитель, так мы в него окурки складывали. И лопата красная была. Без черенка, правда. И с гидрантами было все «о кей». Мы из них постоянно воду брали для технических нужд, пока винтили не пообломали.
Чего сейчас говорить? Все сгорело.
В накладе мы, конечно, не останемся. Нам все выплатят, за вынужденный простой тоже. И курилку новую отстроят. Обязаны!
 

Крестовый поход

(Олаф Сукинсон)
  20    2006-06-09  11  2132
Жил-был в одном городке Иван Петрович Шкаликов,
работал мастером производственного обучения в ПТУ и
регулярно выпивал по субботам, ну и по праздникам тоже. В
общем, был Иван Петрович нормальным мужиком: имел семью,
изредка приворовывал, кое-чем приторговывал, ездил на старом
"Москвиче", а летом выращивал огурцы на шести сотках.
   Так бы и вышел на пенсию нормальным, как не взбреди ему в
голову пойти в поход.
   В принципе, ну сходил бы он в свой поход, ну вернулся бы,
и живи себе дальше по-простому. Так нет же, вздумалось ему с
собой жену потащить. Впрочем, можно бы и после похода с
женой путевым человеком остаться. Но Ивану Петровичу-то
захотелось с группой туристов пойти. "Ну и что?"- спросит
какой-нибудь турист. Так ведь мастер Шкаликов в горы пошел.
Хотя, в горах тоже люди живут. Зато вы не знаете главного!
   Как пришел Иван Петрович из похода, так достал с полки
толстую тетрадку, нашел ручку и засел на месяц за писанину,
вот и пропал человек.
   Дело было летом, мастера ПТУ летом отдыхают 24 дня, а
потом сидят на работе и скучают, ведь ученики еще с каникул
не вернулись. Так вот, Иван Петрович даже на работу со своей
тетрадкой приходил и писал нечто, названное романом. Ну а
дома-то он вовсе из писанины не вылазил. Таким образом за
десять дней он всю тетрадку исписал, за другие десять -
вторую, за третьи - третью.
   Получился "роман в трех частях". О чем? Да про поход же.
Сильно уж понравилось мастеру Шкаликову в горах. "Красоты
неописуемой живописная местность. Тишина уши режет.
Зеленеющая округа и скалистые обрывы в цветочках и лишаях. А
вокруг - ни души, одни только бараны и бабочки...,"- так он
и написал в своем романе.
   Сперва Иван Петрович захотел начать свое произведение
так: "Жил-был в одном городке Иван Петрович
Шкаликов...". Однако, подумав, он так сказал сам себе:
   - А чего это я про меня "он" писать стану? Нет уж, лучше
сам "я" подпишусь!- и решил таким образом вместо "от
третьего лица" вести рассказ от "первого".
   А сам роман начался такими словами: "Вот я, значит, и в
дороге...".
   Жена Ивана Петровича сперва подумала, что муж жалобу
строчит. Но что-то уж жалоба велика оказалась. Тогда мадам
Шкаликова стала подозревать, уж не завел ли ее Ванька чего
на стороне. Заглянула она как-то ночью в тетрадку мужа и
успокоилась.
   - Хоть пить перестал. А то, что с ума сошел, так может и
к лучшему. Лишь бы выборов новых не было.
   Про выборы это она так подумала. Раньше все "лишь бы не
было войны" думала. Потом "лишь бы талоны не потерять". А
вот теперь одни выборы на ум приходят. Столько гадостей от
них, хоть войну заказывай.
   Дети тоже папу узнать не могут. Если прежде, когда
трезвым приходил, его от телевизора оторвать нельзя было, то
теперь ни новостей, ни футбола, ни даже прогноза погоды не
смотрит. Все пишет, пишет. Старший сын, что в 11 класс
ходил, однажды отца беллетристом назвал. А когда по уху от
Ивана Петровича за это схлопотал, то обиженно ответил:
   - А чего я такого сказал? Беллетрист - это писатель
такой, по толстым книгам специализируется, как Толстой или
Дюма там, или кто еще другой.
   Младший никак отца обзывать не стал. Во-первых, учился он
только в шестом. Во-вторых, его не вдохновлял пример брата.
А в третьих, младший еще плохо разбирался в длинных
иностранных словах, предпочитая вместо этой зауми кондовый
уличный жаргон. Вот и сказал парнишка папе:
   - Ну-у, ваще, блин!- что на его языке могло означать
буквально все и даже больше того.
   Товарищам по работе подобная странность Ивана Петровича
также не понравилась. Странности могут быть у многих,
пожалуйста. Но только в обычно установленных рамках. Вот
если ты напиваешься и начинаешь рассказывать "как воевал в
Конго и этих гадов из пулеметов молотил через одного по
очереди". Или когда таким же образом напиваешься, но "этих
гадов" ищешь на месте и прямо здесь им в глаз. Или во время
этой же пьянки плачешься в жилетку, а точнее в мундир
первому попавшемуся милиционеру о том, что "эти гады" тебя
отмолотили и прямо в глаз и прямо здесь. Нормальные
человеческие слабости. Но чтобы писать!
   - Это Петрович через край хватил.
   - Да, какой человек пропал.
   - Ну, вздрогнули!
   - За его здоровье!
   - Хэ-х, продрала.
   - А вот Петрович у нас завсегда разливал... .

      * * *

   Все на свете заканчивается в свое время, вот и роман
Ивана Петровича подошел к концу. Иван Петрович так и написал
в конце большими печатными буквами "КОНЕЦ". Потом закрыл
тетрадь, положил на нее ручку, сделал глубокий вздох и
закрыл глаза.
   Приятно почувствовать себя человеком, совершившим великий
поступок. Ну если и не великий, зато такой, от которого у
всех окружающих челюсти так и отвиснут.
   - И еще потомки узнают, кто такой Иван Шкаликов!
   Иван Петрович представил себе потомка, этакого оболтуса
из будущего: вот сидит он, потомок, и читает по наказу
педсовета полное собрание сочинений классика мировой
художественной литературы Шкаликова И.П., сидит и плачет,
стыдно потомку за свое дрянное поведение перед великим
предком. Что еще надо в этой жизни простому мастеру
производственного обучения? Только такие минуты мысленного
триумфа.
   Иван Петрович еще раз вздохнул, открыл глаза, сложил все
три части романа вместе и взвесил на руке.
   - Ну, это, допустим, не "Война и мир", и даже не "Три
мушкетера". Но тоже весомое произведение,- сказал он сам
себе и решил перечитать свой первый "труд".
   Однако, открыв первую страницу, мастер Шкаликов не
обнаружил там главного: названия всего романа.
   - Как я мог забыть? Без названия нельзя. Без названия
ничто существовать не может. Каждая вещь должна быть
проименована. Тем более, что у такой великой вещи имя должно
быть столь же великим, как и само содержание.
   Иван Петрович уставился в потолок и начал сочинять
название. Но почему-то в голову лезла одна ерунда. Он встал
и забегал по комнате. Это тоже не помогло. Тогда Иван
Петрович пошел на кухню, открыл холодильник, достал колбасы,
пару сырых яиц, потом отрезал ломоть хлеба и стал все это
есть. Тщательно пережевывая пищу и запивая ее молоком,
мастер Шкаликов призывал в свой мыслительный центр идею,
достойную будущего классика. Впрочем, кроме разной ерунды в
голову все равно ничего путного не шло.
   - Хождение по тропам? Нет, пошло. Дама с палаткой? Тоже
не то. Герой нашего племени туристов? Здорово! Нет, длинно.
Тогда так? Или так? Ну нет уж. Повесть о настоящем человеке!
Во! А, черт, у меня же роман, а не повесть. Как же его
обозвать? В июле 2005-го? Во глубине таежной глубинки? Книга о
разведчиках земли Российской? Где-то я уже это слышал.
Последний из проходимцев? Почему последний? Ведь и после
меня там проходить будут. Название, в нем вся соль. Соль?
Нет. Соть? Кровь и пот? Дядя Ваня Шкаликов? Как-то не
скромно. Озеро горных духов? Мы же стояли на озере. Я даже
про это целую главу сделал: "Озеро струится бризом". Хорошее
название про горных духов, что-то от Гоголя есть, я его
потом использую. Но как теперь быть? Хождение за три моря?
Или на три буквы?..
   Вариантам названия не было конца, но все они чем-то не
нравились автору. Он ушел с кухни и обратился к жене:
   - Мать, скажи, как бы ты назвала самое светлое и
радостное в твоей жизни?
   - Новая норковая шапка.
   - Тьфу!
   Иван Петрович обратился с тем же вопросом к детям.
Старший ничего не сказал, но покраснел и подумал:
   - Женя Афанасьева из десятого "В".
   А младший не стал краснеть и спросил у отца прямо:
   - Пап, мне можно до 11 гулять?
   - Нет.
   - Но ведь лето же.
   - Сиди и читай, готовься к учебе, двоечник.
   - А что читать? Мне учебники еще не выдали.
   - Вальтера Скотта читай, историю. Про это, про как его,
про крестовый поход...
   Тут Иван Петрович ударил себя в лоб, хлопнул сына по
плечу, вскричав:
- Вот оно!
   И поспешил к своей рукописи.
   - Крестовый поход! Ну как же. В этом есть что-то от
Серафимовича. Тот же изнуряющий ход действий, та же драма
фабулы произведения, те же титанические персонажи и
эпические эпизоды речи. Крестовый поход - Железный поток!
Это пафосно!
   Он думал так, или примерно так, ведь у него же не было
специальной литературоведческой подготовки, чтобы размышлять
над подобным по всем правилам. Впрочем, как бы он там не
думал, а главное было сделано, название найдено.
   Иван Петрович аккуратно вывел "Крестовый поход" на первой
странице своей трехтетрадной рукописи, подчеркнул два раза,
полюбовался на эту надпись, а потом решил выделить ее
пожирнее и обвел в рамочку. После этого автор хлопнул в
ладоши и прорычал:
   - Хорошо!- Он именно рычал это слово, когда ему что-либо
удавалось.

      * * *

   На следующее утро Иван Петрович собрался прямиком в
издательство. Правда, он не решил еще в какое именно. Мастер
Шкаликов просто взял телефонный справочник своего города,
нашел там главу "издательства", открыл справочник на
странице 275, где помещалась эта глава, и стал выписывать на
листочек адреса.
   Для себя Иван Петрович решил, что издавать его будут в
мягком переплете. Он очень любил такие книжки: с бумажной
разноцветной обложкой. Ведь именно в таком переплете
печатали самые интересные, на взгляд мастера Шкаликова,
вещицы. Иван Петрович всегда считал, что чем скучнее
обложка, тем хуже содержание книги.
   Издательств в городе было не так много, не считая
газетного, всего три: книжное, полиграфическое и свободное
издательство "Полдник". Ивану Петровичу захотелось в
"Полдник", ведь там же недавно напечатали полное собрание
сочинений Артура Конан Дойля. Но было как-то стеснительно
идти сразу в такое серьезное заведение, и автор "Крестового
похода" выбрал самое безобидное, как он думал, книжное,
которое разных там достоевских печатает.
   Иван Петрович взял тетрадки, положил их в спортивную
сумку и отправился покорять литературный Олимп.
   В книжном издательстве, которое занимало небольшой уголок
в здании, где размещались еще какой-то суд, некий техникум и
одно строительное управление, Ивана Петровича встретили с
непонятной настороженностью.
   - Добрый день,- поздоровался он с сидевшими в одном из
кабинетов женщинами. - Где тут романы сдают?
   Женщины переглянулись, одна из них улыбнулась и ответила:
   - Это, вообще-то, бухгалтерия. А редактор в другом кабинете.
   В кабинете редактора начинающий литератор снова
поздоровался, но, сильно разволновавшись, стал запинаться на
каждом слове:
   - Я - Шкаликов, моя фамилия. Иван Петрович зовут. Я
мастер производственного обучения. Только что вернулся с
гор. В походе был то есть. Там такая красотища, что аж дух
захватывает. Вы представить себе не можете, что там за
природа! Какая экология богатая. Нам с женой так
понравилось, так понравилось...
   Редактор кашлянул, чтобы отвлечь посетителя на мгновение
и самому вклиниться в разговор:
   - Здравствуйте, товарищ. Чем могу быть полезен?
   - А, да! В общем-то, дело такое, что я это, как же, ну
так сказать, получилось такое, что мне...
   - Вы не волнуйтесь.
   - Ху-х,- выдохнул Иван Петрович.- Я роман написал. Вот!
   - Очень интересно. Он где-то уже опубликован?
   - Нет, зачем, я же его только что написал. Зачем его
где-то публиковать? Пусть в родном городе книжка выйдет.
   Редактор пристально посмотрел на посетителя.
   - Видите ли в чем дело, уважаемый...,- редактор запнулся,
как бы подыскивая нужные слова, но тут зазвонил телефон.
   - Простите,- сказал хозяин кабинета и снял трубку.
   Пока редактор о чем-то долго разговаривал по телефону,
Иван Петрович от нечего делать рассматривал стол редактора.
Точнее не сам стол, а то, что на нем лежало.
   Когда ожидаешь в приемной высокопоставленного лица или
ждешь свою очередь в парикмахерской, или на прием к врачу,
либо вот так же в незнакомом кабинете сидишь перед занятым
не тобой человеком, когда нечего прочесть, не о чем
вспомнить и нельзя даже насвистывать и петь, остается только
одно: тупо за чем-нибудь наблюдать или отрешенно что-то
разглядывать.
   Предметом ваших наблюдений может стать узор на обоях,
пятна на полу, ползающая по потолку муха, вычурная люстра.
Таким же образом можно привлечь свое внимание к окружающим
субъектам, если таковые имеются. Правда, это не совсем
вежливо, тогда придется разглядывать собственные руки,
проверять состояние ногтей или сравнивать папилярные узоры
левого мизинца с правым указательным. Еще более
занимательным окажется какой-нибудь документ, который вы
достанете из своего кармана. Впрочем, лучше достать купюру,
на которой изображено так много всего интересного, что она
сможет занять ваше внимание минут на десять.
   Но нет ничего лучше чужого стола! По столу можно многое
сказать о его хозяине. Неряха он или наоборот, занудный
аккуратист. Принимает ли он пищу за столом; то есть нет ли
на столе крошек, жирных пятен, мокрого следа от донышка
стакана. А где сам стакан? Ведь он несет на себе информацию
о том, что именно пьет его хозяин: чай или кофе. Не прилипла
ли на стенке стакана чаинка, а может быть весь кабинет
пропах кофейным запахом. Хотя, хозяин может пить и что-либо
другое.
   А какой телефон стоит на столе? Новенький с кнопочками
или еще допотопный с диском. Почему здесь всего один
телефон? Или два? А что это под стеклом, которое лежит на
поверхности стола? Ну-ка, ну-ка. Плохо видно, все верх
ногами. Ага! Календарь с машиной или с девицей. Понятно.
Впрочем, ничего не понятно, зато есть чем занять скучающего
себя. Девица на календаре почти раздетая, в одних сережках.
А если на календаре нет девицы, то это тоже весьма
интересно. Почему же это ее нет? Что бы там не было
изображено, все равно найдется повод пораскинуть от безделья
мозгами, пока человек, которого ждешь, обратит на тебя
внимание. Естественно, все это полная чушь, но что делать...
   А, вот он обратил на тебя внимание наконец-то. Но ты
все-таки успеваешь прочесть на одной из папок, что навалены
на стол как попало, какое-нибудь "АВС N 2318". Что бы это
значило? Впрочем, ну его, к тебе уже обращаются с
вопросом...
   - Так, на чем мы остановились?
   - Я вот роман принес,- Иван Петрович полез в свою сумку
за тетрадками.
   - Ах, роман, да-да. Но вы понимаете, что надо бы
рекомендацию от какого-нибудь писателя, журнала. Мы так не
можем, вот просто взять и сделать книгу. Потом, вы должны
понять: экономическая ситуация сложная, наше издательство
вынуждено как-то выжить в этом хаосе. Вы сами видите, что
нам приходится печатать!
   Редактора, видимо, задело за живое собственное упоминание
о "сложной экономической ситуации". Он немного разошелся,
слегка повысил голос. Зачем-то достал из под стекла на столе
все тот же календарь с девицей и потряс им перед лицом Ивана
Петровича. Вблизи это оказался вовсе и не календарь, а
супер-обложка какой-то ахинеи какого-то Френка Гарбейча или
Пата Рэмнентса. В этой ахинее, конечно же, будут
присутствовать девицы, даже такие, в одних сережках, но
самое главное - это, как "...он вышел из НУЛЬ-пространства с
бластером наперевес и выстрелил в надвигающихся из-за
квантового отсека полугуманоидов с Беты Буцефала...".
Однако, там могло быть напечатано и нечто обратное: как
"...он сдвинул шляпу на глаза, поднял воротник, закурил
трубку и вдруг его осенила мысль. Он забыл улику у убитой на
антресолях, откуда доставал спрятанный в консервированной
спарже героин...".
   - Вот чем нам приходится заниматься!- сердито сказал
редактор, комкая руками супер-обложку.- Вот!- и скомканная
бумага, на которой только что красовалась бесстыдная
блондинка или брюнетка, нет разницы, полетела на пол.
   - Хорошо,- согласился Иван Петрович, чтобы не заводить
редактора дальше.- Вам нужны рекомендации? Я могу принести
характеристику с работы.
   - Нет же! Вы опять не поняли. Вначале все публикуются в
журналах, получают известность, имя, потом только... . Хотя,
если у вас есть деньги, то мы можем... . Впрочем...,- не
трудно было догадаться по виду Ивана Петровича, что денег он
не имеет. Редактор замолчал и как-то устало посмотрел на
посетителя.
   - Хорошо,- опять сказал мастер Шкаликов.- Вам нужна
оценка писателя? Давайте сюда вашего писателя.
   Редактор облегченно вздохнул и подумал:
   - Ну, слава Богу! Кому бы только тебя спихнуть? Ага! Вот
кому, ему голубчику. Мезознойскому! Он мне и так десятку
должен уже полгода. Пусть теперь повертится, как у черта на
кочерге.
   - Вот что, уважаемый. У нас есть как раз подходящий
писатель. То есть не подходящий...,- редактор запнулся,
соображая, как бы поприличнее представить писателя.- Это
очень известный в городе человек, он охотничьи рассказы
пишет, в молодости два года собкорром журнала "Школа
пионерского заката" работал. Вообще, человек он душевный,
любит начинающих, так сказать. Вот вам адрес, телефон его.
Хороший он человек, идите прямо к нему, не стесняйтесь.
   - Спасибо.
   - Да боже мой! Что за разговор? Идите к Мезознойскому.
Это такая глыба, такой человечище! Такой челове...,- в это
время Иван Петрович, сказав "до свидания", вышел из
кабинета, а редактор закончил свою фразу так:
   - Такой человечишка! Графоманишка! Пошлый и дутый
псевдолитератор. Склочник, кляузник, мерзавец и поц! Пьянь!
Червонец отдать не может, паразит. Господи, а этот тип?
Роман написал. Тьфу! Когда тут выжить не знаешь как. Это ж
надо, такую дрянь печатать приходится: "Сто способов засолки
сыроежки", "Кровавая попойка", "Детка, это дуло", "Смерть из
фритюрницы", "Восемьсот чудовищных япончиков", "Лежать,
дура, лежать, милая". Романисты, понимаешь, пикули запечные!
И охота им чернила лить? Мне самому, может быть, себя издать
не на что. А тут роман припер...
   Он еще долго вот так ворчал о бедах и тяготах
издательской деятельности. А Иван Петрович тем временем
торопился в гости к писателю.

