Я слышал много раз напыщенные речи
Величественных бонз и мелкого жулья,
Но крепко был мой дух уже вочеловечен
И чувствовал душок душевного вранья.
А ум бурлил, бродя в большой бутыли быта,
И булькал, и кипел, и градус набирал,
Процеживал себя сквозь недомолвок сито,
В осадках мёртвых рифм твердея как коралл.
Взлетал под бледный жар невидимых галактик
И сравнивал их пыл с «домашнею» звездой,
Нырял в пучины грёз и запрещённых практик,
Смывая по утрам прогорклый след водой.
Стрелял огнём добра по подлецам с обрезом,
Смотрел в собачьих глаз мерцающий опал,
Писал свой манифест в ООН и всем Совбезам,
А утром жёг стихи, что за ночь накропал.
Язвительно грустил с улыбкой отрешённой,
Теплел от нежных слов, от мата холодел,
И думал ум порой, что он – умалишённый,
Что вечно невпопад и сроду не у дел.
Метался по сетям, как кот перед присестом,
Сто тысяч раз мечтал до истины дойти,
Пытался угадать по мимике и жестам
Неискренних богов – что ждёт в конце пути?
Бывал и здесь, и там, и в будущем, и в прошлом,
Где сладко, где смешно, и где нехорошо,
Бродил мой ум, ходил. То рыцарски, то пошло,
Пока однажды вдруг
за разум не зашёл…
Я езжу десять лет одним маршрутом,
Взирая на привычные ландшафты.
Нехитрой суетой встречаю утро,
С толпой переплетаясь брудершафтом.
Я помню, как сейчас, зимой и летом
В забытом сквере, тихом и неброском,
Трепал макушки елей вольный ветер,
И, напевая, портил им причёски.
Я помню старый дом, с трубою гордой,
Торчащею на крыше неприлично,
А в будке чёрный пёс, с весёлой мордой,
Собак соседских звал на перекличку.
Я отвлеклась от будничной картины
Всего, как мне казалось, на мгновенье...
На месте сквера - пыль и магазины,
На месте дома - целое именье.
А вместо пса, сидит довольно кошка,
Встречая этот Март протяжным стоном...
Мы перестали пялиться в окошко,
Листая жизнь в мобильных телефонах.
Земля, накинув снежное манто,
Ждала, уподобляясь многоточью…
Как звёзды, перемигивались ночью
Сигналки припаркованных авто.
Толпой ломились рифмы на постой,
Друг к другу липли, как прелюбодеи,
А шаговой доступности идеи
Нахраписто пленяли простотой.
Плыл месяц, грёз полночных старожил,
И в иордань зимы смотрел уныло,
А эго, чувствуя подмену, ныло,
И мрак в засаде тайну сторожил.
Напившись до ноздрей креплёной тьмы,
Паясничали пьяно этимоны,
Энигмы задирали балахоны,
Сверкая неглиже среди зимы.
Пустел стакан, слепил дым сигарет,
Под стать зиме, безличным и холодным
Давил торшер пятном светодиодным,
На тёплый сумрак натравив запрет.
Был похоронен смысл метелью букв,
И, обессилев, как сурок впал в спячку,
Успев в камин швырнуть катренов пачку,
Нелепых, как античный ноутбук.
И вздох прилёг на кончики ресниц,
И время ловко притворилось спящим.
Шептало, что мы все свой сон обрящем,
Устав смотреть на мельтешню страниц.
…Чтоб растопить озябшую печаль,
Я в рифму самовыражался крепко,
Но… лишь духовная погнулась скрепка.
А стих смешным не вышел, как ни жаль…
*
Ну, что ж, пойду легну, чтоб видеть сны,
Где я шучу, смеюсь, как заведённый.
Пусть память стылая, под этот кипиш сонный
Хранит запас улыбок.
До весны.
Идёт комедия в кино -
жена богата, но безвкусна,
муж с секретаршей спит давно...
...Всё это было бы смешно,
когда б ещё казалось грустным...
***
Она шепнула страстно: " Любишь, Миша?"
к нему прилипнув, как пыльца к шмелю.
То ль по привычке, то ли не расслышав,
он ласково ответствовал: " Куплю..."
***
На щеках - руж.
На счету - шиш.
Преуспел - муж.
Прогорел? Кыш!
Я к Вам спешу! Пишу об этом
каллиграфически пером.
Ловя букашек жадным ртом,
о Вас грущу, Мечта Поэта!
Когда бы будни в серой тине
не проводил, терзая мысль,
ища в болоте тайный смысл,
всё глубже падая в трясину
житейских тем, давно бы к Вам
я долетел строкою страстной!
Весь Ваш! До ужаса прекрасный,
рифмуя, к Вам бы приставал,
словами нежно слух лаская,
и, обнажая мир внутри,
любуясь, грезил, говорил,
что в свете Вы одна такая…
И, подбирая слов калибр,
лукаво называл бы Музой,
твердя, что мир безумно узок
без Ваших аппетитных икр…
А Вы, в глубоком реверансе,
смущённо веки опустив,
мне что-то лестное про стих
едва шепнёте… Счастлив шансу,
лаская синь в глазах прелестных,
цилиндром тронуть небеса…
И, раздувая паруса,
себе и Вам быть интересным.
Я к Вам спешу, и в этой спешке
одну лишь истину постиг –
что вдохновения родник
не источает без поддержки…
Мной восхищаясь, и вздыхая,
Вы не умрёте от тоски!
И закудрявятся виски…
Да! Да! Вы правы, дорогая!
