Я сейчас возмущен до боли.
Обманули вчера, накололи!
Поманили водой горячей.
Я решил, станет все иначе.
Все проблемы решатся быстро,
Буду я всем на зависть чистым,
Что наступит не жизнь, а сказка,
Что судьба будет строить глазки,
Что наполнятся души светом,
Не весной, но хотя бы летом,
Обретут от хлопот свободу...
Но опять отключили воду.
Листал странички я, но тут нечистая
сковала что-то мне сюжетным выстрелом.
Явились образы, толь правда, то ли чушь,
Татьяна Ларина строчит Хоттабычу,
письмо про милого (чтоб сдох) Евгения:
- Верни негодника, гнедым, хоть веником.
Ты ж помогал семье, меня потискивал,
когда бывал у нас, но это присказка,
а сказку как стелил - шелками с вышивкой.
Подлец, натешился, как джин - весь вышел ты.
Должок верни ка мне хотя б Онегиным,
сначала ты сбежал, теперь я "бегаю".
Я вся в соку ещё и не капризная,
но после вас, Хаттаб, теперь с сюрпризом я.
Подай Евгения в коробке, с лентами,
не то жди пристава, да - с алиментами.
В субботу начал дома, а закончил в баре,
И соответственно изрядно «перебрал».
А среди ночи, находясь в хмельном угаре,
Интеллигентную там даму очень «снял».
Я был при галстуке в вельветовом костюме,
И пусть не очень выделялся красотой,
Неотразим я был, галантен, остроумен,
И мы поехали к ней сразу же домой.
Как превосходно начиналось всё сначала,
А за «потом» мадам, прошу меня простить,
Меня в такси слегка в дороге укачало,
И там в квартире Вашей начало тошнить.
Я представлял, как будет это некрасиво
Сблевнуть в момент оргазма в Ваше декольте,
И я сдержать стараясь рвотные позывы
Снимал с Вас шубу в абсолютной немоте.
Пиджак и брюки скинул я в одно мгновенье,
Они легли с трусами кучкою у ног,
А со шнурками вышло просто невезенье,
И я нагнуться, чтоб ботинки снять, не мог.
Тогда чтоб выглядеть чуть более прилично,
На шее галстук я потуже затянул,
Живот втянул, чтобы смотреться эротично,
И так обутый прямо в спальню и шагнул.
Меня такая страсть мадам к Вам обуяла,
Что я пошёл к кровати сразу напрямик,
Но Вы к себе тянули в страхе одеяло,
И издавали приглушённый тонкий крик.
В одежде путаясь, трясясь, как в лихорадке,
Одевшись кое-как под заунывный вой,
Освободив нутро на лестничной площадке,
Я в оскорблённых чувствах двинулся домой.
Когда я утром сам представил ту картинку,
То понял, почему Вы испытали страх,
Меня увидев голым в стоптанных ботинках
На гнутых тощих волосатеньких ногах.
А чтоб исправить всё, позвольте утром ранним,
И в этот раз в других ботинках, без шнурков,
Мне заявиться к Вам с бутылкою «Шампани»,
С букетом алых роз и банкой леденцов.
В.В.П.12.05.2022
«Умру, и кто-нибудь заплачет,
Быть может голубь - на окне,
Его кормил я с рук и, значит,
Он будет помнить обо мне...
[...]
И грустный нищий на углу,
И тот, кому сейчас не спится,
И тот, кого я не люблю».
______
Умру – и кто-нибудь заплачет.
Быть может, рыжий таракан.
Его кормил всю жизнь, и, значит,
Он за меня махнёт стакан.
И растирая сопли лапкой,
Промямлит горестно: «И шо
С того, шо он швырялся тапкой?
Зато кормил как хорошо!»
Но нет, стакан он не поднимет –
Стакан тяжёлый, как бревно –
И лишь, всплакнув, прошепчет имя,
И с горя бросится в вино.