      * * *

   Писатель жил, как и подобает известному литератору, в
центре, в старом доме, что выходил окнами на одну из главных
улиц города. Дом был настолько старым, что штукатурка,
которой он был облицован, держалась уже на честном слове и в
любой момент могла обвалиться, что, впрочем, она изредка и
делала. Штукатурку иногда подновляли, от этого здание
выглядело несколько аляповато: со свежими и не очень пятнами
ремонта. Зато в этом доме жило много замечательных, но
весьма пожилых, людей. Еще дом выгодно отличался высотой
потолков и площадью комнат.
   Поднявшись по широкой, но уж сильно обшарпанной лестнице
с истертыми множеством ног ступеньками, Иван Петрович
позвонил в дверь писательской квартиры.
   По такой двери тоже можно многое сказать или представить
о ее хозяине. Например, обита она дермантином или нет,
железная или хлипкая из ДСП. Здесь уже вырисовывается и
некий социальный статус, и эстетические наклонности, и
личные качества владельца. Впрочем, может, там за дверью нет
настоящего мужика, пусть даже мужика в юбке. А какой звонок
на двери? Простенький или с трелями на мотив "арии Хосе из
оперы Бизе". А какой номер? О, есть над чем поразмышлять
возле чужой двери, ожидая, когда откроют.
   Дверь в квартиру писателя Мезознойского не могла
похвастаться железом, но зато она была обита черным
дермантином. Правда, обивке, наверняка, стукнуло уже
четверть века; она была такой ветхой, что походила на
древний пергамент. Украшениями двери можно было считать
ручку из потускневшей чуть ли не до черноты латуни и номер
из того же металла, одна из цифр которого то ли
деформировалась, то ли покосилась. А звонок - простая
кнопка, он не звенел, трещал.
   - Кто? Кто? Кто?- послышалось за дверью.
   - Писатель Мезознойский здесь проживает?
   - Сейчас.
   Перед Иваном Петровичем предстал взлохмаченный бородатый
тип с лицом землистого цвета, одетый в футболку с надписью
"СПОРТ" и бледно-фиолетовое трико, обвисшее на коленях.
   - Я Мезознойский. Вам чего?
   - Меня из издательства послали.
   - Куда?
   - К вам.
   - А что они хотят печатать?
   - Меня.
   - А я то тут причем?
   - Они хотят, чтоб вы мне рекомендацию дали.
   - Хм, нужна она им. Слышь, мужик, ты заходи.
   Иван Петрович зашел. Он не обиделся, что его так долго
держали за порогом, что писатель обозвал его "слышь, мужик".
Мастер Шкаликов просто был под впечатлением того, что
писатель (!) может так затрапезно выглядеть и пахнуть
перегаром.
   - Вот что, э-э, мн?
   - Иван Петрович.
   - А я - Артур Роландович.
   - Очень приятно.
   - Так вот, молодой человек,- писатель почему-то назвал
сорокалетнего Ивана Петровича "молодым человеком".- Есть
предложение. Как?
   По многообещающему взгляду Артура Роландовича мастер
Шкаликов понял, какого рода это предложение.
   - Ну я не знаю, удобно ли.
   - Ай, все удобно, что удобоваримо. О! Мысль такая
какая-то не такая. Надо будет ее запомнить, потом использую
где-нибудь. Сейчас зарядим,- Артур Роландович подмигнул
Ивану Петровичу и щелкнул пальцем по горлу,- а там со всем и
разберемся.
   Что оставалось делать Ивану Петровичу? Во-первых, он и
так уже давно воздерживался из-за своего романа. А
во-вторых, он был просто польщен, что человек, именуемый
ПИСАТЕЛЕМ, имеет к нему "предложение".
   - Вот,- подумал мастер Шкаликов,- не успел еще толком
знаменитым стать, а уже какое высокое уважение
высказывается. Только-только заявил о себе, а писатели мне
уже и "здрасти".
   Сели они, значит, за литровую бутылку какой-то подозрительной водки. Наливал писатель. Выпили молча. Закусили
луком, больше ничего другого на столе не оказалось. Вторая
пошла чуть веселее. Налив ее, писатель сказал:
   - Вот так и живем. Ну?
   Опять выпили, закусили. За третьей Артур Роландович
протянул Ивану Петровичу руку:
   - Тура.
   - Ваня.
   - Ну, будем!
   Иван Петрович несколько раз порывался рассказать о своем
романе, но писатель его останавливал:
   - Тс-с, не надо, Ваня.
   Когда бутылка закончилась, мастер Шкаликов называл
писателя "Роландычем". Возник вопрос о новой бутылке, однако
Роландыч предложил другой вариант продолжения их посиделок:
   - Сейчас я тебе свою повесть прочту. Никому не читал. А
тебе прочту! Слушай же, внимай же, оценивай.
   - Же!- сказал ему мастер Шкаликов.
   Появилась пачка пожелтевших отпечатанных на пишущей
машинке листов. Мезознойский нацепил очки и заплетающимся
языком начал читать свои "нетленки".
   Гость писателя скромно позевывал, пьяно думал о том, что
вот он какой сам молодец, и даже не старался уловить смысл
произведения хозяина квартиры. Иногда Иван Петрович тупо
поглядывал на Артура Роландовича и кивал головой каждый раз,
когда писатель повышал при чтении интонацию.
   Мезознойский сильно увлекся и, повышая голос, стал
стучать кулаком по столу. Ивану Петровичу в один прекрасный
момент это надоело, он тоже стукнул кулаком по столу и
громко сказал:
   - Что ж, Р-роландыч, хор-рошая повесть.
   - Ты думаешь?- удивленно заморгал глазами Мезознойский.-
Может мне ее еще раз сносить в журнал?
   - Сноси.
   Они помолчали. Затем Иван Петрович поднялся и пошел к
выходу.
   - Ты куда, Ваня?
   - Домой. Завтра опять в издательство надо.
   - Ты бы остался.
   - Нет, скоро поди твоя придет. А я ругани не люблю.
   - Никто не придет, Ваня. Некому уже приходить. Один я
остался, совсем один. Брошен, покинут, оставлен.
   - Не, мне идти надо.
   - И ты, Брут,- вздохнул Мезознойский.
   - Сам ты Брут,- ответил Иван Петрович и вышел вон.

      * * *

   В двух других издательствах с Иваном Петровичем обошлись
приблизительно таким же образом. Только там не посылали к
писателям, а слали сразу в журналы. И в полиграфическом, и в
свободном "Полднике" кляли существующую экономическую
ситуацию, приватизацию, валютный коридор, правительство и
прочее. Сетовали также на дороговизну всего и вся и
потрясали перед Иваном Петровичем разного рода "шедеврами",
коими пробавлялись издательства, чтобы "выжить".
   Чего мастер Шкаликов только не увидел среди издательских
"развалов". Детективы и фантастика, женские и исторические
романы, советы огородникам и желающим похудеть, пособия по
обращению с автоматом Калашникова и по борьбе с насекомыми,
поваренные книги, откровенную порнуху и такие древние
анекдоты, что даже античными их было назвать трудно. Причем,
обложки всех без исключения книг, даже сборник стихов
Маршака и буклет для любителей спагетти украшали голые и
полуголые женщины.
   Иван Петрович понял, что здесь ему ничего не светит.
   - Ладно же,- зло подумал он,- я вам еще покажу. Я еще
стану классиком и современником, тогда даже и не суйтесь ко
мне, никогда книгу не дам напечатать. Автографа даже не
подам. Эх, нет пророка в моем отечестве, все родились на
Ближнем Востоке. Пойти в журнал что ли?
   Вообще-то, журналов в городе было еще меньше, чем
издательств, всего два. Издавался, правда, еще и какой-то
литературный альманах. Иван Петрович не понимал слова
"альманах". Он знал, что журнал - это журнал; а альманах -
это "какое-то такое нетакое".
   Оба журнала имели географические названия. Один -
"Город", другой - "Горы". Учитывая то, что он сам
путешествовал по горам, Иван Петрович выбрал второй журнал.
Тем более, что "Горы" располагался в сделанном "под старину"
двухэтажном деревянном особнячке, что носил гордое имя "Дом
литератора". Само название дома манило начинающего автора.
   Первой встретила Ивана Петровича в "Доме Литератора", в
этой святыне для пишущего человека, уборщица, которая мыла
пол на первом этаже.
   - Здравствуйте, где тут у вас журнал расположен?
   - Тут и есть,- ответила уборщица мастеру Шкаликову и
провела тряпкой чуть ли не по ботинкам вошедшего.
   - А в каком кабинете?
   - Да в каком, в каком надо. Тебе то что?
   - Я - автор!
   - Много вас тут всяких ходит, авторов, пол чистый топчут.
Иди наверх, там увидишь табличку "редактор". Только там
никого нет. САМ - в отпуске.
   - Что же делать?
   - Так ты к заму иди. Авторы всякие ходят, а сами - как
дети малые, всюду их носом тыкать надо. И пишут, и пишут, и
пишут. А кому, зачем? Бумагу на ерунду переводят. Лучше бы
пол поменьше марали. Делом надо заниматься, делом...,-
уборщица еще и дальше ворчала себе под нос, а Иван Петрович
уже поднимался по скрипучей деревянной лестнице на второй
этаж.
   В кабинете с табличкой "зам.редактора" тоже никого не
оказалось. Тогда мастер Шкаликов зашел в другой кабинет, без
таблички. Зато дверь в эту комнату была открыта. В кабинете
за большим столом сидели бородатые и безбородые мужчины
старше среднего возраста и пили чай.
   - Мне бы редактора или того, кто за него,- сказал с
порога Иван Петрович.
   - В чем дело, товарищ?- по-старому обратился один из
пьющих чай, самый старший на вид, одетый в толстенный ручной
вязки свитер с высоким воротником.
   - Я вот тут написал. В журнал хотел бы отдать.
   Сидящие за столом люди переглянулись. Кто-то улыбнулся,
кто-то вздрогнул, кто-то покачал головой. Один даже поставил
чашку на блюдце и уставился немигающим взглядом на Ивана
Петровича. Того это несколько смутило.
   Человек в свитере сделал глоток из своей чашки, тоже ее
отставил, встал из-за стола и вышел к Ивану Петровичу в
коридор, прикрыв за собой дверь.
   - Ну, что вы там написали?
   - Роман.
   - Роман? О чем же?
   - Как я путешествовал.
   - И в каком стиле?
   - Да так, в пешем походе.
   - Нет, роман в каком стиле?
   - Простите?
   - Хорошо, давайте свой роман, я его посмотрю.
   Иван Петрович достал из сумки три заветных тетрадки.
Только увидев их, человек в свитере замахал на мастера
Шкаликова руками.
   - Да вы что, не могли перепечатать, что ли? Мы не берем
рукописные вещи, мой драгоценный. Надо печатать, надо
печатать.
   - Вы хоть посмотрите.
   - Нет, нет и еще раз нет! Таков порядок, и не мне его
нарушать.
   - Однако Пушкин и Толстой рукописи в издательства носили
и ничего.
   - Так то Пушкин. А у нас теперь принято печатать. Давно
уже машинки изобрели, мой драгоценный. Да и нелишне вам
будет еще раз при перепечатке переработать свое творение,
так сказать, простите.
   - Но мне мой роман и так нравится.
   - Мало ли что вам нравится. Вы же не учились писать?
   - Как это не учился? В школе еще.
   - Нет, литературно писать, в литературном институте.
   - Так ведь и Пушкин с Толстым тоже.
   - Что вы все Пушкина с Толстым приплетаете? Кто Толстой?
Это Толстой! И потом, знаете, сколько раз он "Войну и мир"
переписывал? А! А сколько я себя переписывал? А! Но вы же
раз перепечатать ленитесь. Вот перепечатайте и приходите.
   Не солоно хлебавши, Иван Петрович отправился восвояси. А
человек в свитере вернулся к своему чаю, думая, наверное,
как та уборщица: "Ходят тут всякие, занятых людей от дел
отрывают".

      * * *

   Перепечатать - это только звучит так просто. А где взять
машинку? А где научится печатать? А какой делать
интерлиньяж? А сколько в строке знаков? И что такое "знак"?
Даже как отбивать абзац - тоже проблема.
   Естественно, что Иван Петрович ничего этого не знал. Зато
у него было, где взять печатную машинку. Когда-то училище,
где работал мастер Шкаликов, готовило операторов ЭВМ.
Операторов, за неимением самих ЭВМ, учили "шлепать" на
электрических пишущих машинках, по размерам напоминающим
персональный компьютер, только без дисплея. Печатала машинка
довольно сносно. Иван Петрович тоже печатал сносно,
указательным пальцем правой руки.
   В процессе работы он научился использовать и указательный
палец левой руки. И это неудивительно, ведь перепечатывал он
свое творение в течении четырех с половиной месяцев и
закончил уже зимой. В день у него получалось не более пяти
страниц. Да и то, пять нужно было печатать целый день, а
когда печатать, если работать еще надо.
   Зато на одном своем печатном листе Иван Петрович уместил
столько букв (он считал все по буквам), сколько другой бы и
на три не напечатал. Мастер Шкаликов даже гордился этим
достижением. Шутка ли, так сжато все оформить, чтобы живого
места на листе не осталось. Буква на букве, строка на
строке, а поля в полсантиметра.
   О Иване Петровиче давно сложилось мнение в коллективе -
"мужик сошел с рельсов". Как писать начал, так "чердак и
протек". Однажды его даже вызвал к себе старший мастер
училища и сделал выговор:
   - Ты бы, Петрович, завязал с этой дурью. В коллективе же
работаешь. Люди разное говорят. Ты знаешь, как тебя учащиеся
звать начали?
   - Помидором.
   - Нет, Помидором ты раньше был, когда с нами
по-человечески выпивал. А теперь ты не Помидор, нет. Ты -
Менестрель! Понял? Менестрель! Где только подлецы такое
слово выкопали? Я всегда говорил, что в "фазанке" этим
мерзавцам среднее образование давать, что воробьям капусту
крошить. Год отучился, и на завод! Если бы только заводы их
брали.
   - Да-да,- согласился Иван Петрович, обрадованный тем, что
гнев старшего мастера перешел на другой объект.
   - Что "да-да"? Почему у тебя кличка не как у всех? Почему
меня они зовут Мироном, директора - Косым, Виктора Палыча -
Куском, Тамару Якимовну - Баунти, а тебя, тебя -
Менестрелем? Тьфу! Ты что, масон?
   - Да нет, я как-то не претендую...
   - Так вот ты подумай, подумай, Петрович, над своим
поведением. Мы тебя предупредили, если что - не обижайся. И
не ляпай пятнами на светлое имя коллектива нашего ПТУ,
понимаешь ли! Тут и не таких видали, и не с такими субчиками
справлялись. Справимся и с тобой, гавриком. Запомни: мы без
тебя проживем, а вот проживешь ли ты без нас, это еще нужно
доказать. И ни-ка-кой мне беллетристики, Джером, понимаешь
ли, К. Джером самодеятельный.
   Дома "таракан" Ивана Петровича стал привычным, но не
особо любимым.
   - Все мужики немножко того,- филосовски смирилась с
писаниной мастера Шкаликова его жена.- Кто марки собирает,
кто ворон считает, а некоторые, не самые буйные, рассказы
кропают. В конце концов, лучше бы выборы новые начались!
   Эта кардинальная перемена по отношению к выборам у нее
произошла не вдруг. Во-первых, выборы только что прошли, и
поэтому их было даже как бы жаль. Во-вторых, во время
предвыборной кампании регулярно выплачивали зарплату,
своевременно выдавали компенсации и даже два раза выписывали
перерасчет. А в третьих, во время предвыборной кампании
появилось столько смешных телепередач, весело вещало радио и
так уморительно писали в газетах.
   Разве можно не любить такие великолепные выборы? После
них уже не так регулярно выдают зарплату, забывают о
компенсациях и даже не напоминают о перерасчетах. Да и
средства массовой информации снова скучнеют, сереют и гонят
такую откровенную муть, их даже не красят какие-то
надуманные парламентские скандалы, истории о половых
контактах с пришельцами и надоевше новости об очередном
взрыве на военном складе консервов во Владивостоке.
   - Больше выборов хороших и разных!- думает обыватель. Он
может и не мечтать про "хорошие" выборы, ведь и "плохие"
приносят много пользы.
   По крайней мере во время выборов можно увидеть, как
унижается перед избирателем тот, кто будет унижать того же
избирателя весь свой административный, депутатский или
президентский срок. Во время выборов можно узнать все самое
сокровенное о кандидате из уст его конкурента. А также в это
замечательное время можно уловить момент и подобраться к
облаченному хоть какой-нибудь властью кандидату с
просьбишкой. И проблема сама собой решиться минут за
пятнадцать предвыборного эфира, та проблема, которая не
могла до этого решиться лет сорок.
   Детям Ивана Петровича от выборов было ни тепло, ни
холодно. А вот насчет папиных причуд они, конечно, ничего не
говорили. Зато говорили им, говорили дворовые пацаны,
одноклассники и даже учителя.
   - Как, ты не выучил стихотворение Некрасова? Ты, сын
писателя!- это учителя.
   - Эй, ты, папенькин сынок, дай лит-ру списать. Как это
нету? У отца бы списал,- это одноклассники.
   - Дай закурить? А спички? Тогда денег давай! Как, и их
нет? Ну а семечки-то есть? Нет? Давай, что есть. У писателя
ведь должно что-нибудь да и быть,- это дворовые ребята.
   К этому можно привыкнуть, но все-таки, сыновьям Ивана
Петровича хотелось, что бы отец вернулся к себе старому, что
бы был как все, что бы бросил всю эту заумь и не смешил бы
народ.
   Но мастер Шкаликов, поставив перед собой задачу,
неумолимо шел к ее воплощению. Папка отпечатанных страниц
его романа пухла день ото дня, и с каждым новым листом Иван
Петрович приближался к тому моменту, когда наконец печатная
машинка отобьет пять заветных заглавных букв "КОНЕЦ".
   Когда машинка отпечатала эти буквы, мастер Шкаликов
бережно взял свой "труд" и весомо сказал:
   - Ай да Шкаликов, ай да титаник слова.
   Он, конечно, не знал, чем отличается "титаник" от
"титана", поэтому не стоит сильно критиковать его за этот,
грозящий стать крылатым, перл. Впрочем, он мог бы и не
говорить данную фразу, а сказать банальное:
   - Ай да я!- но автору хотелось как-то приукрасить красным
словцом речь своего героя, и вот что из этого вышло. Но сам
автор знает, что титан - это такой бак с кипяченой или сырой
водой.