Пред Вашим взором постамент,
на нём, к себе неравнодушный,
стихов творец - Поэт Квакушкин –
Вам стих подарит сей момент!
С Днём Поэзии, друзья!
Будьте здоровы и радостны!
Каждому поэту - по Музе! По одной!
Поэтам-многостаночникам – по музею!
Пы.Сы. Органайзер "Лирическое настроение" - работа автора.
Моё новое увлечение.
Добро пожаловать в гости Жми сюда
Когда мы молодыми были,
Нам старожилы говорили:
"В кого пошёл народ?
То хлипковатый, то пузатый,
Какие из него солдаты,
Чтоб грудью лечь на дот?"
Мы соглашались поневоле,
И то – не нам досталась доля,
Неприподъёмный груз!
А ветераны – не из стали,
Но одолели, отстояли
Россию и Союз.
Уже не за горами, близок
Был страшный призрак коммунизма,
Вот-вот ударит час,
Когда назло всей Загранице
Без денег будем веселиться,
Как и учили нас.
В своё положенное время
Вождь отошёл. Иное племя
Нашло в нём корень зла,
Проклюнулись повсюду всходы
Желанно-рыночной Свободы
И Гласность расцвела.
А всё, чего добились предки –
Соцстрах, колхозы, пятилетки,
Невиданный подъём
Интернациональной дружбы –
Вдруг обнаружилось ненужным,
Как Золотой заём,
Как Вера и Благоволенье…
Но вновь сменилось поколенье.
Экономисты прут,
Юристы ломятся стеною,
А те, кто мыслят головою,
Живут уже не тут.
Пройдёт ещё годов десяток,
Вполне освоятся ребята
И удивят весь мир
Своею избранной дорогой…
И это будет эпилогом,
Как говорил Шекспир.
Классным хирургам Игорю Евгеньевичу
и Антону Олеговичу
Я в хирургической палате
На парочку недель прилёг.
Мои соседи по кроватям –
Два Славика, один Сашок.
Забыты светские привычки,
Освоен новый атрибут.
Нас колют от души сестрички
И шланги в полости суют.
А за окном лежит – Отчизна
Торча в нелёгкости своей.
Нужна ей правильная клизма,
Решил консилиум врачей.
Смешалось в кучу всё – откаты,
Падёж валют, электорат,
Орудий слышатся раскаты,
А музы в тряпочку молчат.
Гуманитарные консервы,
Патриотизм кипит в крови.
Болезни главные – от нервов,
А остальные от любви.
………………
Неисчерпаемые темы
Мы обсудили сверху вниз,
Почти решили все проблемы,
Но тут всучили эпикриз.
Петров спешил к начальству. Вдруг
Подуло, будто бы весною,
И в кабинете всё вокруг
Покрылось лёгкой пеленою.
Когда ж рассеялся туман
И стало видно окна, двери,
Петров, не болен и не пьян,
Глазам вначале не поверил.
Курчавый, смуглый, ростом мал,
Знакомый с пят и до макушки,
Пред ним, взволнованный, стоял
Сам Александр Сергеич Пушкин.
- Не бойтесь, - быстро молвил гость,-
Здесь не обман больного зренья.
Вам стать свидетелем пришлось
Необычайного явленья.
Уйдя из жизни в мир иной
(Ему ещё загробный имя),
Я по обители земной
Затосковал невыносимо.
Я так Всевышнего просил,
Чтоб он меня туда когда-то
На миг хотя бы отпустил,
И сжалился-таки Создатель.
Но сроку дал лишь пять минут.
Прошу вас кратко, без прелюдий
Скажите, как теперь живут
В стране, любимой мною, люди?
Рассказ ваш мне прибавит сил,
Глядишь, избавлюсь от печали…
Ах, я представиться забыл,
Я – Пушкин, может быть, слыхали?
Ему в ответ Петров: - О да!
Ну кто же Пушкина не знает?
Я встрече рад, но вот беда:
Начальник срочно вызывает.
И больше уж не тратя слов,
Схватив поспешно всё, что надо,
Через мгновение Петров
Наверх умчался для доклада.
Дождь вторые сутки... Полумрак и сплин...
Лужи по объему, как бассейны...
Я курю и пеплом украшаю ковролин,
Там, где нету пятен от портвейна...
И такой орнамент очень радует глаза -
Смесь лихой абстракции и фола...
Вот смотри что вышло - то ли гусь, а то ль фазан
Трахает русалку в виде голом...
А вот здесь история такая, просто жуть
(видно ее только на коленях) -
То ли Сталин, то ли Ленин обнажает грудь
Стимулом для новых поколений...
А вот это вроде я музу приобнял
И задрал на попе ей тунику...
Я уже шестой окурок в пепельнице смял
И опять фантазий вынул прикуп...
Все что демонстрирует грязный ковролин,
Для моих стихов пойдет в сюжеты...
Дождь вторые сутки... Полумрак и сплин...
Не скучают никогда поэты!!! :)
Стареть – не для трусливых: ной, не ной -
нет выбора, а жребий свыше брошен.
И, косточки считая по одной,
хрустит порой под скрюченой спиной
мешок несуществующих горошин.
И зайца не поймать, тем паче – двух.
А макияж всё чаще – камуфляж, но
ведь мне не восемнадцать, а... (неважно) ,
зато не нужно целовать лягух,
пусть облысел слегка король марьяжный.
Надоедает грохотом салют,
и отвечает зеркальце с усмешкой...
Ну, что же, я о прошлом не скорблю,
пойду готовить ужин королю
и... яблочный пирог для Белоснежки.