За что не любят Горбачева?
Чем не хорош, ну правда, че он? -
За то что пьянство запретил
И выпуск водки сократил!
Везде возил с собой жену,
За то, что развалил страну.
И слышен ненависти стон,
За то, чего не сделал он:
За то, что Горби сам не пил,
И что вороной белой был.
Без боя выпустил бразды,
В Тавриде вырубил сады,
Гэкачепистов проморгал,
Россию - Ельцину отдал!
За что же Ельцин не в чести?
Мы знаем, господи, прости:
За то что был громкоголос,
За белоснежный цвет волос,
За то, что Родину пропил,
И олигархов расплодил,
Приватизацию провёл,
Хотя ментальность не учел.
За две чеченские войны,
За «обнищание страны»,
За то, что джигу станцевал,
И что парламент расстрелял.
За то что как-то раз, по пьяни
Придумал слово... «россияне»!
По вечерам без отопленья
Все холодней и холодней.
Стоит вишневое варенье
Пузатым негром на окне.
Я подхожу, срываю шляпу
И кровожадно ем нутро,
Роняя капельки на тапок.
В другой руке бокал с ведро
Дымится, шепчет мне на хинди
Про склон плантации Киюнг.
А на FM гоняют Стинга
По серебру гитарных струн.
Как невесомый лист кленовый
Твоя рука мне на плечо
Ложится нежно: "Слышал новость?
Ребенок хочет быть врачом!"
"Ну, слава Богу, не путаной,
А впрочем, время еще есть."
"Эй, ты, сатира на гурмана,
А ну кончай варенье есть!"
Подходит дочь, руки движеньем
Нас раздвигает и втроем
Глядим в окно на отраженья,
Что нам смеются под дождем...
А приветик! Во истерик с падругою...
Чо казнисься? Чо, блин, глазки зарёваны?
Ах, Марь Ванн! Ну чо арёте белугою?
Фсё ж чин-чином было там застраховано!
Што ж ты дурочька кака, мая лапочька!
Не казнись, не материся растерянно...
И не парь сибе мозги, фсё в парядочьке...
Получили мы деньжатов немеряно!
Мебель нова! Занавесочьки с птичьками...
Ждёть Марь Ванну вновь любьвёвое ложево!
Как придёш ф сибя - вертайси со спичьками...
Фсё апять застраховал, как паложено!
* * *
Блеск очей туман завесил –
Жизнь висит на волоске:
Кто работает, тот весел,
Кто волынит, тот в тоске.
* * *
Вращается опасно жизни лопасть
С каким-то заклинанием шаманским:
Мужчины ради женщин прыгнут в пропасть,
А женщины в честь них – в бассейн с шампанским.
* * *
Дербалызнешь с утра флакон –
И активней твоё движение:
Где блюдётся сухой закон,
Там отсутствует уважение.
* * *
Они ваяют наш успех,
Твердя о новых платьях:
Я задушил бы женщин всех
От жарких чувств в объятьях.
* * *
Для бабы денежный вопрос
Имеет собственный уклон:
Не надо миллиона роз,
А дайте просто миллион.
* * *
Поел, а хочется ещё:
Форель, икорка, грудочка.
С базара рыба – хорошо,
Но лучше всё же – удочка.
Когда акушерка, в крахмальный халатик одета,
В роддоме ладошкой по попке меня постучала,
Я тотчас же понял, что это вот, именно это
Собой знаменует житейской дороги начало…
И где б ни вершилось потом бытования действо,
В деревне, столице, в тюряге и даже окопе –
Советская власть сладострастно лупила по фейсу,
Но чаще всего доставалось, конечно же, попе…
И я не забыл карьеристов, садистов и выжиг,
Которые столько нагадили Уткину Васе.
Секли и пинали.… Однако я всё-таки выжил!
А власть, слава Богу, концы отдала в одночасье...
Конечно, и новый порядок не мёд и не сахар,
В нём тоже хватает корысти, и злобы, и фальши.
Но всё же ничто не мешает послать его на хер,
А если уж очень достанет, - куда и подальше...
печального образа рыцарь
на стуле сидит матерится
что мельницы суки достали
что дороги латы из стали
а пластик увы ненадежен
что меч заржавел в его ножнах
и что аденома простаты
за юность лихую расплата
и что в удаленном тобосе
где замок стоит на откосе
сидит на крыльце дульсинея
чулками своими синея
и ждет -вот ведь дура -идальго
глаза напрягая миндальные…
Когда выйду на пенсию,
в самую первую ночь
Вместо сна я в саду
на скамейке под яблоней сяду
И до ранней зари,
отогнав мысли бренные прочь,
Буду тихо сидеть,
сквозь себя пропуская прохладу.
Посмотрю в эту ночь,
как давно не смотрел, в небеса,
Изучу, между прочим,
ландшафт удивительный лунный.
Обнаружу на нём,
представляете, нос и глаза,
И совсем уж по-свойски
луна подмигнёт мне, шалунья.
Перестану сжиматься в пружину
и горбиться впредь,
Делать, что не хочу
и кому не хочу улыбаться.
И мой рост, кто не верит,
придёте тогда посмотреть,
Увеличится аж
сантиметров на десять-пятнадцать.
А начальник-то мой,
с кем покуда одна маета,
Самодур и невежа,
каких не знавали от века,
Станет вдруг для меня
существом без рогов и хвоста,
Совершенно нормальным,
скорей, неплохим человеком.
Прочитаю всё то,
что пока не успел прочитать,
Во дворе и в саду
переделаю дел пирамиду.
Буду позже вставать
и во все разговоры встревать,
Когда выйду на пенсию.
Если только когда-нибудь выйду…
Я делал бомбу, чтоб взорвать жидов,
Вдруг крест с груди скользнул на голый провод.
Раздался взрыв! Я выжил... Но зато
Первичный признак мой стал нездоровым.
Ни подрочить, ни выпустить мочу -
- распухшие ошметки славы бывшей.
Пришлось бежать к известному врачу
По имени Абрам Семеныч Лившиц.
Потер свои ручонки этот гад:
"Вчера как раз я сделал друга дамой,
Остался его бывший агрегат!"
Укол.Наркоз.И дело рук Абрама
Проснувшись долго щупаю тайком.
Рукам не верю: новый член обрезан!
Скриплю зубами, в горле моём ком:
Где этот Лившиц, дайте ему врезать!!!
А вскоре я картавить, сука, стал.
Нос вырос, волос стал кудряво-рыжим.
За это и распятие Христа
Соратниками бывшими от****ен...