      * * *

   Страницы романа были аккуратно уложены в папочку, на
которой был нарисован олень. Иван Петрович завязал синенькие
тесемочки папки, надписал на ней "И.П.Шкаликов. Крестовый
поход. Роман в трех частях", положил свое творение все в ту
же спортивную сумку и отправился в "Горы". В журнал "Горы".
   В редакции журнала Иван Петрович не встретил того
господина в свитере, зато сам редактор оказался на месте.
Редактор был стар. Даже не стар, а весьма стар. Хочется
сказать, что старее некуда, но лучше об этом умолчать, кто
его знает, какими мы сами будем в этом возрасте.
   Редактор внимательно выслушал Ивана Петровича, справился
о состоянии его здоровья, о семейном положении, месте работы
и политической ориентации. Редактор во время беседы
несколько раз ссылался на свои, мало известные посетителю,
литературные работы. Также редактор похвалил мастера
Шкаликова за то, что Иван Петрович, несмотря на такой
трудный период, нашел в себе мужество отобразить в
письменном виде свое видение мира. Но в конце беседы старый
редактор сказал следующее:
   - Однако, настал момент обратиться к читателю, к его
интересам, пусть низменным, но надо отбросить ложный стыд,
чтобы написать просто и правду. Надо оставить наши
писательские корпоративные интересы и встать на позиции
диалога между двумя субъектами, создающими объект -
литературу. Я говорю о нас - писателях и о нас же -
читателях. Вы только представьте, как важно отбросить все
ложные представления о том, в чем нуждается, на наш взгляд,
читающий человек. Нет, встанем на его позицию и дадим ему
то, что ему действительно необходимо.
   - Но как?- не понял ровным счетом ничего из сказанного
редактором Иван Петрович.
   - А так! Мы же с вами и читатели и писатели в одном лице.
Так вот то, что нам надо как читателям, необходимо
отображать нам же писателям.
   - Ну да?
   - А вы думали. В этом ведь вся диалектика! А ваш роман,
если это действительно роман, он ведь не несет на себе
согласия читателя с писателем?
   - Не знаю,- честно ответил Иван Петрович.
   - Так вот вы и узнайте, прежде чем писать, молодой, с
позволения сказать, человек. Впрочем, можете оставить свою
работу у меня, мы ознакомимся.
   От такой радости у мастера Шкаликова сперло дыхание, и он
с трудом спросил:
   - А когда, того, зайти?
   - Зайдите через месяц.
   Папка с оленем и синенькими тесемочками перекочевала из
сумки Ивана Петровича на редакторский стол. Надо было
подождать только один месяц, и...
   Иван Петрович зашел в редакцию через месяц, и через
неделю, и через две, и через десять дней. Так он ходил до
самой весны, пока наконец ему не отдали его "рукопись" со
следующими теплыми пожеланиями:
   - Извините, у нас уже расписан весь журнал на год вперед.
Как освободится место, приходите.
   - А, а, а...
   - Ничего, это общепринятая практика.
   - Но вообще, хороший роман?
   - Ну да, ну да, роман. А так, не знаю..., как освободится
место..., в общем, всего доброго.
   Иван Петрович вышел на улицу. Март таял, безусловно, март
таял. Солнце на мгновение ослепило мастера Шкаликова. Оно
было кругом: и на небе, и на струящейся ручьями мостовой, и
в стеклах домов, и на крышах, и внутри капающих сосулек и
даже на грязном снеге.
   Начало весны в городе - это не самое красивое время года.
Но оно дарит надежду. И поэтому Иван Петрович не очень
расстроился, он понадеялся на весну, на то, что еще не все
потеряно, и на журнал "Город".

      * * *

   В "Городе", в отличии от "Гор", работали одни женщины.
Может быть там были и мужчины, но Ивану Петровичу постоянно
приходилось иметь дело с дамами "Города".
   Женщины, на то они и женщины, чтобы смягчать собою этот
грубый-прегрубый мир. С мастером Шкаликовым в этом журнале
обращались весьма корректно и на удивление вежливо, чего
нельзя было сказать о "Горах". Ровно через сорок два дня
после первого посещения "Города" Иван Петрович получил свою
"рукопись" на руки. К реляциям, что оставили на папке в
журнале "Горы", добавились записки работников данного
журнала. "Передать на вычитку П.Светлому-Петриценко",
"Ознакомился, возражаю, П.Свет-Пет.", "Отдано на
редактирование Семену Кондовину", "Чёл, Кондовин, не то!",
"Взято Ч.Ш.Приспичем, вернуто тогда-то, передайте
Чулковскому, чтоб вернул мне верстку Бунина" и т.п.
Возвращая машинописный роман автору, одна из сотрудниц
журнала мило улыбнулась и сказала:
   - Мы не можем вас напечатать, потому что профиль журнала
несколько иной.
   - А какой?
   - Да такой. И потом, все это у вас сыро, надо бы вам еще
раз все осмыслить, поправить ряд оборотов. И потом, вы не
так все напечатали.
   - То есть как это неправильно? Напечатал не я, а машинка.
А уж она то печатает согласно ГОСТу.
   - Видите ли в чем дело, надо печатать так, как это
принято, чтобы удобнее было проверять. На одном листе не
более 30 строк, а в строке - 60 знаков. В число знаков
входят буквы, цифры, знаки препинания и даже пробелы. А
слева нужны поля. Это - ГОСТ.
   - Так, ну а если я все перепечатаю, то вы возьмете мой
роман в журнал?
   - Пожалуй, что нет. Но перепечать вам все равно бы не
помешало.
   Иван Петрович, битый жизнью человек, не отчаивался. Он
знал, что если чего-то сильно захотеть, то этого всегда
добьешься. Главное - не сдаваться.
   И он взялся перепечатывать свой труд для того самого
альманаха. Альманах, кстати, носил красивое женское имя
"Октябрина".
   Впрочем, даже такое нежное имя не позволило альманаху
принять Ивана Петровича в ряды своих авторов.
   - Мы, понимаете ли, по правде говоря, если быть честными
до конца, честными в общепринятом понятии, точнее, если
отбросить все условности и прямо так и сказать, выбирая
выражения, конечно же, вы понимаете какие, мы должны быть с
вами откровенными, это наш долг, гражданский и просто
человеческий, хотя просто людей не бывает, каждый по-своему
не прост, это же понятно, однако, не все еще дошли до этого
своим умом и подразумевают под словами "просто человек"
нечто уравнительное, где-то обидное для впечатлительной
натуры...
   Просто молодой редактор альманаха еще не умел отказывать
людям прямо, поэтому гнал откровенную чушь. Не дослушав его
до конца, Иван Петрович простился и ушел.
   Тут бы мастеру Шкаликову махнуть на все рукой, плюнуть и
растереть, вернуться к старой жизни, вновь влиться в
трудовой коллектив, дать ближним вновь увидеть в себе того
порядочного человека, который исчез для общества в
чернильных озерах и бумажных барханах. Но...

      * * *

   ...Но возле Ивана Петровича появился подозрительный
козлообразный типчик с бороденкой и в очечках, заговорщецки
подмигнул, взял под локоть и прошептал на ухо:
   - Вы зря ходите по всем этим журнальчикам. Ну их. Это же
мастодонты. Их время прошло. Осколки соцреализма. Да и кто
там пишет?
   - Простите, а вы сами-то кто будите?
   - Я лидер свободного литературного общества "Четвертый
стих" Трифон Конореев. Мы боремся с соцреалитиками.
   - За что?
   - Не за что, а потому что. Потому, что они нас к себе не
берут. Вот вас же не взяли?
   - А как же "Октябрина"? Она ведь не с журналами.
   - С журналами, с журналами,- замахал руками лидер
Конореев.- Журналы ведь их изредка попечатывают. А мы
против!- тонкие бледные губы лидера ехидно скривились.
   - А если бы вас брали, то вы были бы "за"?
   - Э, почтеннейший, вы еще надеетесь на них, у вас еще
полно иллюзий. Вот пойдемте на собрание нашего общества, вы
там увидите, стольких отверженных соцреализмом, что поймете,
как жестоко ошибаетесь, веря этим стегоцефалам от
литературы. Пойдемте, мы дадим вам окунуться в настоящую
творческую ауру "Четвертого стиха".
   - Хорошо, пошли. Но можно еще один вопрос?
   - Один можно.
   - А почему ваш стих четвертый?
   - Ну, это целое направление в искусстве. Это далеко
продвинутый авангард андеграундного элитарного
мировосприятия, проникновенно прошедшего через
основополагающие принципы стихостроения и прозослогания. Мы,
четверостиховцы, видим действительность такой, какая она
есть. Но трансформировавшись нашим самосознанием, критически
воспринятое бытие воплощается в нечто трансцедентное...
   - Минуточку,- осадил зарвавшегося Трифона Иван Петрович.-
А если проще? В чем конкретно ваш стих является четвертым?
   - Вы учились когда-нибудь в университете?
   - Нет.
   - Я тоже. Но тем немение я, как и любой другой
интеллигентный человек, знаком с тремя основными родами
литературного творчества. Это устаревшие лирика, эпос и
драма. Мы перечеркнули их раз и еще раз жирным крестом. Мы
совершили революцию в инженерии душ! Техническую революцию
литературы. НТР своего рода. Нам выпала козырная карта нести
людям новое слово в родной творческой речи. Мы придумали еще
один род. И назвали его четвертым, в отличии от трех
предыдущих. И в этом роде надо писать прозу стихами, а стихи
прозой. Если вам будет угодно, то я прочту один небольшой
рассказ, тогда вы поймете.
   Лидер четверостиховцев вскинул голову, закатил глаза и,
точно вытягивая из себя самого жилы, надрывно возопил:

      "Разрезала ночью эпоха
      Оковы кичливого Сада.
      Под книгой благого Мазоха
      Погреблен пришелец из Ада.
      Ослицей упившись, младенец
      Из гроба любим Афродитой.
      А естества же лишенец
      Властит на беспутной планидой.
      Целует муж мужа запоем,
      Жена под женою пожухла.
      Я - сон, Я - помечен тобою!
      Рука уж от флирта опухла.
      Но нет! Не могу!
      Но нет! Нету мочи!
      Сгибаюсь, склоняюсь в дугу,
      Никто прислонится не хочет..."

   - Да, парень, у тебя проблемы. Большие проблемы. Пожухла
она у него, ишь, планида ему не нравится, меньше порнушек бы
смотрел, тогда пухнуть не будет,- Иван Петрович похлопал
Конореева по плечу, и, не попрощавшись, пошел куда подальше
от "технологических переворотов в области литературного
правописания и проч.".
   А лидер общества "Четвертый стих", отправляясь на
конспиративную квартиру, отметил про себя:
   - Однако же каков. Оно и видно невооруженным глазом,-
поправил очки,- что таков. А если посмотришь вооруженным
глазом, то заметишь - под соцреалитиков подстраивается. Ну
что ж, он все это делает совершенно сознательно. Но дело в
том, что подобное плебейство в русской литературе - есть
патриархальный рай постгорьковских писачишек. Потому,
кстати, нам и не дают туда войти, что все они там одним
мылом мазаны. Вместе с тем, будь мы на их месте, мы тоже бы
кой-кого не пустили. А это объясняется душевным охлаждением
решительно ко всему после потребленной энной дозы
эстетической информации. Вот так-то! Может, лучше самиздатом
заняться? Да нет, не то, мелковато по большому счету.
Эх-хех.
   Иван Петрович, немного напуганный разговором о
"соцреалитиках", выбрал себе другое направление в
продвижении романа. Он понес "Крестовый поход" в газеты. Как
однажды крикнул вождь: "В массы!", так и мастер Шкаликов
пошел в прессу. Роман, естественно, он понес в газеты не
целиком, а частями.

      * * *

   Газет в городе водилось куда как больше, нежели журналов.
Из всего спектра местной печатной прессы Ивана Петровича
вперед привлекла разноцветная шестнадцатиполосная
еженедельная газета "Дело". В ней мастер Шкаликов очень
любил читать программу телепередач и шарады с анекдотами,
что печатались на последней полосе. В этом Иван Петрович
видел верх журналистики. Еще в "Деле" его привлекала рубрика
"Наша служба и опасна...", где могла появиться заметка
такого рода: "Недавно корреспондент нашей газеты зашел на
огонек в один из местных пунктов обмена валют и обнаружил
там спящего охранника с автоматом на груди. Страж спал стоя
на посту. Руки корреспондента потянулись к АКМу, чтобы
врезать прикладом в обвисшее пузо охранника. Вот так и
крадут валюту у доверчивых граждан, а их в городе не мало."
   Гениально, правда? Это вам не посевные или обмолоты. Это
весьма оперативно и злободневно. Такие "информационные"
статьи занимали в "Деле" две полосы. Еще пару полос занимал
обзор НЛО, посетивших окрестности города на прошлой неделе.
На целую полосу шли сексуальные сплетни из жизни людей и
дельфинов, на соседней полосе публиковались иллюстрации из
этого зоопарка. Ну а на оставшееся место лепили рекламу всех
цветов и расценок.
   - Неужели же "Дело" откажется печатать вместо всего этого
мой роман с продолжением?- спросил себя Иван Петрович,
осилив свежий номер вышеназванного еженедельника.- Они еще
спасибо мне скажут. "Крестовый поход" в духе ихних статей.
   В "Деле" был кризис информационного жанра. Главный
поставщик жаренных статеек в рубрику "Бандиты постреливают,
милиционеры полавливают" заболел запоем. Приходилось
заполнять место в газете отчетами с пресс-конференций
каких-то коммунальщиков, новостями санэпидемстанции и
скромными упоминаниями о победах местной гандбольной
команды, игравшей в третьей лиге. Изредка криминальный
репортер приползал в редакцию, сдавал пару свежих материалов
о своем пребывании в медвытрезвителе и исчезал вновь со
словами: "Щас, тока опохмельнусь".
   Ответсекретарь "Дела" ужасно нервничал, так как знал, что
"Бандиты постреливают, милиционеры полавливают" самая
убойная вещь в газете. Он стоял в коридоре возле
тропического дерева с никому неизвестным названием и курил
одну сигарету за другой. В кадке, куда было посажено это
растение, лежал бумажка, гласящая: "Просьба посетиелям под
дерево бычки не бросать". Вокруг бумажки все было усыпано
окурками, на смятых фильтрах которых чаще всего краснели
следы от помады.
   В тот момент, когда ответсекретарь закурил пятую подряд
сигарету, рядом с ним возник Иван Петрович.
   - Кто тут главный?- спросил мастер Шкаликов у
ответсекретаря.
   Тот плюнул на окурок и вдавил его в бумажку с надписью,
призывающей посетителей не сорить под дерево. Ответсекретарь
не был посетителем, он здесь работал.
   - Я главный. Ну?
   - Вот,- вручил ему двенадцать машинописных листов Иван
Петрович, пообещал зайти через неделю и быстро откланялся (у
мастера Шкаликова было сегодня профсоюзное собрание, поэтому
он так торопился).
   А ответсекретарь от безделья зашел в свой кабинет да и
начал читать то, что ему принесли. Чем дальше он углублялся
в это, тем громче и продолжительнее хохотал. А чем громче и
продолжительнее он хохотал, тем больше людей сбегалось на
этот шум. Пока не пришел главный редактор и спросил:
   - И чего ты ржешь?
   - Да вот, еще один графоман объявился, приволок рассказ.
Вы только послушайте...
   Далее приводится дословная выдержка из "рассказа
графомана", паузы на смех опускаются.
   "... Я шел, лениво перебирая мыслями, по направлению к
лагерю. Вдруг мне показалось. Я встал. Чу! Чу? Ничего. И я
пошел дальше.
   Ветер разгулялся в кронах вековых сосен совсем не на
шутку. "Серьезно это он",- подумал я и понял, что быть буре.
Но какая буря может быть в тайге? Вот именно. Что же тогда
попусту опасаться за собственную жизнь, когда опасаться то и
нечего. Плохо одно - стемнело. Не совсем уж чтобы вообще. А
так, темнее стало что-то.
   Я вышел на полянку и увидел белый гриб. Надо его нарвать.
Жаль, что не захватил ножа, ведь можно и повредить его. Я
нарвал белый гриб и положил в карман. Вот это природа! Мне
нравится! Плохо только одно - ее осталось мало.
   Подходя к лагерю, обнаружил надпись на дереве.
Нецензурную. Видимо это туристы, кому же еще. Когда они шли
до нас, так баловались. Охотники так не могут, их тайга
кормит: зверями, птицами, ягодами, грибами, целебными
растениями, дровами, материалом для строительства жилищ.
Нехорошая надпись на дереве, прямо сказать, не нужная здесь
в тишине. Что это? Зачем? Это разрушает нашу экологию, это
плохо.
   Но вот ветер стихает, остается легкий бриз с озера. На
озере, наверняка, ходит огромная рябь. А по верхушкам сосен
зыбит. Того и гляди, задует вновь.
   Темнеет все больше. Слышится смех, доносящийся из лагеря.
Это смеются наши. Видимо, вспоминают. Надо идти быстрей,
ведь и у меня много воспоминаний, посмеемся вместе..."
   - Вы представляете,- сквозь слезы сказал ответсекретарь,-
как от надписи на дереве портится наша экология, если
учесть, что понятие "экология" означает раздел науки? И
этого счастья у нас аж целая дюжина страниц. Строк пятьсот!
Ой, это же надо: "Лениво перебирая мыслями, гляжу - чу,
огромная зыбь".
   - Не зыбь, а рябь,- поправил его один из верстальщиков.
   - Какая разница. Ты вообще представляешь себе это явление
природы? Огромная рябь. Это же Айвазовский. Просто
Айвазовский не понимал, что "Девятый вал" теперь называется
"Огромная рябь".
   - Постойте,- сказал главный редактор,- а ведь это
творение начинается не с первой страницы. Тут стоит 127,
128, 129 и так далее. Круто, правда? А как оно называется?
Здесь не написано.
   - Что-то вроде "Крестного хода",- начал вспоминать
ответсекретарь название, сказанное ему Иваном Петровичем.-
Или "Поход в никуда". Не помню. Но, послушайте:
   "...Наш лагерь так нам понравился, что мы решили дать
название этому месту, где стояли больше недели. И назвали
"Наше место". Чувствуешь себя первопроходцем. Кортесом.
   Здесь такая чаща леса, что дремучей не бывает. Мы увидели
здесь много разной живности. Какой богатый и раздольный
край. Какое великолепие красок. Зеленый так и брызжет в
глаза. Ждешь, когда выскочат из зеленой дремучей чащи
дикари. Но дикарей нет, теперь они работают в леспромхозе.
Не выскакивают они что-то нынче. Зато я уже второй раз видел
горного барана. Жена сказала, что это козел, но я то точно
знаю, как отличить барана от козла. Баран орет "ме". А козел
"бе". Это две большие разницы. И еще у козлов бывают
бороды..."
   В этом месте ответсекретарь прервался и сердито посмотрел
на гогочущих сотрудников. Дело в том, что он сам носил
бороду.
   - Э-э, смейтесь, "зеленая брызга в глаза".