Его трупак увидят утром,
И в мойку выплеснув стакан,
Заметят коротко и мудро:
«Точняк покойного братан!»
Вчера смотрел на разлившиеся в половодье реки и как-то вспомнился мне дед Мазай со своими зайцами. А заодно почему-то и Герасим со своей несчастной Му-Му. И вот что из этого вышло:
- Приходится всё делать самому! -
Вздохнул Мазай и вытащил Му-Му.
И сделал ей, чтоб оживить пейзаж,
С искусственным дыханием массаж.
Герасим же в отсутствие Му-Мы
Не стал смущать незрелые умы,
Бутылку взял (его я узнаю!)
И постучал под вечер к Мазаю.
Едва расположился на дому,
Глядит - собачка. Вроде, как Му-Му.
Разлили зелье белое (горчит).
Собачка неприязненно рычит.
Герасим же отнюдь не гамадрил,
От стресса на пруду - заговорил.
На долю безутешную свою
Пожаловался другу Мазаю:
«Куда я только в жизни не попал! -
В Корею, Штаты, Индию, Непал.
Мои непопадания пестры -
Еще локаций сотни полторы.
За невозможность выйти в путеше
Му-Му была дана мне в утеше.
Но нету у меня теперь Му-Мы.
Осталось путеше до Колымы!»
Му-Му не стала возражать ему:
«Хороший вариант - на Колыму.
А мы, пожалуй, как-нибудь вдвоем
Останемся на месте с Мазаём».
Мазай, поскольку тож не гамадрил,
То зайца горемыке подарил.
Вот так с участьем добрым Мазая
Закончилась история сия.
Ушел вчера в запой сосед-сантехник дядя Коля.
Желанье- накатить стакан, всегда у него есть.
Внутри его процентов девяносто алкоголя,
Как хирургический тампон, проспиртовался весь.
Запас словарный оскудел у этого мужчины.
Да и чего с него возьмешь, он не интеллигент.
Внутри его процентов девяносто матершины,
Он кроет матом, словно уголовный элемент.
Весь дом махоркой прокурил, безмозглая скотина.
И кашляет он по ночам, здоровья нет совсем.
Внутри его процентов девяносто никотина.
Пора соседям покупать от вони - гермошлем.
Еще к тому же старый хрыч-развратник и повеса.
Он много раз к себе водил сомнительных подруг.
Особы те, процентов девяносто, как из леса-
Кикиморы болотные, узришь их - бьет испуг.
Стыд, совесть потерял давно - ворюга и мошенник.
Любую вещь готов стащить, потом ее пропить.
Внутри он, на процентов девяносто, шизофреник.
Он дебошир и хулиган, такого лишь убить.
Желая, видно, нравиться,
Какой-нибудь наш друг
«Все женщины – красавицы!»
При даме скажет вдруг.
И сыплет прибаутками,
На вид учтив и мил,
Тогда как даме жуткую
Обиду причинил.
Она в лицо не бросится,
Не побежит вослед,
И лишь в душе отложится
Обидчику ответ.
Где вспыхнет с новой силою,
Как уж не раз в судьбе:
Она одна красивая,
Другие – так себе.
Как обычно я слил. Проиграл окончательный раунд
Безусловно дебил, утонувший в пучине проблем
Мне до слез надоел бесконечно тупой андеграунд
В жизни этой пробел, оставляющий прочно ни с чем
В дырках. Пробито дно. А хотелось хоть капельку славы
Хоть какой, всё равно. Не бывает её чересчур
В благодарность хотел я внимание постичь от державы
Осознать, ощутить, ну и взвесить на шее гламур
А на крест мне плевать. Я еще не трухлявый, не старый
Пусть поплачет потом этот праведный поц - Вифлеем
В дорогом пиджаке и с помятой зубами сигарой.
Не святой. Ну и что? Не обязан я нравиться всем!