      * * *

   Надо ли говорить, что в редакциях городских газет Иван
Петрович настолько примелькался, что разве только зеленый
студентик журфака местного университета, начинающий
потискивать статеечки про музыку и машины, еще не знал
автора знаменитого среди всей пишущей братии "Крестового
похода".
   - Привет, Петрович!
   - Как там дикари в леспромхозах?
   - Начинающим литераторам наше бонжур!
   Так встречали его "барракуды пера". Мало того, стало даже
модным использовать перлы из нигде не опубликованного романа
мастера Шкаликова в газетных статьях. Особенно были
популярны такие заголовки: "Неперебранные мысли", "Легкий
бриз уносит "Торпедо"", "Серьезно это он", "Плохо только
одно - кредиты уплыли", "Акции? Надо их нарвать", "Доллар
так и брызжет в глаза", "Надпись нехорошая", "Козел из
дремучей чащи".
   А роман все равно никем не издавался.
   Но Иван Петрович не опускал руки, он ходил и ходил по
редакциям. Когда он прошел все крупные газеты, то добрался
до многотиражек, однако даже в "Красном кулинаре" (газете
пищевого техникума) и в "Ученье-свет" (печатном
органе трудового коллектива электротехнического института)
не брались публиковать мастера Шкаликова.
   Однажды он простился с женой, поцеловал детей, взял
котомку с продуктами на месяц, немного денег, папку с
"Крестовым походом" и исчез. Пропал. Никто больше его в
городе так и не увидел. Говорили, правда, что в Москве на
Казанском вокзале видели обросшего волосами оборванца,
который читал за милостыню нечто похожее на роман о
путешествии в горы. Однако было ли это по правде, да и был
ли то Иван Петрович, решить было затруднительно: ведь только
к этому нищему обращались с вопросом: "Предъявите вид на
жительство", как он с диким криком убегал прочь и появлялся
на старом месте не ранее как через пару дней.
   А где-то, быть может в Сибири, или на Кубани, или у
Белого моря, а то и вообще у черта на куличках еще один
человек собрался в "Крестовый поход". Что ж, скатертью
дорога!

      Вместо эпилога.

   Клемансо, когда он не был еще президентом Франции, и
вообще в политике был никем, редактировал один журнал.
Как-то раз в этот журнал зашел молодой человек и отдал свои
первые рассказы. Прочитав их, Клемансо посоветовал парню
оставить литературу и заняться чем-нибудь более полезным,
печь булочки, например. Молодой человек ушел из журнала
Клемансо. А звали этого незадачливого графомана Эмиль Золя.
 

Два кусочка счастья.

(Nefedov)
  2  Железная дорога  2004-09-04  3  2130
Два кусочка счастья.

      Кусочек первый...

    Едем мы в поезде с Колькой Егоровым. Катимся с ним в вагоне и, как все нормальные люди, время свое коротаем - пьем кофе с коньяком. Ну, не с коньяком, конечно, нет. С водочкой. Как утром чаю похлебали, так до обеда водочкой и продолжаем.
    А хорошо, между прочим! Хорошо в вагоне разговаривать! Сидим разговариваем, а в окне мимо нас люди, города, лошади разные на полустанках... А мы все это обсуждаем и беседуем. Увлекательно, одним словом, едем, со смыслом.
    И тут, вдруг, кончается сахар. Незаметно, так. (Утром-то мы чай выплеснули, чтобы посуду освободить, а сахар кусочками остался). Ну, мы и кусали его. Нам странно казалось экономить его: как примешь внутрь, так и откусишь его. Ну и дооткусывались…
    Бегу я тогда к проводнице:
- Уважаемая, - говорю: госпожа - гражданочка! Дайте срочно пару кусочков сахара. Страсть, как сахару охота, а он, вот так, возьми и закончись. Не вовремя это!
    А та приглядывается ко мне и говорит хмуро:
- Сахар только с чаем. Без чаю никак не дам! Не имею права.
- Давайте, - говорю: - совместно с чаем. Мы не возражаем.
- Ну, и сидите тогда. Я скоро чай разносить буду.
Тут уж я взмолился:
- Господи! - Говорю: - Так нам же срочно! Ведь все встало: церквушка, какая, там за окном покажется или транспорт, какой, а нам и сказать-то нечего... Без сахара никакого разговора не получается!
Та опять хмурится и заявляет:
- А чего это вы шатаетесь, а? И запах такой... Да вы, между прочим, своим пьяным видом убиваете мои нервные клетки! Ну, вот что... Дам я вам сахару. Только предварительно размешаю его в чае. Что-то вы мне не нравитесь…
- Вот! – Поражаюсь я: - Вот!!! Если человек не нравится, так сразу стаканы размешивать, да? Так что ли?!
А тут и Колян поспевает мне на помощь. Говорит ей из-за моего плеча :
- А, стыдно, - говорит: - в таком возрасте законов физики не знать! Это вагон мотается, а мы-то ровно держимся! У вас, вообще, какое образование, товарищ вагоновожатый?
- У меня образование, какое надо! - Вдруг начинает кричать та: - Побольше вашего! А вот вас поучить надо... Смотри какие! Еще про возраст сверяются, нахалы. Пойду-ка я к начальнику поезда. Я еще посмотрю - поезд это мотается или это мои пассажиры по вагону!..
      И убегает. Мы, конечно, в недоумении. Такой пакости мы не ожидали, - все как-то проще получалось, спокойнее… Деревни, лошади, стаканы в подстаканниках...
Приходит, вскорости, начальник поезда. Здоровенный такой рыжий детина с красными глазами и жутким выражением по всему лицу.
- Ну, что тут у вас? - Спрашивает и глазами разводит. (А сам за виски держится). Послушал он нас, послушал, уразумел, в чем дело, и заявляет нам:
- А ну, подлечите-ка меня! А то ведь я на первом же полустанке вас из поезда вышибу! Будете у меня куковать!
      А нам и деваться некуда…
      Выпил он все. Потряс перевернутой бутылкой и еще, гад, под столик заглядывал...
- Ну, все, - говорит, - конфликт исчерпан. Удачного вам пути, дорогие пассажиры! А сахар сейчас вам подадут, ждите.
      Потом поймал глазами фокус и ушел. Проводница, конечно, никакого сахара нам не вручила, да и зачем он нам? Что мы, сахара не видели?
Сидим мы скучные. Разговор не клеится...
      Потом Колян забрался на вторую полку и отвернулся к стенке. Я тоже посидел, посидел да и завалился тоже спать. А чего еще делать в путешествии?
      Скукотища...
 

Разрешите с Вами познакомиться!

(Лариса Ласковая)
  10    2008-09-21  0  2125
На материале интернет - знакомств.

Желание познакомиться и выйти за границы своего мирка включает целый ряд потребностей человеческого (?) индивидуума. Люди стали более открытыми в выражении своих желаний и долгие часы ожидания на трамвайных остановках и парковых скамейках сменились более современными способами и средствами коммуникации. Долгими осенними вечерами, за неимением более важных дел, в компании с чашкой ароматного кофе, наблюдая как искрится всеми цветами радуги экран моего монитора, я даю добро всем проходящим мимо «онлайн – собеседникам» звонить и писать на мой скромный номер , ничем не выделяющийся из массы других номеров, аналогичных по возрасту, полу и месту обитания. Здесь и жажда новизны и желание авантюрного приключения и попытки нарисовать мысленный портрет предполагаемого собеседника. Следует заметить, что мои соратницы по полу обходят меня стороной. Сказывается, видимо, присущий прекрасному полу прагматизм и нежелание тратить время на бесплодные и бессмысленные разговоры. Мужчины же, напротив, проявляют несвойственную этому холодному времени года активность и сами того не ведая пополняют мою коллекцию речевых перлов, поражающих воображение полётом фантазии и выбором речевых средств. Итак:
Вариант первый. Классический.
- Привет! Как дела?
- Привет! Меня зовут Том (Лёша, Петя, Вася)
Наиболее открытые и стремящиеся к знакомству «по-серьёзному» ещё добавляют к этому пол, рост, вес, возраст, семейный статус и наличие (отсутствие) вредных привычек.
Вариант второй. Прагматический.
- Привет. Можно тебя попросить?
Собеседник, как правило, не обременяет себя излишними подробностями моей биографии и если моё любопытство берёт верх, я узнаю о желании своего визави иметь бесплатный перевод статьи, написании контрольной работы или стремлении задействовать мои силы, время и энергию на поиск какой-либо нужной ему информации в сети.
Вариант третий. Кто такие «мачо» и как с ними бороться?
В этот разряд входят многочисленные ласкательно-снисходительные «поглаживания». Как правило, против шерсти.
- Привет, детка (красотка, пупсик, крошка и т.п.), как ты?
Немолодой уже, солидных размеров пупсик просто тает от такой своевременной демонстрации мужской силы и превосходства. Чаще подобными конструкциями пользуются молодые, во всех отношениях, люди, компенсирующие наглостью недостаток жизненного опыта. Иначе откуда им знать, что под пупсиком скрывается немолодая, больная, склочная и сварливая баба. И действительно, откуда?!
Вариант четвертый. Экзистенциальный.
- Привет. Как живёшь?
Вариантов ответа может быть множество, от банального «Нормально!» до подробного изложения самых глубинных основ моего бытия. Ограничиваюсь, как правило, старым анекдотом.
- Регулярно!
Вариант пятый. О лесть, ты правишь миром!
От этих людей с первых слов узнаёшь о том, что у тебя красивое имя, внешность, а также бездна вкуса, ума и таланта. Интересно, сами они откуда об этом узнали? И, чёрт побери, хочется в это верить!
Вариант шестой. Активный.
- Привет. Давай выпьем!
- Привет. Давай займёмся «виртом ( сексом, курением марихуаны)»
- Привет. Давай поедем…
Есть масса людей, которые не любят ходить вокруг да около и предпочитают активные призывы к действию каким бы то ни было фиксированным и заезженным клише. Сюда также относятся приказы срочно прислать фото, включить камеру, добавить «в друзья».
Вариант седьмой. Любопытствующий.
- Привет. Чем занЕмаешься?
Этот вариант также распространен в Сети, как и последующее, обескураженное «ИзвЕни!»
Вариант восьмой. Я плёхо говорить по русски!
И по-английски тоже. Тут и «Здравздвуйтэ, девучка!» и «Have are you?» и даже простое турецкое Priviet.
Вариант девятый. Эротический.
- Привет. Хочешь посмотреть как я ласкаю себя?
По-видимому, идет, как вариант знакомства для романтических особ.
- Привет. Хочешь посмотреть, как я кончу?
То же, для более прямолинейных женщин.
Вариант десятый. Экстремальный.
- Привет. Хочешь посмотреть, как я е*у себя в жопу фаллоимитатором?
Без комментариев.
 

Как пройти в Париж?

(Ирэн)
  8  О Париже  2008-01-24  5  2125
-Извините, господин, будьте так любезны, объясните, наконец, как в Париж пройти попроще?
-Но, мадам… Попроще?! Я, право… Хотя, Вам не в силе отказать я, конечно, объясню.
Главное , мадам, скорее самолет поймать в Париж. Кстати, сейчас который час, мадам?
-16.30
-Ах, досада, можно в пробке простоять годков так -цать. Мадам, в самолет быстрей садитесь и немного подкрепитесь. Вам лететь часочка три.
Ну, так вот перед посадкой, если сейчас в Париже дождик. Облака закрыли город . Самолет утюжить воздух может часик или три.
Вас кондуктор самолета выпустит с пол-оборота прямо в аэропорту. Вы его поблагодарите, круасаны закупите. И виват, Париж, кричу!
Что хотите посмотреть, Вы ?
-Господин, Вы так любезны. Я названия не помню. Ну, поля там есть какие, башня, ноты-дамы … Все припомнить не могу.
-А, Елисейские Поля .Так Вам направо. С аэропорта прогуляетесь немного, завернете на
Mont-Matre: там купите сувенир. Вам придется два квартала до Sacre-Coeur.
-Чего? Чего?
-Ах, мадам, так величают храм священный. Он из камня, словно сахар был сооружен.
-Понятно, но мне поля…
-Елисейские поля, сказать хотите. Вы налево от Mon-Matre, потом прямо повернете и увидите поля…
-А потом как к башне мне пройти?
-Tour Eiffel. Красавица Парижа. Вам искать ее не нужно, она сама Вас там найдет.
-Это правда?
-Да, конечно. Я советую Вам Louvre увидеть. Здесь сокровища культур в одном флаконе.
-Духи такие?
-No, madam. Музей. Там Джоконда Мона Лиза Вам тихонько подмигнет. И Венера неожиданно всплывет. А устанете, зайдите Вы к Наполеону: там присядьте на его стул. А к вечеру быстрее Moulin Rouge и веселее. Там французские юбчонки Вам споют, канкан станцуют, и бокал шампанского нальют.
Мадам, я должен, к сожалению, идти. Желаю Вам удачи. И «Привет» Париж!
-Черт возьми, магазин то до восьми. Я в Париж не попадаю. Ладно, завтра заскачу я по пути.

PS: из серии про новых не тех русских
 

К 9 мая. рассказ рядового героя ...

(Новиков Николай)
  10  День Победы  2012-06-18  1  2124
Будучи студентами Московской Ветеринарной Академии им. Скрябина , мы с друзьями ходили гарцевать на конях . Брали животных , которые попадали в вет. лечебницу из милиции , цирка , ипподромов , кон. заводов и т. д. в нашей клинике у сторожа Михалыча , старого фронтовика и балагура . Ему приносили винца или водочки и взамен брали двух – трёх коней на пару часов , а затем , без сёдел скакали в Кузминский парк , где катали пищащих и визжащих девчонок по аллеям , потом мыли коников в Кузминском пруду и возвращались назад . В 1984 году на девятое мая решили так же погарцевать по парку до обеда , а затем уже отмечать Великий День Победы . Пришли с водочкой к Михалычу , а он говорит , что один пить не желает и предложил сесть апосля обеда с ним за стол . Сказано – сделано ! Наскакавшись на конях , вернулись в общагу , взяли пойло и снесть и пошли к Михалычу . Наш фронтовик уже накрыл стол , хозяйка его наготовила котлет , салатов и всякой другой вкуснятины и началось застолье . Поднимались тосты за героев – ветеранов и кто – то из нас попросил воевавшего Михалыча рассказать пару запомнившихся эпизодов про войну . Он согласился и рассказал ;
« Помню , дело было под Вязьмой в Смоленской губернии . Шли тяжёлые бои . Я был пехотинцем . Несколько наших батальонов попали в окружение . Нещадный арт . обстрел , авиация бомбит , пулемёты фашистские не умолкают , из окопов не высунуться ! Мы вжались в землю и ждём затишья . Стало тихо и через некоторое время попёрли танки немецкие в наше направление . А у нас не то , что бы гранат или противотанковых винтовок , а и патронов – то раз – два и обчёлся . Когда первые три танка были уже на расстоянии пятидесяти метров от нас , все русские воины рванули из окопов в – рассыпную кто куда , ну и я чухнул что есть сил в сторону леса . А фашистский танк дует за мной в - догонку и не стреляет , гад , а просто раздавить хочет ! Я бегу из последних сил , танк за мной грохочет гусеницами . « Ну, - думаю , конец мне пришёл !» Да что там , налейте , сынки ещё по одной . Что – то в горле спёрло ! « - разнервничался ветеран . Выпили за победу . А нам – то финал услышать хочется . Ну я и спроси ; « Михалыч , чем дело – то закончилось ?»
- Да , чем – чем . Хорошо , что танкист знакомый попался ! А так бы беда б была ! –
Мы ржали минут пять как те кони , которых брали у Михалыча на прокат .
 

Я водочки выпью?

(Фёдор Сван)
  22  Водка и вино  2009-05-06  2  2120
Было это давно, когда фундамент социализма конкретно уже давал трещины, а водку продавали до 19.00, мы, два студента-комсомольца, вместо того, чтобы подштукатуривать эти самые трещины, пошли, гонимые жаждой к безобидному веселью, еще не поздним, но уже опоздавшим вечерком покупать у таксистов водку.
      На таксистской стоянке не было ни машин, ни пассажиров. Зимний ветерок, по-своему борясь с бездельем, гонял по площади пустые сигаретные пачки и прочие признаки промышленной деятельности советского народа. Покуривая и лениво матеря нерасторопных таксистов, мы терпеливо ждали.
      Где-то сигареты через три на стоянку подошли два мужика.
      -Такси ждете?
Тяжелым паром дыхнул один из них, кивнув в сторону пустынной дороги.
      - Ждем.
Дуплетом дыхнули мы и, желая влить в них толику оптимизма, добавили:
      - Но мы никуда не поедем.
      - Значит мы за вами.
Уверенно и дружно сказали мужики.

***

      Морозным зимним днем на заднюю площадку салона трамвая входит еще не старый дядька. В руке аккуратно, за узелок, держит полиэтиленовый мешочек-"медузу", в которой теннисными шариками лежит пара десятков куриных яиц. Дядька тянется другой рукой к высокому поручню. Из-под полы коротенького тулупчика, как мышь из норки, выскакивает бутылка с водкой и смертельно ударяется об пол. Звук лопнувшего стекла привлекает внимание присутствующих. Немая сцена. Слышно, как падают снежинки на крышу трамвая. Со стоном раненного зверя, широким махом пловца, не выпуская из замерзших пальцев узелок, дядька вдарил мешочком с яйцами по проклятому полу и, не оглядываясь, вышел из трамвая.
      
***

Тепло, но еще не лето. Сижу за выносным столиком возле кафе и наслаждаюсь под сигаретку кружечкой пива. На душе - жизнь прекрасна, всех люблю. Проходит мимо молодой парень. Пристально смотрит на меня. Шаг в мою сторону, потом театральная пауза в движении и:
      - Извини, ошибся.
      - Ничего, бывает.
      - Слушай, выручи, трубы горят. Возьми мне маленькую кружечку пива.
Действительно: на лице свежие следы безжалостной эксплуатации организма.
Подаю ему купюру не самого маленького достоинства. Он - всем телом в благодарности:
      - Командир, щас сдачу принесу.
Приходит. В одной руке большая кружка пива, накрытая бутербродом с селедкой, в другой - сто грамм водки. Приседает в легком реверансе, удерживая стакан с водкой двумя пальцами, три разжимает. На стол падает сдача. Голосом честнейшего человека:
      - Можешь не считать, точно, как в аптеке.
 

Скажи-ка,дядя

(123)
  14    2006-01-10  16  2120
Я на сайте опубликовал не очень много произведений (одно)и получил за него всего лишь 8 баллов.Произведение, если сказать честно,великолепное и такая низкая оценка
поразила меня.Но потом добрые люди объяснили мне,в чем дело.
Замора не поставил мне +2 исключительно потому,
что я как-то недоброжелательно отозвался о его родном городе-колыбели русской революции.
С,так называемой, госпожой Суховой дело обстоит еще проще.Шахидка есть шахидка!
Дейтерий -вообще самозанец, влез на наш сайт
и выпендривается.Я бы его   выкинул отсюда.Пусть администратор сайта считает мою просьбу официальным указанием.
HINO -это клон Лизки и Виталия и из себя много строит.
Natashap живет в своем вонючем Колорадо и пишет гадости про Ленина.У людей, ей подобных,
не должно быть права голоса на сайте.А то она,
видите ли не ставит оценок.Пусть себе голосует за Буша.
Актер не поставил мне +2 потому, что не читал мой шедевр и вообще он неграмотный, а может только рисовать картинки.Ван Гоген хренов.
Дядя Шалико принципиально не ставит оценок тем,
кто его не читает.
Список можно продолжить.
По моим весьма скромным оценкам, за это произведение я должен был бы получить 437-439 баллов.
Если у администрации сайта есть хоть капля порядочности и литературного вкуса, он должна восстановить справедливость!!!!!!
 

И на самом Мертвом море мы закон ...

(Зиночка Скромневич)
  23  Про женщин  2011-05-20  3  2111

или
Невероятные приключения блудниц на святой земле

1.

   Фира – давняя любимая подруга, когда-то вместе начинали. Вопрос о ее проф(не)пригодности уперся в пятую точку, которая на самом деле стала жирным бесформенным пятном на ее производственной характеристике. Даже клиент, помешанный на пышных формах, испуганно спрашивал: «Она что, в кринолине?»

   Рано и позорно уйдя из секс-индустрии, Фира подрабатывала дизайнершей. Обычно она с надменным лицом выслушивала пожелания клиента, наметанным глазом оценивая его платежеспособность и степень интерьерного дебилизма. Затем делала многозначительную паузу, поглощала две-три шоколадки и долго рылась в бюстгальтере, будто искала там дизайнерское решение, а на самом деле чесала прыщ, и, наконец, вопрошала медовым голосом: «Ну, так что, будем этот бред городить или все сделаем, как я скажу?» Потом она садилась за комп и малевала в кислотных тонах невообразимые плоды своей больной фантазии. «У вас будет квартирка в стиле хай-тек, смешанном с провансальским модерном и с легким флером индонезийского кантри. Такого в Москве еще ни у кого нет», - понижая голос, уверенно говорила она всем клиентам. Случаев отказа нуворишей история не зафиксировала.

   Муж Фиру давно бросил, а дети выросли и разбежались. Единственной родней, с которой она поддерживала ленивую переписку, была сестра Роза в Израиле. Фира ненавидела это государство, потому что, по слухам, «там все дорого и нет свиных отбивных». Она любила повторять слова классиков, что якобы лучше умереть стоя, чем жить без свинины.

   Но, прослышав об отмене виз и сезонных скидках на авиабилеты, Фира засуетилась и предложила мне составить компанию для отдыха на исторической родине. Я прикинула и согласилась позагорать в марте и окунуть свою кормилицу в целебные воды Мертвецкого моря.

2.

   За границей Фира никогда не была, если не считать вояж на Украину за салом и виртуальными женихами. Объевшись соловьиного помета, она сделала вывод, что женихи там пьянеют быстро и легкосъемные, как протезы ее бабушки. Надо ж было идиотке назначить свидание всем троим в колбасном отделе в одно и то же время! Увидав, как невеста жрет сало, едва отойдя от прилавка, они переглянулись, перезнакомились и убежали пить горилку.


   Ссоры с подругой начались уже в Домодедово. Фира прочла «Дути Фрее» и кинулась в парфюмерный отдел. Ассортимент захватил небедную еврейскую девушку буржуазным шиком и развращающей халявой пробников. Подруга лила на себя все, что попадалось под руку. Если не находила открытого флакона, то нагло вскрывала упаковку, искала на себе сухое место и брызгала от души. Продавщицы столпились вокруг в ступоре. Уже и посадку объявили, но девушка только вошла в раж. Тогда я крикнула: «Фирка, там напротив в отделе алкоголя тоже пробники есть, айда!» Парфюмерное облако машинально рвануло было к алкоголю – сработал безусловный рефлекс, - но вдруг резко развернулось и пошло на меня с упертыми в бок руками. «Зина, предупреждаю, если ты еще хоть раз испортишь мне культурный отдых, высажу из самолета на полдороги! Ты изверг, Зина, не мешай мне веселиться!»


   Самолетом Фира летела впервые. Едва втиснувшись в кресло, она внимательно выслушала инструктаж о спасательных жилетах, перебивая бортпроводника возгласами «о, ужас!» и «они нас угробют!», после чего попросила принести десять пакетов для рвоты. Наивный вопрос стюардессы, зачем так много, не застал подругу врасплох. Она стала перечислять все, что сожрала на завтрак и ответила вопросом: «И куда вы все это денете?» Лишь когда ей принесли огромный джутовый мешок, с какими челноки мотаются на московские оптовки за китайским барахлом, она сказала «Поехали!» и по-гагарински махнула рукой, но локтем попала по морде соседу.

3.

   В аэропорту Тель-Авива встречала Роза, с позавчерашней халой на голове и пятью сегодняшними в животе. На руках ее сидело собачко неопределенных пола и породы (в силу мелкости разглядеть было невозможно). А на фоне Розиной груди оно вообще казалось мышью, если б не заливалось постоянно писклявым голосом и не скалило зубья.


   Донна Роза фигурой и лицом походила на сестрицу, но превосходила размерами раза в полтора. Когда счастливые сестры картинно бросились лобызаться, Роза затарахтела со скорострельностью автомата «узи», а собачко захрипело в приветственной злобе, изнемогая слюною, и гостеприимно пустило желтую струйку на парфюмерно избыточную кофточку Фиры. Роза представила свое сокровище: не то Пейсах, не то Цахес. Наконец мы отправились на такси в поселок на оккупированных территориях.

- А ты, Роза, не писала, что оккупантка! – заметила Фира.
- Скажи еще «аннексантка». Не боись, арабы у нас там по струнке ходят, - ответила сестра. – Да и автомат у меня под кроватью всегда заряжен, и гранаты в бочке с огурцами….

   Поселок располагался на горе. С трех окрестных холмов нависали вражеские позиции, которые бдительная Роза ежедневно мониторила в бинокль.

- Ну, что ты там видишь? – спросила я хозяйку, застав на любимой лежанке в саду. – Скоро ли очередная интифада?
- Да вот смотрю, как один арабский жеребчик загоняет хворостиной козу в сарай, а у него стоит…
- Неужели на козу?
- Да коза больно тоща. Вот если б я… моя… - Роза смущенно запнулась, выдав тайное желание, и проникновенно погладила сыродойную грудь.

   «Достали эти грязные арабы», - затянула Роза за завтраком израильскую народную песнь. При этом на кухне стены и плита были покрыты годовым слоем жира, а пыльный стол ломился от грязной посуды. На полу, как шелуха от семечек, валялись раздавленные тараканы.

4.

   Вот обожаю восточный обычай ездить в гости, везя сундуки подарков. Фира все-таки дура. Когда она доставала и раскладывала бижутерию и тряпки для Розы, та сидела с каменным лицом и только вежливо повторяла: «такое у меня уже есть» или «ты потратила деньги на такую херню?». Когда же я положила на стол палку салями, а потом окорок, и поставила пятизвездочного армяшку, Роза расцвела не по сезону. Я приобрела лучшую подругу и кусочек привезенной колбасы на бутерброд к чаю.

   К нашему приезду ее профсоюз объявил забастовку, требуя повышения зарплаты. Роза не готовила, а бастовала и митинговала. Поэтому обедать нам приходилось в местечковом общепите. Забудьте в Израиле про гефихте фиш, форшмак и прочие цимесы из советского детства. Ешьте уличную шаурму, безвкусное кошерное мясо и овощи, пропитанные уксусом. В кулинарном смысле государство Израиль не состоялось, доложу я вам!

   На историческую родину Роза ехала с мужем, которому послужила ковром-самолетом для бегства из совка, и который сразу по приезде ее бросил. Жила Роза в квартирке из двух крошечных комнат, зато с выходом в садик, в котором росла одна лужайка («или вы знаете, сколько стоит вода для полива?»). Работала она тренершей по плаванию в каком-то лягушатнике, представив диплом института физкультуры, купленный в московском подземном переходе еще в смутные годы. Сама еле держалась на воде, но учить любила и детей почти не била.

   Назавтра Роза отправилась на корпоративном автобусе на пикет министерства. В полдень она позвонила и взволнованно заорала в трубку: «Сичажже включайте девятый канал, нас сымают!» На экране телевизора светилась праведным негодованием Роза, заслоняя грудью остальной профсоюз. Она орала, свистела, приплясывала и страстно обнимала какую-то худосочную бабенку с глазами навыкате (Роза Люксембург и Клара Цеткин воскресли? - Воистину воскресли). Зрелище походило на гей-парад или по крайней мере на марш суфражисток. На лбу Розы желтой краской был набросан ивритской вермишелью некий страшный антиправительственный лозунг. Она вырвала у журналиста микрофон и так гневно затараторила на иврите, что даже мы поняли, что продажное сионистское правительство проводит политику геноцида тренеров по плаванию. Что-что, а бороться за свои права Роза умела.

5.

   Под вечер мы с Фиркой пошли осваивать окрестности и любоваться закатом. На окраине поселка наткнулись на лежащего на тротуаре спящего черного мужчину со спущенными портками.

- Эфиоп, его мать! – воскликнула Фира.
- Не-а, суданский гастарбайтер, смотри на толстые губы и приплюснутый нос, - показала я этнографическую стать. – Сильно пьяный…

   Огляделись, вокруг никого.

- Давай затащим в кусты и изнасилуем! – одновременно выкрикнули мы с подругой, схватили и дернули было полутруп за ноги.

   Но откуда ни возьмись подскочила полицейская машина, в которую люди в униформе затолкали вожделенный объект, а потом стали донимать нас разными вопросами. Мы притихли как мышки перед приходом санэпидстанции. Лишь Фирка с виноватыми глазками нацистского преступника на Нюрнбергском процессе, такого располневшего от испуга Гесса во вьетнамках, в ответ мычала несуразное на пиджин-инглише в свое оправдание, типа «в прошлом году я перевела через дорогу 33 старушки, из них 29 благополучно…».

   На счастье вскоре послышался писклявый лай Пейсаха-Цахеса, а за ним приковыляла Роза. Она объяснила полицейским, что мы девушки сердобольные и только хотели помочь несчастному переночевать с удобствами на траве под кустом, а не мучиться на голом асфальте. Мы ничего не понимали, но синхронно кивали.

Дома уста Розы разверзлись не на шутку, и она объявила тоном, не терпящим даже поднятия глаз, что мы похотливые сучки и подзаборные шлюхи и что она выдаст нас в Израиле замуж за приличных человеков. До полуночи она, запершись в спальне, делала какие-то звонки. Сводничество – любимое занятие и многовековое хобби еврейских мамочек.

6.

   Наутро явился первый жених - Зяма. Он был из «датишников», - так называют ортодоксальных евреев. Роза нашептала нам, что «датишники» живут в Израиле припеваючи: не работают, в армию ходят редко, только изучают тору в своих иешивах, молятся и плодятся; за это государство платит им приличное пособие, а женам – хорошие шекели за каждого отпрыска. У них только один маленький недостаток: по субботам, когда в шабат им запрещено заниматься сексом с женами, они стоят в очередях к украинским проституткам.

- Ну, зачем стоять в очереди, когда мы здесь?! – вырвалось у нас с Фирой одновременно.

   Зяма был в кипе и лапсердаке с веревочками, пейсы отливали бриолином, а из шнобеля и ушей валил дымчатый мох. Наглядное пособие по климаксу то и дело промокало пот, сморкалось в тот же платок и лепило слова из смеси иврита с нижегородским.

- Давайте поговорим о музыке, - робко начал Зяма, глазами охаживая мои бедра. - Вы не находите, что фольклор безбожных одесских евреев дурно повлиял на израильскую эстраду?
- Дорогой Зямчик, я плохо разбираюсь в музыке, моя любимая группа – могучая кучка, - отбрехнулась я.
- Зяма, а почему вы до сих пор не женаты? – поинтересовалась Фира.
- Видите ли, отношения с девушками не складываются потому, что все они похожи на манерных педиков…
- Ага, все г****ны, а я один воздушный шарик! – вырвалось у меня.

   Роза закашлялась и затруднилась с переводом. Пузыри пены в уголках пунцовых уст обещали сильно сгустившиеся сумерки и очень добрый вечер. Пока она поспешно выпроваживала претендента на наши холеные ручки, я шепнула Фирке:

- Тикать отседова надо, подруга!

Фирка решительно ответила:

- А то!

   Если Роза с утра принципиальная, тут уж хоть кол на жопе теши. Она пилила сестру весь день. Грозилась привезти ей семидесятилетнего вдовца из хосписа. За мной же ходила по пятам, выключала свет и десять раз напоминала, как дорого у них электричество. А после моего двадцатиминутного душа приключилась форменная истерика: «Зина, ты мотовка, ты не экономишь воду! Зина, ты меня разоришь!»

- Да не переживай так за Зямку, - утешала я несчастную сваху, - пришлю я ему Лерку - недомерку, метр писят на каблуках, на лицо отвратную, паскуду по жизни, или это будет неравный брак?

   Назавтра же мы купили экскурсию в Иерусалим и недельный пансион на Мертвое море.

7.

   В экскурсионном автобусе свободных мест не было. Публика – наивные православные, купившиеся на еврейскую хитрость с отменой визы. Фира громко разгадывала кроссворд: «Если в слове Снегурочка поменять местами пару букв, то может получиться эпическая Огнесручка и неполиткорректная Негросучка...»

   Перед Иерусалимом нас завезли в какое-то арабское местечко туалета ради, чтоб мы не засирали святой город трех религий. После скверного кофе со вчерашними круассанами в забегаловке мы кинулись в сортир, по выходе из которого нужно было дать арабу два шекеля.

   Фира недолго поколебалась между мочеизъявлением и волеиспусканием и стремглав бросилась в туалет, прижимая к груди ридикюль. Вышла же с умеренно удовлетворенной физиономией, будто испытала анальный эротизм, но не достигла оргазма, а на протянутую руку араба рявкнула так, что все обернулись:

- За что?! Я сама все сделала!

    Ошарашенный туалетный работник, громко ругаясь, вприпрыжку проводил ее до автобуса, мнения в котором разделились. Одни осуждали Фиру за скаредность, другие возмущались туалетной мелочностью хозяев. Не на шутку развернулась фрикционная борьба. Напрасно Фира искала у меня поддержки, ибо я надела черные очки и тем сохраняла вооруженный нейтралитет. Тема так взволновала публику, что никто уже не слушал гидессу, и даже не заметили, как въехали в Иерусалим.

   Впрочем, катю и без того слушать было тошно (катями на профжаргоне турагенств называют всех гидесс), несла она полную околесицу, путая даты, имена, события, и компенсируя это бородатыми анекдотами из унылого советского прошлого. Половину выступлений катя посвятила угрозам не ждать опаздывающих и рекламе «случайно» прихваченных буклетов и дисков по тройной цене.

   По дороге к Храму Гроба Господня я ухитрилась отстать и потеряться. На арабской торговой улочке один продавец (пупсик в моем вкусе) завлек на кофе. Не будь дурой, я потянула его за ширму и отымела на тюках с черно-белыми палестинскими платками. Когда кончила, группа уже плутала с катей по святым подземельям, а Фира волновалась и часто нервно оглядывалась. Соорудив из палестинского платка бандану, я настигла охристианевших за время экскурсии попутчиков уже на выходе из храма. Фира бросилась мне на шею с пафосными воплями и слезами радости:

- Я думала, что потеряла тебя навсегда! Почем платок брала?
- Фира, экономь ресурсы, стена плача еще впереди, - сказала я подруге и не ошиблась.

8.

   У входа на Стена Плача-пляц нас долго обыскивали две бдительные еврейки-солдатки со злыми глазками. Они потребовали развязать бандану, напрасно полагая, что под ней колтуны, в которых я прячу осколочную бомбу, затем по очереди понюхали пудру, не пахнет ли та тротилом. Но после моего вкрадчивого «трусы снимать?» немедленно переключились на Фирку. Ее заставили вывернуть на стол ридикюль, в котором среди помад и пуховок оказались пачка пупырчатых презервативов с запахом корицы и анальный вибратор.

- Фира, это мелко, - сказала я строго. – Вибратор перед шмоном могла бы спрятать в более укромном месте, а презики – взять в рот вместо жвачки. Но если будешь хорошо себя вести в очаге трех цивилизаций, то на ужин куплю тебе булочку с корицей.

   На подходе к Стене Плача катя научила, как в расщелины стены совать записки с просьбами к Богу. Еще она наказала ни в коем случае не фотографировать стену и молящихся. Фира тут же нарыла в безразмерном ридикюле косметическую салфетку, на которой написала обращение к Богу. Я сделала ту же глупость, и мы со скорбными лицами приблизились к стене.

- А яврейский Бог поймет по-русски?
- Конечно, Фира, он полиглот.
- Тоже инъяз закончил?
- Задай этот животрепещущий вопрос нашей кате.
- Ой, Зин, а что ты в записке написала, ну скажи…
- Ну, на, смотри, от лучшей подруги у меня нет секретов.

   Фира развернула мою записку и скорчилась от смеха. Там было написано: «Выйти замуж за олигарха».

- Че ты ржешь, несчастная? Сейчас же сделай трагическое лицо, будто ты на похоронах Иисуса Иосифовича или, по крайней мере, твоей сестры-сводницы.

   Тогда подруга развернула перед моим носом свою записку. Читаю: «Выйти замуж за олигарха». Вдруг Фира посерьезнела:

- А как же яврейский Бог нас различит? Надо бы подписаться.
- Ага, и домашний адрес укажи, и телефон, e-mail не забудь.

   Но Фира уже включила запретную камеру, сунула мне в руки, а сама начала позировать. Она то обнимала стену, задирая ножку, то кокетливо улыбалась, высовывая язык и прижимаясь к святыне, будто фотки предназначались для музея истории порнографии. Тотчас выскочил из ниоткуда какой-то пейсатый и заорал на нас грубо. Подруга руки в боки и пошла на него тараном. Красноречивым жестом она пригрозила ему насильственным гомосексуальным актом и прочими народными забавами. Надо было видеть, как несчастный ортодокс бежал, оглядываясь.

- Фира, он позовет подмогу, - сказала я мудро, - тикать отседова надо.

9.

   Перед вояжем на Мертвое море Фира заявила, что ей нужно купить купальник. Предвидя разборчивость сестры, Роза повезла нас в Гран Каньон в Тель-Авиве, где почти все продавцы говорили по-русски. Плевать подруге, что купальники нельзя мерить. Набрав дюжину, она заперлась в примерочной. Как ни стучались продавщицы в кабинку, натренированным коммунальным голосом Фира орала «Занято!»

   Роза в это время тонула в контейнерах с уцененкой, откуда летели с руганью в разные стороны экземпляры маленьких размеров. «У вас что, магазин для дистрофиков и лилипутов?» - Донимала она притихших продавщиц. Наконец с грохотом распахнулась кабинка, и выплыла потная и счастливая Фира, на босу ногу с малиновыми ногтями и в оранжевом купальнике с зубастой акулой на первопричинном месте. Она прошествовала к большому зеркалу, оглашая зал криками:

- Роза, Зина! Ну, как я в нем?!
- Не жмет? – участливо-издевательски спросила Роза. – Девочки, - обратилась она к пожилой продавщице, - поищите эту модель на три размера больше.

   Принесли, но белый с черной акулой.

- Вы в своем уме? – возмутилась Фира. – Белое же полнит!
- А уж как стройнит тебя оранжевое…

   После трех десятков бутиков Фира катила перед собой тележку, до краев наполненную розовыми кофточками и трусами с начесом для Розы, поверх которых лежал ее вожделенный купальник кроваво-красного цвета с разинувшим пасть крокодилом на трусах. Да, матч по экстремальному шопингу я проиграла вчистую.

10.

   В пансионат на Мертвом море мы прибыли к обеду и попали сразу на шведский стол. После великого поста в доме Розы откровенно хотелось жрать. Фира не мелочилась. Вместо того чтобы положить в тарелку ложку кушанья с общего стола, она тащила приглянувшееся блюдо к нам за столик. Конкурентов успешно отпихивала задом, а пирожные аккуратно сложила в припасенный пакет для авиарвоты.

   После обеда мы пошли в косметическую лавку «Дары Мертвого моря». У входа стояли поджарый бедуин и сгорбленый верблюд. Первый подсаживал и брал шекели за фотографии верхом на втором. В магазине все надписи для лохов были по-русски. При появлении Фиры с джутовым мешком лица продавцов просияли - это был их день. Самый наивный помог потом дотащить покупки до номера, за что был изнасилован на месте, с контрольным поцелуем Фиры в висок.

   Наконец мы собрались на пляж. Фира подготовилась к премьере красного купальника с крокодилом, обмазавшись с головы до ног целебной грязью. Главной интригой было, пойдет ли Фира сразу ко дну или знаменитый насыщенный раствор соли вынесет и эту экологическую нагрузку.

   Но Фира не захотела как простая смертная тихо войти в воду. Она прошествовала на мостик и стала готовиться к прыжку, как я ни отговаривала. Привлеченные ожидаемым зрелищем, на берег высыпали гастарбайтствующие суданцы и тунеядствующие эфиопы. Они издавали подбадривающие крики и поглаживали под плавками набухшие гениталии. Даже вездесущие бундес-фрау в панамках привстали, раскрыв рты. И очень зря! Когда Фира наконец зажмурила глаза и бултыхнулась, волной не только накрыло озабоченных африканцев, а немецкие старушки хлебнули соленой воды, но и, как сообщил телеканал «Аль-Джазира», на иорданском берегу были затоплены несколько отелей.

   Нахлебавшуюся Фиру доставали багром, буксировали к берегу и откачивали всем миром. Отплевавшись от соли и придя в себя, она стала жрать резервные пирожные, чем снова собрала вокруг себя зрительный зал. Провожали в номер два десятка африканцев и примкнувший к ним маленький волосатый старичок-грузин. До ночи, с перерывом на ужин, новоявленная Мессалина утоляла накопившуюся женскую тоску, оглашая отель громовыми оргазмами. Время от времени я подходила к тихой шепелявой старушке, выдававшей напрокат полотенца в коридоре, и та без запинки докладывала: «шишнаццатый пошел…»

11.

   Будучи убежденной противницей разнузданной групповщины и принципиальной врагиней промискуитета, я в это время бурно выходила замуж.

   С Джузеппе мы познакомились на пляже. Он прошествовал через пекло в черном плаще, черных кожаных штанах и ботинках от Zilli. Тряхнув вороной гривой, бросил черный дипломат на соседний шезлонг и разделся. Лицо и тело его словно ваял сам Микеланджело, который будь натуралом, Сикстинская капелла была бы до сих пор оклеена обоями.

   Опустив солнцезащитные очки от Prada, я наметанным взглядом выхватила его Patek Philippe и платиновый перстень с турмалином. Олигархам в четырехзвездочном отеле не место, значит элитный эскорт. Работает или отдыхе? Метросексуал или гей? Интрига, однако. Я обронила любимую "revolette" от Dunhill. Он поднял зажигалку и бархатным басом с улыбкой протянул:

- Prego.
- Tante gracie… Molto gentile da parte Sua, - убивала я вежливостью светской дамы.

   После взаимного изучения опознавательных знаков и нескольких необязательных фраз я уловила знакомый акцент. А из-под перстня выглянул кусочек татуировки – очень по-русски.

- Джузеппе, - представился пижон.
- Шарман, землячок, я Зиночка. А ты из московских, питерских или зажопинских? Может, прошвырнемся?
- Из Питера. Я Изя Пинхасик. Номера у меня пока нет, не подумал заказать заранее. Может, к тебе маханем?
- Не так сразу, касатик, - вспомнила я, что сегодня Фиркин день. – Для начала осмотрим окрестности.

   Мы взяли такси и отправились к соляному столбу, в который, как фантазируют в одном бестселлере, превратилась жена Лота. Появилась возможность рассказать Изе сказку на ночь и преподнести урок всем воображаемым катям.

12.

   - Здесь неподалеку, на дне Мертвого моря, - плавно повела я рукой, - стоял град Содом, в котором было много ночных клубов, саун, массажных салонов и публичных домов, а на центральной площади, у памятника богу Фаллосу перед Дворцом Содомского Греха, располагалась плешка. Куртизанки и куртизаны заседали в парламенте, который ежегодно принимал законы о снижении возраста полового созревания. Парламентская комиссия по садо-мазо регулировала вес наручников, длину плетей и толщину страпонов. Процветание достигло своей высшей, критической точки джи. Со всей Палестины шли сюда караваны сексуально озабоченных сынов Израиля, бывали специальные секс-туры из Египта и Месопотамии, и даже чартеры на джонках из Китая. Греки и римляне приезжали на стажировку, а индийцы – на педпрактику по Камасутре. Благодаря мощной секс-индустрии Содом расцвел и превратился в Мекку древнего мира…

   Касатик был зачарован, он прижался спиной к соляному столбу и мечтательно закатил глаза.

   - Но Господь, который наделил всех тварей гениталиями, дабы размножались, себе таковых не оставил, дабы не плодить божков, которые бы потом подвели Его под монастырь. Поэтому он ненавидел Фаллоса и страшно завидовал тому, которого любили, почитали и целовали больше, чем Создателя. И решил ревнивый Господь уесть Фаллоса, погубив его любимое творение. «Пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих». То есть, сыпанул серой из ушей своих и дыхнул пару раз перегаром, как Змей Горыныч. Добрый потому что был и, наверно, нетрезвый. Судьбы погибших в огне и страшных муках граждан, включая женщин, стариков и детей, еще предстоит выяснить Комиссии по правам человека ООН, а Экологической комиссии – расследовать катастрофу, в результате которой цветущая долина превратилась в Мертвое море.

   Изя был восхищен, он смотрел влюбленными глазами, а меня несло дальше.

   - Но среди мутного моря развратников Содома Господь нашел и прозрачную каплю высокой морали – пожилого импотента Лота с женой и двумя дочками. Перед катастрофой он шепнул Лоту: мол, тикать отседова надо! А кто оглянется, того превращу, мол, в соляной столб. Это он чтоб свидетелей геноцида не осталось. Папаша с дочками и барахлишком руки в ноги и бегом, а у женушки в Содоме полюбовник остался, которого предупредить не успела. Как полыхнуло, она и оглянулась. Вот тут наш добрый Господь и превратил ее в соляной столб, у которого мы стоим.

- А что стало с Лотом и его дочерьми? – спросил неискушенный касатик.
- Девки были распутными малолетками. По сравнению с ними Ленинградка – это Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь! В первую же ночь они накачали родного отца алкоголем и вступили с ним в половую связь, как учили в гимназиях Содома. Представь, на дочерей у старого импотента встал таки. Им так понравился инцест (все свои и деньги в доме), что наплодили пол-Израиля. Вот откуда пошел слух о деградации евреев!

13.

   На закате мы вернулись в отель. Фира храпела, разбросав натруженные ноги. Под белой простыней колыхался живот и западал рот при вдохе. Мы расположились на соседней койке. В сексе «Джузеппе» оказался слабее, чем в итальянском. Впрочем, храп из-под простыни мало способствовал возбуждению и нирване.

   Мы выпили по коньячку «с почином и свиданьицем». Напарнику я не забыла подсыпать слабительного, после чего прикинулась удовлетворенной женщиной и якобы заснула, предчувствуя дальнейшее. Спустя полчаса Изя встал, аккуратно уложил в дипломат всю мою наличность и ювелирку, но тут-то и приспичило. Пока ненаглядный файл моей памяти исследовал качество туалетной бумаги в сортире, промелькнула подлая мыслишка в зипованном виде, и я прикинула, что тикать отседова надо, обернулась в палестинский платок, похватала свои манатки, его колечко и часики, и выскочила, заперев дверь снаружи.

14.

   У парадного возлежали в дреме бедуин и верблюд, нежно сложив головы на груди друг у друга. Уворачиваясь от плевков, я растолкала обоих, показала на карте аэропорт Тель-Авива и, кивнув на верблюда, сунула бедуину Patek Philippe и перстень с турмалином, которые, конечно же, оказались китайскими подделками. Верблюд промычал, а бедуин перевел, водя пальцем по карте: нет, мол, только до Арада. Ок, прикинула я, к утру доберемся, а оттуда автобусом в аэропорт.

   Насрулла уложил вещи на спине животного, потом подсадил меня и, наконец, запрыгнул сам на «переднее сидение». Я вцепилась в него, как Отелло в шею Дездемоны, а застоявшийся верблюд рванул как восьмицилиндровый бумер.

   Мы помчались по пескам Иудейской пустыни под желтыми звездами в вечном небе. Раздавленные скорпионы скрипели под верблюжьими копытами. Легкий ветерок развевал на мне платок, обнажая грудь, которой я прижималась к спине Насруллы, а руки судорожно сжимали вздыбленный член бедуина, потому что я смертельно боялась упасть.

   На пустынной автостанции Арада, в ожидании автобуса, я вознаградила долготерпение Насруллы три раза на лавочке в зале ожидания. Достойный представитель бедуинского племени оказался на высоте, недоступной фальшивым итальянцам. Садясь в автобус, я позвонила Фире. Подруга сняла трубку, не прекращая храпа.

- Фирка, проснись! Я Зина, прием, прием…
- А зачем ты мне, подлая, звонишь из-под одеяла на соседней кровати, да еще по дорогому роумингу? – Пробурчала спросонья подруга.
- Фира, ветром судьбы меня понесло в аэропорт. Меняю билет и сегодня же вылетаю на родину. Подробности письмом.
- Ой, а кто ж тогда на твоей кровати?
- Это тебе мой подарок, пользуйся и ни в чем себе не отказывай.

   По прилету домой я еще неделю получала СМС-репортажи с красочным описанием насильственных действий сексуального характера. На прощанье Фира подарила питерскому жиголо мою фотку неглиже в качестве компенсации за часы и перстенек, и свой купальник - на память о страстной любви.

   Ходят слухи, что после отъезда госпожи Изю, привязанного к унитазу, истощенного и в синяках, нашла горничная. Но в смерти его Фира не виновата, повесился он уже в полицейском участке, на красном купальнике («он сам все сделал»). Однако ж гад успел написать на туалетной бумаге предсмертную записку: «Зина, ты сука!». Вот сволочь неблагодарная…
------
Тем, кто не поверил невероятным приключениям Зиночки+1, охотно высылаю фото верхом на верблюде наложенным платежом за 250 шекелей /можно в рублях по курсу/.
 

Новогодний анекдот

(Злой шутник)
  9  Про Новый Год  2011-01-01  1  2111
Из моей переписки с сыном в Новогоднюю ночь:

- С Новым годом, возьми в Новый год, только самое лучшее !

- Да я бы взял, но где мне взять один миллион баксов ?

- Под Новогодней ёлкой !

- Да кто-ж меня пустит на Новогоднюю ёлку к Абрамовичу


Вот так, в Новогоднюю ночь, как по волшебству и появляются
новые новогодние анекдоты.
 

Яблоко

(Миша Лапин)
  26  Про яблоки  2013-01-15  1  2109
За горами, за долами, за высокими лесами есть одна удивительная деревня Яблоково. Удивительна она тем, что её жители не едят ничего, кроме яблок. У каждой семьи есть свой сад, в котором круглый год плодоносят яблони разных сортов. Жизнь в том селении однообразна и скучна, и яблончане развлекают себя лишь тем, что каждый вечер приходят на базар торговать яблоками. Вместо денег они используют серебряные камушки, которые есть в тех местах только на одном карьере. Карьер свято охраняется старейшинами яблончанами – самыми уважаемыми и честными людьми деревни. Так вот, когда я побывал в тех местах, то заметил, что самые богатые местные жители отнюдь не самые удачливые садоводы. Всё дело в том, что торговля происходит лишь для смеха - базар для них не просто рынок, в том смысле, в котором мы привыкли понимать, это место массовых гуляний, укрепления дружеских связей и, само собой разумеется, обретения новых знакомств, а яблок у каждого и так хватает. Сосед лучше у соседа возьмёт подгнившие несортовые яблоки, чем у жителя с другого конца деревни к примеру в три раза дешевле свежие яблоки белого налива или антоновки. Очень бойко идёт торговля у яблончанок – кокеток. Молодые яблончане так и вьются возле, швыряя камушками направо и налево. Неплохо чувствуют себя на этом базаре и яблочники – лизоблюды, искусно нахваливающие урожай зажиточных продавцов и старейшин. Казалось бы, к чему весь этот маскарад? К чему весь этот абсурдный пафос? Местные жители могли бы собираться вместе и без причины, ну, например, в местном клубе.. или, скажем, в лесу на поляне.
Ответ я отыскал, в характере этого народа, в его многовековой культуре. Проще говоря – так уж повелось.

Этим же вечером я уехал из этих мест из-за острой боли в животе и поноса. Таким образом мой организм протестовал против навязанной ему диеты.

***
Как только я закончил рассказ о своём путешествии, сразу же зашёл на литературный портал скинуть его на суд многоуважаемых авторов. И тут с удивлением для себя обнаружил, что вернулся обратно в то самое Яблоково, на тот же самый базар...
 

Бытовые 2

(Леонид Олюнин)
  10  Про математику  2012-01-11  0  2102
ТРУДНАЯ ЗАДАЧА
(ретро)

— Это ужас! Такие трудные задачи задают ученикам первого класса, — возмутилась мама.      
— Изводят детей! — поддержала маму бабушка.
А Машенька ничего не ответила. Со слезами на глазах она в сотый раз перечитывала условие задачи.
— Не плачь, — успокаивала ее мама, — вот придет папа — папа решит. Если инженер не осилит этой задачи, то кто ее тогда осилит.
Вскоре пришел папа. Он снял с себя пальто и не заходя в кухню, натощак принялся грызть гранит науки, предназначенный для его дочери.
— Ага! Значится — в магазин завезли сто килограммов яблок и восемьдесят килограммов апельсинов. К обеду, яблок осталось двадцать килограммов, а апельсинов вообще нисколько не осталось. За сколько часов были проданы апельсины? Извините! Но это абракадабра какая-то получается! Как же я могу узнать, за сколько часов были проданы апельсины, если я не знаю час открытия магазина, равно как и время обеденного перерыва?
— Действительно, — улыбнулась мама, — откуда ты можешь знать, ты же по магазинам не ходишь!
— Вот и прекрасно! — вспылил папа. — Если в нашей семье есть такие всезнающие, то пускай они и решают задачу, а я умываю руки.
И папа ушел в ванную комнату. На голодный желудок он всегда сердит. А у Машеньки опять по щекам покатились крупные слезы.
— Да прекратите вы истязать ребенка! — воскликнула бабушка. — Мало того, что ее в школе мучают, и вы еще тут... Она погладила горячо любимую внучку по умненькой головушке и продиктовала: — Пиши ответ. До обеда продали восемьдесят килограммов яблок. Апельсины на прилавке не появились ни до, ни после обеда...

* * *
Это верно — на Урале
Раньше много лыка драли.
Времена другие прут —
С покупателей дерут.

* * *
Одни танцуют — от печки,
другие — от фонаря.

* * *
Говорят, что наши танки —
Боевиты жутко.
Но, зато, у бабки Таньки
Вся в заплатах юбка.


ПЛЮС И МИНУС

Встретился Плюс с Минусом. Нашли друг в друге много общего. Поговорили. За дело взялись. Рьяно взялись, не думая. Но... короткое замыкание произошло. Электропроводка вспыхнула. Дом сгорел.

Мораль: Думать надо.

* * *
За ходячим анекдотом далеко не ходят.

СПАС
— Это правда, что тебя наградили ценным подарком за спасение утопающего?
— Правда.
— Забавно. Ты же плавать не умеешь.
— Он в луже тонул.

* * *
Думал и о других, когда надо переложить свою вину.

* * *
Если в сексе слишком тощ,
То, как говорится,
Потеряв мужскую мощь,
Не спеши топиться.

* * *
В газетах: «Друг он и учитель!» -
На деле сволочь и мучитель.

* * *
Учиться силой заставляют
Вовку-то Егошина.
Этот Вовка вопрошает:
«В школе что хорошего?»
- Кем мечтаешь стать ты, Вовка? –
- «Крышей!»
- Умная головка.

* * *
Клонируют, отламывают штуки.
Мы привыкаем к вывертам науки.

* * *
Мы по берегу ходили.
Ах, погодка хороша!
Браконьера изловили –
Нес с рыбалки два ерша.
Развернись моя частушка,
Оставляй глубокий след.
Выпьем с горя, где же кружка,
В кружке хоть мазута нет.
Жизнь порой на удивление
Бесхозяйственнику – мёд.
В речку валят удобрение,
Думают овёс взойдёт.
Звонче, звонче озорная,
Трепещи природы враг.
Рад ответить, сам не знаю,
Где теперь зимует рак.
Часто слышу я от тёщи,
Мол, озонная дыра.
Думаю: чего бы проще,
Тряпкою заткнуть пора.
Ах, частушка, делать что же?
Делать что же, черт дери?
Не газить никак не можем –
План как пёрышко сгорит.
Экология – словечко
Очень модное и что ж?
Выйти что ли на крылечко, -
Сверху льёт кислотный дождь.
Пой, родимая, не гоже
Умолкать тебе пока,
не пугайся грозной рожи -
кто при должности пока.

    * * *
    Открывайте шире рот:
      С лозунгами прёт народ.

СОСИСКИ И ВОРОНЫ

Говорят, вороны
Любят макароны.
А иные уверяют -
И сосиски уважают.
Но сосиски,
Вот урон,
Не выносят
Макарон -
И ворон
Не любят тоже.
Их сдружить
Никто не может.

* * *
В книжном магазине
самая редкая книга... книга жалоб.

ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ
      (лирика)

Тысячи дятлов по крыше стучат —
Воду сливает небесная тучка.
И водосточные трубы урчат...
А на заводе сегодня получка!
Я по асфальту иду без зонта,
Шляпа на мокрой макушке,
      как чепчик.
Да, а погодка, самая та!
Самая та, которая шепчет...
Только напрасен её шепоток.
Хватит попоек,
      и их одичалости!
Это, ведь, так —
      для начала глоток,
Ну, а потом —
      полетело, помчалось!
Деток, жену, престарелую мать
Пьяною рожею не огорчу я.
В луже не хочется мне ночевать.
Тот, кто желает,
      пусть в ней и ночует.
Мимо спецмаги и мимо пивзал,
Мимо дружки.
Дождик, словно из лейки.
Может, подумаете — завязал?
Просто, не получил ни копейки.

* * *
Выбирали из народа!..
Будет жать четыре года.

* * *
Хотел я покататься на жирафе,
Я видел, как катаются другие.
Осуществил, теперь хотение на фиг,
Стремление на сто процентов сгинуло.
Да не лафа, скорей всего, безлафие, —
Причуда, блажь, ребячее решение...
Ты тоже хочешь оседлать жирафа?
Да лошадь это, только длинношеее.

* * *
Как жаль, что за могилой пустота,
Как некоторые уверяют дяди.
А то бы он, трата-та-та-та-та.
Ещё б такое натворил,
      такое бы наладил.
* * *
Был он когда-то сильным,
Стал совершенно полым.
Что-то конючит сипло,
Но о былом помнит.
Пылью покрыт столик,
Дней еле вертится валик.
Градусника столбик
Скоро за ноль зашкалит.

* * *
На работу не берут —
Безработных кучи.
В рэкетиры бы пошел —
Пусть меня научат.

* * *
А наша планида такая:
И спорить и говорить,
Сбивая вранья окалину,
Свою выправляя нить.
Да, мы богаты фразами,
Наполним любой воз.
Но нас не долбило фазою
    Трепаться из ничего.

* * *
Шли застоем, топали —
Всё-таки работали.
Нынче, просто, благодать,
Блин, работы не видать.
 

ЛИНДАГУЛЬ часть следующая

(Сестра Риммовна)
  14  Сказки  2012-06-10  2  2099
Dennis-Avner-Cat-Man
ЛИНДАГУЛЬ

Часть следующая
( Начало >> Жми сюда )

ХХХ (Хвост Хитрого Хирму)

Продолжается сказка, читатель, моя…
Обернувшийся тигром, в родные края,
А конкретно в Лапландию, мчался Хирму,
С Линдагулью, завернутой плотно в чадру.

И весь путь его долгий от этой чадры
Раздавались проклятия в адрес Хирмы.
Хоть была Линдагуль чрезвычайно добра,
Задушить злую кошку грозилась чадра,

Прямо в лоб наглой кошке пустить пару пуль! -
Всю дорогу мечтала чадра Линдагуль.
Ко всему, когда маг увидал родной чум,
У бедняги от счастья заклинило ум,

И не смог облик прежний он сразу принять.
Наконец (когда грянулся оземь раз пять!)
Плешь вернулась и чуть ниже среднего рост,
Но остался от прежнего облика хвост!

Хвост был страшно красив, дивно был полосат,
Но, увы, вызывал у владельца лишь мат.
Трехэтажно проклятьями хвост обложив,
Пять ужасных заклятий на хвост наложив,

Пот со лба утерев, маг решил, что потом
Разберётся с глухим к его чарам хвостом.
А пока, прихвативши со мха тёмный куль
Из чадры, где сидела внутри Линдагуль

И тигриный свой хвост запихнувши в карман,
Маг пошел воплощать в жизнь задуманный план…
План хвостатого мага сводился к тому,
Чтобы вышла принцесса за сына Хирму!

Как мечтал маг из сына взрастить колдуна!
Но в процесс обучения встряла жена,
На корню загубивши тем самым процесс.
В результате сынок вырос полный балбес…

Пимпедора-жена, суп варя на костре,
Удивилась возникшему сзади Хирме,
Да так сильно, что чуть не свалилась в котёл,
Между тем, был голодный Хирму очень зол.

Нервно дёрнув мужским полосатым хвостом,
Заявил он с порога - «Расспросы потом!»
И пристроив на пол земляной тихий куль,
Где зловеще молчала внутри Линдагуль,

Разбудил нежно папа балбеса-сынка,
- «Я невесту привез тебе издалека!»
- «Лучше б, папка, привез ты баранью ногу!
А жениться я это… прости, не могу»

- «Вот, балбес, ведь получишь всю Персию ты
И девчонку сбивающей с ног красоты!»
Тут уж чистая правда! Когда Линдагуль
Не без помощи мага покинула куль,

Так сверкнула очами она, что сынок,
И папаша с мамашей попадали с ног.
Деморализовала, короче, семью.
«Я невестку не так представляла свою!» -

Заявила Хирму Пимпедора-жена -
«Мне тут в чуме такая краса не нужна!»

&&&&&&

И зачем ему это?

Сестра Риммовна
 

Водолеев

(Vorgeza)
  8  Про ЖКХ  2007-06-26  1  2098
"Ну, сука! Ну, ты у меня, мля, ответишь! Я те рыло твоё лохматое начистю, мля!”.      Все эти угрозы сантехник Пётр Засимович Водолеев через решётку обезьянника второго отделения милиции обрушивал в адрес местного кобеля    по кличке Чистотайд.      
-Водолеев! Угомонись! Устроил, понимашь погром, ещё тут орёшь! - прикрикнул на него старшина Чудаков.
- Я тебе чо, мля,   черносотенец?! Какой, мля, погром?!      
- А хрен тебя знает, Водолеев. Не зря тебя Феноменом называют. А всё почему? Да, потому что ты, Пётр Засимович, как есть, мудазвон и раздолбай.
- Не имеешь правов оскорблять, гамно, мля, ментовское! Ежели б я, мля, был ба этим, ну, черносотенцем, я ба, давно уже эту жидяру Колмоновича замочил ба! А эта сучара лохматое! Это ж, мля, ганибал, в натуре!
- Тогда уж лохматая, а не лохматое. И не ганибал, а каннибал. Да, и Чистототайд кобель, а значит он. Понял, Водолеев?
- Ты, ментяра, мне мозги не парь! Эта, мля, падла меня в подъезд не пускал?! Не пускал! Порвать меня хотел, мля?! Хотел! Ну, и кто, мля, из нас прав?! Прикинь, ежели ба, я, мля, колом не отбивался, чоба было?
- Ну и что было бы?
- А! Вот! Лежал ба я сейчас тама , мля, порватый этим сукой на радость, мля, всему подъезду.
- Ага, про радость ты точно подметил,- усмехнулся старшина, - Ты, чудище лесное, лучше скажи , как умудрился Зинаиду Викентьевну колом по балде, то есть, я хотел сказать, по голове огреть. Благо на ней шляпа с перьями была. Бедная женщина сначала вообще не могла понять, что это было. Зато теперь, уверена, что в отношении неё произошло покушение с целью группового изнасилования.
- Ты чо, мент! Кого?! Эту, мля, чувырлу! Какая групповуха, старшина?! Это чо , мля , мы её напару с этим , мля, с Чистототайдом чо ли, отъиметь хотели?! Ты, сам – то, мля, контралирываешь, чо мне втуляешь, ваще?! Не проканает, мент. Я те, это самое, заявляю канфе, канфефф, канфенци, короче, по секрету. У меня таво этава, понял?
- Нет, - начиная задыхаться от поджимающего изнутри хохота, ответил Чудаков.
Водолеев, приняв таинственный вид, поманил к себе старшину и подождал, пока тот подошёл почти вплотную к решётке.
- Заявляй,- уже с трудом сдерживая смех, произнёс милиционер.
- Ну, тово этава, в смысле, моя орудия, понимаешь ты, давно, мля, не жужжит.
- Что?
- Не жужжит, говорю.
Чудаков, отвернулся, подошёл к рабочему столу, снял с головы фуражку и, закрыв ей лицо, минут на пять дал волю чувствам.
Хохотал он от души, то громко и заливисто, то тихо и истерично, всё время вытирая платком слёзы, заливающие глаза. Отсмеявшись, он прокашлялся, настраивая себя на серьёзный лад.
- Ну, а кто Пимановым с первого этажа, кирпичом стекло в окне разхреначил?
- Вот здеся, мля, виноватый. Промахнумшись я. Пиманов мужик ништяк. Завсегда, мля, на опохмел отстегнёт. Так я чо? Я ж, мля, не снайперюга! Говорю ж, промахнумшись...
 

Компьютерные пословицы

(Old Hamster)
  40  Компьютеры и Интернет  2017-05-16  2  2095

"Коль система DOS - тупа,
      Значит, нету доступа..."
      IT-ишная мудрость


Приятель мой – вполне нормальный хлопец,
Но лень его, увы, большое зло…
Слыл знатоком компьютерных пословиц -
С IT-образованьем повезло.

Своей мне тайны хакерской не выдав,
Умел взломать любой враждебный сайт,
И точно знал, что «восемь ваххабитов,
Конечно, образуют ваххабайт».

Был для общенья с гуру не доступным
Порою оскайплённый интернет:
Он над программой тряс шаманским бубном
И говорил: «Семь бед – один reset!»

Прошу его уже четыре года
На ноутбуке Vistу обновить,
А он мне в скайп: «В Винде – не без урода»,
И вновь, как Гамлет: «Бит или не бит?»

Он отрастил себе «пивной» животик,
И чипсы нынче – главная еда…
А мне сказал: «Комп борозды не портит,
Пока в нём пашет старая Винда».

Дождался я и Vistу слопал вирус -
Придётся друга брать на абордаж…
А он даёт советы мне: «Зри в BIOS!»,
«Таланта по сети не передашь!»

«С нуля поставить новую систему
Легко, ну как «два байта отослать»» -
Пословицей он мне ответил в тему…
Ну, как теперь приятеля назвать?!

Системный диск купил я на базаре -
Пиратский диск, поскольку небогат…
Не запустился – видно, брак в товаре:
«Паршивый бит весь портит гигабайт».

Живу, как в докомпьютерной эпохе:
Гуляю в парке, дни мои плывут…
«Кто в лог, кто по дрова». ««Дровами» лохи, -
Сказал приятель, - драйверы зовут».
 

Падонаг за рулём

(Barmaley)
  50    2009-02-02  3  2095
Ехал в потоке машин и заинтересовался надписью на заднем стекле впереди идущего автомобиля. На "подходе" к перекрёстку догнал, прочитал и понял - за рулём настоящий "ПАДОНАГ!"

Используя лейбл Тойоты ПРАДО - PRADO он написал объявление:

PRADO ЙОТЦО ХАРОШЫЙ МАШЫНКО

и свой телефон
 

Ночь после выборов

(Олаф Сукинсон)
  26  Про выборы  2007-11-09  2  2095
…На ковре, сцепившись и выбрасывая ноги, катались Жириновский и Миронов, бормоча: "А ты кто такой?"
- Не поделились? - спросил Грызлов, задергивая портьеру.
Жириновский и Миронов быстро вскочили на ноги и принялись рассказывать. Каждый из них приписывал весь успех себе и чернил действия другого. Обидные для себя подробности они, не сговариваясь, опускали, приводя взамен их большое количество деталей, рисующих в выгодном свете их молодечество и расторопность.
- Ну, довольно?- молвил Грызлов. - Не стучите лысиной по паркету. Картина битвы мне ясна. Но не помешал ли я вам? Вы что-то делали тут на полу? Вы делили голоса? Продолжайте, продолжайте, я посмотрю.
- Я хотел честно, - сказал Миронов, собирая бюллетени с кровати, - по справедливости. Всем поровну - по двадцать пять процентов.
И, разложив бюллетени на четыре кучки, он скромно отошел в сторону, сказавши:
- Вам, мне, ему и Зюганову.
- Очень хорошо, - заметил Грызлов. - А теперь пусть разделит Жириновский, у него, как видно, имеется особое мнение.
Оставшийся при особом мнении Жириновский принялся за дело с большим азартом. Наклонившись над кроватью, он шевелил толстыми губами, слюнил пальцы и без конца переносил бумажки с места на место, будто раскладывал большой королевский пасьянс. После всех ухищрений на одеяле образовались три стопки: одна - большая, из чистых, новеньких бюллетеней, вторая - такая же, но из бумажек погрязнее, и третья - маленькая и совсем грязная.
- Нам с вами по сорок процентов, - сказал он Грызлову, - а Миронову двадцать. Он и на двадцать не наработал.
- А Зюганову? - спросил Миронов, в гневе закрывая глаза.
- За что же Зюганову? - завизжал Жириновский, - Это грабеж! Кто такой Зюганов, чтобы с ним делиться? Я не знаю никакого Зюганова.
- Все? - спросил главный единоросс.
- Все,- ответил Жириновский, не отводя глаз от пачки с чистыми бумажками. - Какой может быть в этот момент Зюганов?
- А теперь буду делить я, - по-хозяйски сказал Грызлов.
Он, не спеша, соединил кучки воедино, сложил бюллетени в одну пачку и засунул ее в карман белых брюк.
- Все эти голоса, - заключил он, - будут сейчас же переданы Владимиру Владимировичу. Вам нравится такой способ дележки?
- Нет, не нравится, - вырвалось у Жириновского.
- Бросьте шутить, Грызлов, - недовольно сказал Миронов. - Надо разделить по справедливости.
- Этого не будет, - холодно сказал Грызлов. - И вообще в этот полночный час я с вами шутить не собираюсь.
Жириновский с ужасом посмотрел на главного единоросса, отошел в угол и затих.
У Миронова сразу сделалось мокрое, как бы сварившееся на солнце лицо.
- Зачем же мы работали? - сказал он, отдуваясь. - Так нельзя. Это... объясните.
- Вам, - вежливо сказал Грызлов,- любимому сыну президента, я могу повторить: я чту Уголовный кодекс. Я не налетчик, а идейный борец за План Путина. В мои четыреста честных способов политики ограбление не входит, как-то не укладывается. И потом мы прибыли сюда не за сорока процентами. Этих процентов мне лично нужно, по крайней мере, девяносто девять.
- Зачем же вы послали нас? - спросил Миронов остывая. - Мы старались.
- Иными словами, вы хотите спросить, известно ли главному единороссу, с какой целью он предпринял последнюю операцию? На это отвечу - да, известно. Дело в том...
В эту минуту Жириновский развернулся, опустил голову и с криком: "А ты кто такой?" - вне себя бросился на Грызлова. Не переменяя позы и даже не повернув головы, главный единоросс толчком каучукового кулака вернул взбесившегося нарушителя конвенции на прежнее место и продолжал:
- Дело в том, Миронов, что это была проверка.
- Правильно! - воскликнул Миронов. В углу плакал Жириновский.
- Отдайте мне мои проценты, - шепелявил он, - я совсем бедный! Я год не был в телевизоре. Я старый. Меня президент не любит.
- Обратитесь в Гаагский трибунал, - сказал Грызлов. - Может быть, там помогут.
- Меня никто не любит, - продолжал Жириновский, содрогаясь.
- А за что вас любить? Таких, как вы, президенты не любят. Они любят молодых, длинноногих, политически грамотных. А вы скоро политически умрете. И никто не напишет про вас в газете: "Не стало отца русской демократии".
- Не говорите так! - закричал перепугавшийся Жириновский. - Я всех вас в Думе переживу. Вы не знаете Жириновского. Жириновский вас всех еще продаст и купит. Отдайте мои голоса.
- Вы лучше скажите, будете служить или нет? Последний раз спрашиваю.
- Буду, - ответил Жириновский, утирая медленные слезы…
 

Психофизиологическое тестировани ...

(Old Hamster)
  8  Психология  2013-02-12  1  2093

Психологом предложен тест-забава:
"С", "а" и "а", и прочерки меж ними.
Вписал я буквы - получилась "сЛаВа",
Но "Р" и "К" проставлено другими...
 

П…ц всему – 4. Код апокаляпсуса

(Олаф Сукинсон)
  30    2007-10-18  7  2091
- Добрый вечер, дорогие телезрители. Сегодня снова в гостях у телеканала "Культура" выдающийся кино-продюссер современности Альберт Анатольевич Батарейко. И сразу первый вопрос. Правда ли, что вы выпустили в прокат свой «Код апокаляпсуса» специально к победе наших футболистов над англичанами?

- Да! Мы верим в Россию. И победу светлых над темными.

- Но наши играли в серых майках - у меня телевизор черно-белый, я не видел, в каких именно.

- В красных. Это называется контраст. Вот если бы наши все время выигрывали, то какой бы со вчерашней победы праздник? Ну, выиграли, ну и что? Подумаешь! У каких-то англикаков. У англикакушек. Да мы их тридцать лет выигрываем… А раз играют плохо, то вчерашняя победа стала настоящим праздником. Вырвали победу у англичанищ! У англичанищей!!! Вот это и есть конраст: победа после поражений, темные – в светлом, светлые – в темном…

- Наверное, поэтому ваш фильм начинается с того, что любимая няня сидит у Гессера в кабинете, и он дает ей задание победить всех террористов?

- Ну, понимаете, это тонкая цепочка аналогий и ассоциаций. Наш президент из конторы, которую представляет в нашем фильме герой Меньшова. А Меньшов в роли Гессера работал в Горсвете. А наш президент – это Владимир. И Меньшов – Владимир. А Владимир ассоциируется с понятием «Красное Cолнышко». А солнышко дает что? Свет. Вот, а звание любимой няни в фильме – полковник ФСБ. А президент у нас: 1. Любимый. 2. Полковник. 3. Нянчится с нами, как с малыми детьми, холит и лелеет. Вот и сегодня будет нам сказки на ночь рассказывать. Нести, так сказать, свет. Просвещать.

- А-а! Так вы выпустили фильм одновременно ко вчерашней победе нашей сборной и к сегодняшнему общению президента с народом?

- Ну да, был такой посыл. То, что касается победы любимой няни над Палачом – это к футболу. А то, что касается того, что кино – это высокобюджетная, с кучей наворотов, спец-эффектов и факшина (понятие слова «факшин» см. Жми сюда – прим. ред.) сказка – это про сегодняшнее общение.

- Но при чем тут Палач и англичане? Он же француз.

- Вы внимательно смотрели фильм?

- Да! Там любимая няня так красиво показана, особенно безо всего…

- Это мы специально зрителя отвлекали, чтобы прямо обо всем не договорить. Вот смотрите, Палач вроде бы француз, но любимая няня узнает, что он не француз, а усыновленный французом алжирец. Нефранцуз на букву «а». Следовательно…

- А-а!

- Бэ! Вот видите: вы мне «а», я вам «б». Кто у нас на букву «б»?

- Ну, понятно, эти...

- Вот именно, британцы. «А» - какая буква алфавита?

- Первая.

- А «б»?

- Вторая.

- Вот так мы закодировали счет – 2:1. Отсюда и первая часть названия фильма – «Код». У нас вообще очень много закодированных образов в фильме.

- А вот мой любимый момент фильма, это напряженное действие, когда любимая няня голой моется в душе – тут что закодировано? Что это символизирует?

- Это символизирует нашу Родину. Она прекрасна, но ей нужно очиститься. И ее, то есть саму себя, очищает любимая няня. А она по фильму кто?

- Полковник ФСБ!

- Во-от.

- А что закодировано во втором слове названия фильма – «апокаляпсус»?

- Ну, тут все предельно просто. «Апокаляпсус» похоже на слово «Шапокляк». «Шапокляк» - «шапка». А с шапками что делают? Ими закидывают. То есть фильм на самом деле называется «2:1 – шапками закидали».

- А что ж вы так прямо и не назвали?

- Да господь с вами, кто же в наше время говорит все прямо? Боязно ведь. А вдруг?

- Да, уважаемые телезрители, вот такие у нас настали времена…
 

Олимпийцы и партия

(wadim)
  10  Олимпиада  2008-12-18  1  2088
Секретарь обкома по идеологии на активе рвал и метал , парторг сидел ,втянув голову в плечи : "Этот мальчишка перечеркнул плоды нашей пятилетней пропаганды советского образа жизни !"
Иван И... начинал свой трудовой путь на большом заводе в областном городе учеником слесаря . Занимался спортом , упорно тренировался . На заводе следили за его успехами и после возвращения из редкой тогда поездки в США устроили ему встречу в клубе . "Наш Иван показал этим янки !"
Зал битком , Иван в чёрном костюме и непривычном галстуке стал рассказывать о соревнованиях и рекордах пока его не перебил бывший наставник по слесарному делу : "Мы , Ваня , всё это в газете читали , а расскажи лучше , как там люди живут ?"
Парнишку из провинции , впервые увидившему Штаты понесло !
Он взахлёб говорил о громадных магазинах , набитых товарами , улыбающихся людях на улицах, жаренных курах по доллару , зал зааплодировал . Парторг бросился спасать положение и заговорил о толпах голодных безработных и обижаемых неграх . "Голодных не видел ,"-отрезал Иван , а негры там ездят на таких машинах , что нам и не снилось ."
"Да что там говорить , отлично живут , как при Коммунизме !"
Собрание быстро свернули , а бедный Иван стал "невыездным" ,пока через год не переехал в другую область и там уже держал язык за зубами .
 

Поэт-песенник

(Олаф Сукинсон)
  40  О поэтах  2008-05-05  4  2087
- Иван Соломоныч, ну что вы всё какое-то старьё мне носите? Мир изменился, страна другая, а вы всё про войну, да про войну.

- А что же я могу, Григорий Моисеич? Пятьдесят лет писал военные тексты, было нужно, а теперь вдруг не нужно. Что же мне писать?

- Вы попробуйте шансон. Про братву, про зэка, про шмару.

- Про шмару не буду, даже не просите, у меня рука не поднимется. А про зэка… Ну , если так:

Соловьи, соловьи, не тревожьте зэка,
Пусть зэка подремлют пока…

- Не «подремлют», Иван Соломоныч, а «покемарят».

- «Покемарят» в размер не встанет. Лучше так:

Соловьи, соловьи, не тревожьте зэка,
Пусть зэка кемарят пока…

- Ну вот! Вот! Можете ведь, когда захотите. Только «соловьи»…

- Что, соловьи?

- Откуда на зоне соловьи? Может, лучше «петухи»?

- А откуда на зоне петухи?

- Они там есть.

- Откуда вы знаете?

- Я написал музыку к 143 шансонам!

- Ого!

- За 12 дней!

- Ого! Ладно, вам виднее, пусть будут «петухи».

- Да нет, как-то не то: мелодия сложноватая выходит на этот текст. Может, что-то другое придумаете?

- М-м… А! Вот:

Через 2, через 2 зимы,
Через 2, через 2 весны
Отсижу, отсижу как надо и вернусь.

- Что-то у вас опять «Калашников» получается…

- Калашников, Калашников. Вы мне навеяли… А если… О! «Песня о купце с «Калашниковым»»!

- Ну, милый мой, купец, как говорят у нас в шансоне, не проканает.

- Почему это?

- Да он же барыга стрёмный. А надо про конкретных пацанов писать.

- Ну так там же еще опричник есть.

- Менты тоже не в жилу.

- Ну так купец же его мочит.

- Вот что, давайте завяжем с этим блатняком. Вижу, не идет он у вас. А если вам на мюзиклы перестроиться? Мне как раз заказали мюзикл «Хоббиты».

- Можно первоисточник полистать?

- Вот.

- Ого! Щас… Так. Так. Ага. Ну вот для затравочки:

В Изенгарде тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Мории
Часовые родины стоят.

И вот еще:

Гремя мечом, сверкая блеском стали,
Пойдут 6 гномов в сказочных поход.
Их в путь пошлёт родной товарищ Балин
И Бильбо Сумникс в бой их поведёт.

- А гномов 6 было?

- Да хрен его знает, я запутался в их вьетнамских именах, потом поправим.

- Но что же вас всё на войнушку-то сносит?!

- Ну, кто на что учился… А что, патриотизм нынче не в моде?

- Почему же, если только со словом «Путин»*…

- Путин?

- Путин.

- Так. Дайте подумать. А… Вот:

А в чистом поле – система "Град",
За нами Путин и Сталинград!

- Вот оно! Вот! Щас мы музычку подберем, и хит в кармане!

______

* - через 2 дня в нашей стране президент будет носить другую фамилию. Этим произведением автор отдаёт дань за 8 лет президенту Путину.
 

ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ХЕРОЛОГИЯ

(Ильх)
  22    2008-08-24  6  2083
"К "слову", о други, подход быть обязан взвешен.
"ХЕР" или "ГЕР"?.. - вот в чем the question!"
Матвей Хераскин

( Цитаты из дневника стихотворца Матвея Хераскина, адаптированные
к реалиям нынешних дней).

      ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ХЕРОЛОГИЯ.

По долгому размышлению пришел я к выводу, что фамилия моя состоит
из двух корней: русского ХЕР и английского ASK (т.е. "вопрошать")
Вот и вопрошаю я сам себя: Не я ли обязан разобраться со всем этим?

Слово "ХЕР" имеет несколько значений в русском языке:
1. Полное название буквы Х (ха), аналог в греческом алфавите:
буква "кси", в латинском - "икс".
2. Знак перечеркивания - Х - искаженный, кривой крест.
Отсюда - "похерить", т.е. зачеркнуть.
3. Эвфемизм матерному русскому словцу, имеющему такое же
количество букв.

Вчера, воротясь из трактира в приподнятом состоянии духа, стал
я было заигрывать с кухаркою своей, Марфой. Но получил отпор,
услышав от неё такую фразу: " Вот я щас, вас, барин, скалкою-то
как херакну!"   Я даже подскочил от внезапно осенившей меня
догадки. Ну, конечно: ХЕРАКНУ - ГЕРАКЛ! Прямая связь!
Думаю, что мне следует продолжать изыскания в этом направлении.

В Ветхом Завете и в Апокалипсисе встречается ангел Херувим,
являющийся вторым по значению после Серафима, и служащий
Богу как средство передвижения (вроде как всаднику - конь).

Существует и слово "ХЕРЕМ" - являющееся еврейской анафемой.

Что это может дать моим изысканиям?
Может быть слово херем разделить на составляющие: хер ем?..
А если в слове "херувим" в двух местах подставить английскую
букву D (ди), то получим: хер увидим, хер удивим.
Нет, херня какая-то получается. Думаю, что все это не имеет
никакого отношения к моим поискам истины.

Слышал намедни от дружка своего, Гавриилы Романыча,
поразительный анекдот о похождениях некоего китайского монаха,
знатного древнего рода, по древней Европе. Звали того монаха -
Хунь Хуань Хер и был он послан китайским императором в дальние
страны, в экспедицию, с целью распространения замечательного
китайского чая за пределами Поднебесной, и получения в последствии
от того выгоды.

По косвенным признакам могу судить, что монах тот оставил в
Европе весьма заметные следы.
Who is who (her) - как говорят англичане.
Странно, что "her" у них женского рода...

Но наиболее велико влияние монаха, по всей видимости,
распространилось на территории нынешней Германии. Возьмем
хотя бы древнее германское племя херусков, разгромившее
в свое время даже непобедимых римлян!

Правда, постепенно, бюрхеры заменяют глухую согласную "Х",
на звонкую "Г". Но меня-то не обманешь!
Так вот откуда и само название - ГЕРМАНИЯ!
Косвенно об этом свидетельствует и немецкое слово "ХЕРЦ",
что означает "сердце" и доказывает то, что именно знатный
китайский монах, Хунь Хуань Хер - сердце германской нации!

Постепенно хероволны накатываются и на Россию.
Вот взять хотя бы город Херсон ( усеченное название от Херсонес).
Так и слышится: хер - сон, то бишь: не сон ли - ХЕР?..
А как в южных провинциях произносят букву "Г"? - Что-то среднее
между "г" и "х" (надо бы сочинить такую буквицу, например - буква
"х", а вверху черточка на манер "й"...

Но самые тяжелые напасти на слово "ХЕР" пришлись на время
правления царя Ивана I\/ (Грозного).
Началось с того, что сочинил он как-то перевертень (единственный
дошедший до наших дней):
      
      ХЕР - ГРЕХ!

и похвастался им перед Малютой Скуратовым, а тот, в свою очередь,
распространил его среди царских опричников. И пошло, и поехало,
и закрутилось... Слово "ХЕР" на Руси приобретает исключительно
неблагоприятный окрас и ставится либо в конце слова, как, например:
"парикмахер", либо и вовсе меняет "е" на "и". Например:
"хиромантия", "хирургия"...

Исходя из всех приведенных мной фактов, решил я, что благозвучней
для фамилии моей было бы иметь начальной буквой "г", вместо
нынешней "х". Просьбу сию направил я лично благодетельнице
нашей, матушке-императрице, на что мною был получен ответ:

      А ШЕЛ БЫ ТЫ, МАТВЕЙКА, НА ХЕР!
      Я СЛОВО СИЕ ЛЮБЛЮ!!
      ПИШИ-КА ЛУЧШЕ МНЕ ОДЫ И НЕ
      ЛЕЗЬ СО ВСЯКОЙ ХЕРНЕЙ.

На этом дальнейшие исследования свои прекращаю.

Матвей Хераскин.

 Добавить 

Использование произведений и отзывов возможно только с разрешения их авторов.
Вебмастер   

cached: 702651